Кирилл Кащеев - Гость из пекла

– Беги! – крикнула Ирка. – Не останавливайся, беги!

Холодная рука выскользнула из ее ладони, и женщина рухнула на четвереньки, разбивая колени о заледеневший асфальт.

– Не могу-у! – даже не простонала, а провыла она, мотая всклокоченной головой. – Плохо мне… Ноги… не несут!

– Плохо тебе? – злобно оскалилась Ирка, поворачивая назад, к оставшейся под фонарем тетке. Наклонилась, схватила за плечи. – Тебе плохо? Тебе? А твоему ребенку? Ему хорошо? Ему просто замечательно, да? – с каждым словом она встряхивала тетку – голова, украшенная нелепыми крашеными кудряшками, болталась, как у неживой, то заваливаясь на плечо, то падая на грудь. В неверном блеклом свете уличного фонаря лицо женщины казалось рыхлым, как мокрый творог, и даже не белым, а каким-то синим.

– Не могу-у-у! – снова проскулила тетка. – Оставь меня, брось, беги сама…

– Да я б давно тебя бросила! – заорала Ирка, борясь с желанием садануть тетку вот этой самой безвольно обвисшей, болтающейся башкой об столб. – Давно б бросила, если б могла…

Ирка осеклась. Глаза женщины безумно выпучились, рот приоткрылся в беззвучном крике. Ее вздернуло на ноги и со всей силы шарахнуло спиной об столб. Но и тогда женщина не закричала. Она лишь шлепала губами, точно пыталась что-то сказать и не могла, глаза вываливались из орбит все больше, а лицо начало раздуваться… На толстой шее проступили синюшные пятна – точно отпечатки сомкнувшихся на горле цепких длинных пальцев.

Ирка выхватила из-за пояса нож и отчаянно полоснула женщину прямо у горла!

Возникшие из пустоты, из ниоткуда, капли черной крови разлетелись веером и темной капелью осыпали лед.

Воздух завыл. Он выл весь, сразу, словно каждая его молекула превратилась в пароходную сирену, он визжал на тысячу голосов, он лаял и захлебывался пронзительным воплем, от которого мелко дребезжали стекла в окнах спящих домов. Женщина коротко всхлипнула и сползла вдоль фонарного столба, хватаясь за горло и заходясь хриплым, задыхающимся кашлем.

На обледенелый тротуар шлепнулась отрубленная рука. Черная, покрытая короткой кудлатой шерстью, она казалась обезьяньей лапой, только когти на многосуставчатых пальцах были вовсе не обезьяньи. Длинные, загнутые, как рыболовные крючки, они яростно скребли ледяную корку, подбираясь к скорчившейся у столба тетке.

– И… И… И… – постанывая на каждом выдохе, тетка на четвереньках отползала. Отрубленная рука взвилась в воздух и, растопырив пальцы с крючьями когтей, кинулась тетке в лицо.

– Ш-ш-шах! – щелкнула зажигалка, и вырвавшийся из нее неожиданно высокий, как из огнемета, язык пламени охватил руку. Пылающая лапа ляпнулась рядом с теткой, но даже сквозь огонь когтистые пальцы все тянулись, пытаясь добраться до жертвы.

– И-и-и! – истошно завизжала женщина, вскакивая и пытаясь броситься назад.

– Стоять! – В прыжке Ирка рухнула тетке на плечи, повалила, прижала к земле. – Нельзя назад! Нельзя! – вдавливая бьющуюся, как большая рыбина, женщину в асфальт, прошептала она в торчащее сквозь нелепые кудряшки красное ухо. – На части разорвут!

– Не слушай ее! Не слушай! Не слушай! – взвыли за спиной пронзительные голоса. – Она врет-врет-врет! Она ведьма! Ведьма! Ведьмы врут! Врут! Беги! Беги-беги-беги! Поворачивай! Назад! Спасешься! Беги!

– Не оглядывайся! Только не оглядывайся! – лихорадочно шептала Ирка, почти силой поднимая женщину на ноги. – Оглянешься – всем конец! И тебе, и ребенку твоему!

– Оглянись! Оглянись! Оглянись! – взвыли позади низкие скрипучие голоса. – Огля-янись! – вякнул прямо женщине в ухо дребезжащий, как ржавая пружина, противный старческий голосок. – Оглянись, тетка, не то хуже будет! – И снова чья-то рука вцепилась в волосы едва живой от ужаса женщине, отгибая голову назад.

– Не оглядывайся! – рявкнула Ирка, чиркая ножом по воздуху у нее над головой. В тусклом свете ночного фонаря короткий клинок сверкнул живым серебром – хватка на волосах женщины исчезла.

– Идем! Больше не останавливайся! – скомандовала Ирка, снова волоча тетку за собой. Тихо поскуливая от ужаса, та неуклюже потрусила за скользящей сквозь ночь девчонкой. Голоса летели за ними, не отставая, кружили над головами, жаркое смрадное дыхание опаляло затылок, и лопатки холодели от дразнящего, издевательского прикосновения острых как бритва когтей.

