и нацарапанной гвоздём, затёртой, но вполне разборчивой матерной надписью понизу.
Матвей с прогулочным независимым видом прошёл мимо, затем крадучись обошёл здание через проходной двор, выясняя, нет ли где запасного выхода и окон, в которые можно было бы заглянуть, и уже возвращался по кругу ко входу в офис, когда из бесшумно притормозившей у поребрика машины с затемнёнными стёклами его окликнули, а когда подошёл, бесцеремонно втащили внутрь через распахнутую заднюю дверь. Произошло всё это так быстро, что ни рассмотреть похитителей, ни сообразить что-либо Матвей не успел, но зато пребольно ударился головой. Мало того — в довершение и для вящего унижения получил он от кого-то подкравшегося с тыла ещё и пинок в зад, изрядно ускоривший его перемещение. А потому первые его слова в просторном, прохладном машинном чреве на мягком кожаном сиденье были вовсе не теми, что полагается произносить при встрече со старым знакомым. Человек, втащивший его внутрь, отодвинувшись вглубь салона, спокойно выслушал Матвеевы гневные восклицания и, когда тот замолк, потирая ушибленный лоб, спокойно поздоровался:
— Добрый день, Матвей Юрьевич.
Рассмотреть говорившего Матвей, в мгновение превратившийся из охотника в дичь, ещё не успел, но голос узнал сразу. Первым позывом было рвануться вон из машины, но дверца уже закрылась, и приглушённый щелчок замка ясно давал понять, что мышеловка захлопнулась. Такое же подташнивание и сосущее чувство под ложечкой испытывал Матвей в своей жизни дважды: когда везли его чеченские бандиты в пригородный лесок на разборки и в милицейском автозаке — в сходной ситуации. Ни одна из них добром не кончилась, и странно было бы ожидать сейчас иного исхода. Матвей тяжело вздохнул и покорился так невзлюбившей его судьбе.
— Здравствуйте, Евгений Викторович.
— Снова вы, Матвей, попадаетесь на моём пути, — задумчиво сказал Енох. — Да… звёзды не врут, — загадочно резюмировал он и, обращаясь уже к сидящему впереди на пассажирском сиденье мужчине, сказал:
— Пробейте его, Корней, по вашим каналам.
Тот, не поворачиваясь, протянул к Матвею руку в тонкой, телесного цвета лайковой перчатке с раскрытой вверх ладонью.
Книжка называлась «Защита от астральных нападений». Да и не книга, собственно, а пачка тонких, блёклых (третья копия) и небрежно, самодельно сшитых листов. Даже обложки не было. Местами бумага была пробита литерами насквозь, и Матвей представил, с какой силой Костя Йог лупил по клавишам арендованной в прокате пишущей машинки. Поначалу текст заинтересовал Матвея и слегка встревожил — уж больно много там было совпадений с его собственными ощущениями, но уже на третьей странице автор сообщил, что защита от подобных атак нужна только тем, кто в них верит, и Матвей вздохнул с облегчением — не верил он ни во что. Но сомнения всё же оставались, и их мутный осадок не позволял отложить книгу окончательно. А вдруг есть там что-то? Наверняка же что-то эдакое существует, вон по телику недавно фильм документальный показывали, так там один машину с завязанными глазами вёл, другая письма в закрытом конверте читала, — точно ведь что-то есть. Вот и академики некоторые в телепатии не сомневаются, в лабораториях её изучают. Может, стоит позаниматься? А сам Костя так утверждает, что после того как себе защиту от энергетических вампиров выстроил, то и чувствует себя отлично, и потенция ого-го какая стала. Хотя зачем она Йогу? Он женщину-то вблизи последний раз в младенчестве видел.
В таких размышлениях тягучее рабочее время протекало быстрее, Матвей расслабился и уже было настроился на нужную волну, но тут же отвлёкся. В монотонном шуме цеха, который вскоре перестаёшь замечать, его привычное ухо улавливало любые посторонние звуки. Вот и сейчас в общем гуле, в пьяном выкрике стропаля, в ровном натужном гудении карусели и в надсадном визге фрезерного станка (загубит новый токарь очередную дорогую фрезу, и Матвея опять начнут склонять на планёрке за перерасход инструмента) он уловил что-то необычное и выглянул наружу. Ну так и есть: в дальнем конце длинного, вытянутого участка с аллеей стоящих по обеим его сторонам станков показался заместитель начальника цеха Фима Фишман и быстрым шагом, по дороге успевая поругаться со всеми, попадавшимися на пути, направлялся в его сторону.