– Обернись! Не слушай ведьму, не слушай, она тебя погубит! – сочился в уши вкрадчивый, как дуновение, шепот. – Беги, спасайся, беги назад! Она тебя убить хотела, да-да! – проскрежетал рядом склочный старческий голосок. – Головой об столб, да-да!

Пошатывающаяся от усталости женщина только содрогнулась – из широко распахнутых безумных глаз покатились слезы.

– Не слушай их! Все будет хорошо! – мимоходом, даже слегка рассеянно бросила Ирка, продолжая тащить тетку за собой. Ноздри у девчонки вздрагивали, как у принюхивающейся собаки, а в темных глазах то разгоралось, то гасло зеленое пламя.

– Не могу-у-у! – спотыкаясь и снова едва не падая, провыла тетка.

– Это сын твой не может! – вздергивая ее на ноги и безжалостно гоня вперед, бросила Ирка. – А ты – можешь! Ты – должна!

– Мама? Мамочка! – раздавшийся за спиной радостный детский голосок заставил женщину встать как вкопанную. – Ма-амочка! – ласково пропели сзади. – Куда ты, мамочка? Я тут! Прямо за тобой! Оглянись, мамочка!

– Василек? – неверяще переспросила женщина, и вдруг ее рыхлое лицо озарилось неимоверным, запредельным счастьем. – Нашелся, маленький!

– Не оглядывайся! Это не твой сын! – зимней вьюгой взвыла Ирка, со всех сил вцепляясь в плечи женщине, обхватывая ладонями ее голову, не давая обернуться.

– Кто эта девочка? – удивился сзади детский голосок. – Почему ты слушаешь ее, мама? Прогони ее, мама, прогони! Она плохая, она злая! Это я, я твой сыночек, я тут, у тебя за спиной, оглянись, мама, огляни… а-у-у-у-ау-у… – детский голос вдруг перешел в гулкий, пронзительный вой – не оборачиваясь, Ирка швырнула через плечо горсть каких-то семян. Позади коротко полыхнула зеленая вспышка.

– Чертополох! – мстительно оскалилась Ирка. – Они его не выносят! Беги, не оглядывайся! Пока не оглянешься, они ничего тебе не сделают! – И она снова поволокла женщину вперед, по темной ночной улице.

– Куда ты, мамочка? – жалобно закричал за спиной детский голосок. – Не уходи от меня! Не бросай, мамочка! Я один, я маленький совсем, тут темно, тут страшно, я не могу без тебя! Я люблю тебя, мамочка, не оставляй меня! Не бросай, мамочка!

– Это не твой сын, не твой, твой сын не здесь! Беги-беги… – как заклинание повторяла Ирка и все шла и шла вперед, заставляя тяжело навалившуюся ей на плечо женщину переставлять ноги.

– Мама! Ты что, не слышишь, я зову тебя, мама! Ты уходишь, мама? Ты бросаешь меня? Ты мне не мать! – детский голосок за спиной вдруг сорвался на пронзительный визг. – Не мать, не мать! Ты меня бросила! Бросила! Отец бил меня, а ты только смотрела! И сейчас бросаешь! Не мать, не мать! Предательница! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдохла! Ненавижу! Будь ты проклята!

– У-у-у! – завыв, женщина вдруг рухнула на колени и принялась биться головой об асфальт. – Он правду говорит! Сыночек, Василечек, прости меня! Проклятая я! Проклятая!

– Вставай! – заорала Ирка. – Нашла время каяться! До одного места ему твое покаяние, его спасать надо!

– Он правду говорит! – колотясь лбом о твердую наледь, продолжала завывать женщина. – Правду!

– Без тебя знаю, что правду! А теперь – пошла! – рявкнула Ирка, поддавая тяжелым ботинком по обтянутому старыми «трениками» заду тетки. – Пошла, кому говорю!

– Проклятая, проклятая… родным сыном проклятая! – бормотала женщина, бредя по ледяной темной улице следом за Иркой.

– Проклятая-проклятая! – самодовольно скрипел позади гнусный старческий фальцет. – Проклятая! – ухало глухо, как в бочку. – Как есть проклятая, на веки веков проклятая…

– Мама! Мама! – в темной арке двора забрезжил призрачный, фиолетовый свет, и сквозь темноту проступил силуэт ребенка – светловолосого мальчика лет четырех. Совсем голенького и босого. – Мама! – ребенок протянул руки к женщине. – Мне холодно, мама! Забери меня отсюда, мама!

– Курточки нету… – останавливаясь, пробормотала женщина. – Батька его курточку-то забрал, пропойца. Прям на улице снял, когда на бутылку не хватило. А я слова не сказала, боялась, прибьет. Гадина проклятая! – женщина с силой ударила себя кулаком в лоб и вдруг начала яростно сдирать с себя старую, с торчащим из дыр синтепоном куртку. – Сейчас, сыночек! Сейчас мама тебя согреет! – крикнула она, бросаясь к призрачному ребенку.

Ирка вцепилась в нее одной рукой, не давая сдвинуться с места. Вторую запустила в болтающуюся на плече сумку, выхватывая из нее обыкновенную пластиковую бутылочку. Выплеснувшаяся из-под крышки струя воды хлестнула призрак, точно плетью.