Невысокий, чернявый и громкий Фима принадлежал к многократно описанной генерации советских евреев-хозяйственников: жёстких, умных, хватких, искренне горевших и сгоравших на работе, закусывавших водку валидолом и, как правило, не поднимавшихся выше заместителей. Он и сгорел через несколько лет, не дожив и до сорока пяти. Сердце не выдержало аврального существования, безумной, истеричной гонки за выполнением никому не нужного плана.
Матвей представил, как он мечет в Фиму астральный огненный шар, как надоедливый замначальника взрывается и разлетается трескучим фейерверком, снопом ярких разноцветных брызг, и даже на мгновение зажмурился, но когда открыл глаза, ничего не изменилось, и маленькая юркая фигурка грядущих неприятностей была уже близко.
Конторка мастера — железная конура, застеклённая со стороны, выходящей на участок, — другим боком прилеплялась к стене цеха и нависала над пролётом, словно вышка часового. Иногда, разозлившись и всласть переругавшись с очередным пьяным токарем, запоровшим важную деталь, представлял Матвей, что стоит у него в вышке-конторке пулемёт и как заряжает он его, взводит и поливает, поливает ненавистный цех бесконечной очередью, как цокают и рикошетят от станков пули, как разбегаются и прячутся по углам все его двадцать два нерадивых работяги. Вели в конторку два пролёта металлической лестницы, и вот уже по ней не остановленные ни астральным огненным шаром, ни воображаемым пулемётом предупреждающе-тревожно цокали быстрые Фимины каблуки.
— Сидишь? Читаешь? — завопил Фишман, влетев в дверь. — А что у тебя со срочным заказом творится, знаешь?
Матвей уже спрятал книгу в стол и с задумчивым видом изучал наряды на работу, которые сам и выписал час назад. На Фимин крик он не вскинулся, а неспешно оторвался от чтения и изобразил радостное удивление.
— О! Ефим Маркович! А я вас и не приметил. Как рыбалка прошла?
Это было традиционное начало их шутливого пикирования, обыгрывавшего и Фимину, и Матвееву фамилии (а был он Рыбаков) и то, что оба они и вправду были заядлыми любителями и не раз рыбачили вместе. Но на этот раз Фима шутку не поддержал.
— Какая, к чертям, рыбалка! Ты вообще представляешь, какой важности этот заказ? Он на контроле в ЦК! Нам всем головы поотрывают, если в сроки не уложимся, буквально оторвут!
— Фима… — Матвей иногда позволял себе подобное панибратство, когда чувствовал, что начальник на взводе и ему нужно перед кем-то расслабиться. А так нет, даже на рыбалке обращался строго по имени-отчеству — пока не налили по второй. — Ну что ты так разволновался? Что, это в первый раз? Да мы никогда вовремя ничего не сдавали, и ничего — живы пока.
Фишман обмяк, подвинул к себе пыльный металлический стул с дерматиновой обивкой и мешком осел на него, нашаривая в кармане папиросы.
— Да понимаешь, Матвей, что-то тут не так. Что-то необычное вокруг этой машины творится.
Он вытащил наконец из кармана правильно, как положено, с угла открытую пачку «Беломора», вытряхнул папиросу, продул и, не закурив, продолжил:
— Никогда такого внимания и такой нервотрёпки не было. И… — Наклонившись, чуть не уткнувшись выпуклым лбом в Матвея, прошипел: — И никогда ко мне из ГБ и из первого отдела не ходили интересоваться, как у нас дела обстоят! Никогда!
Он откинулся назад, выудил из кармана коробок, со второй спички разжёг папиросу и глубоко затянулся. Матвей, который находился уже на третьей неделе очередной попытки бросить курить, поморщился, но не остановил.
— Ну, хорошо. А почему мы-то получаемся крайними? Там и без нас сплошные проблемы. Что, про лопатки никто не знает?
Знали. Все на заводе уже знали, что лопатки первой ступени, маленькие, сантиметров десять-пятнадцать, были наполовину разворованы. Уж очень симпатично получалось, если такую лопатку, блестящую, отлитую из специального жаропрочного титанового сплава, отполированную до блеска, закрепить на чёрной эбонитовой подставочке, да ещё и с хромированной гравированной табличкой внизу: «Лопатка цилиндра высокого давления от уникальной турбины 1200 тысяч киловатт». Получался такой редкостный сувенир, что удержаться было трудно. Вот так их, без
