Грудь у него была замотана-перемотана, от левой половины отходила толстая трубка, оканчивающаяся в блестящем разными финтифлюшками и глазками цилиндре, стоящем на полу.
Скосив глаза, Федор увидел сидящего через проход на откидном сиденье Кирилла Францевича. Заметив, что раненый пришел в себя, орханин участливо наклонился и спросил:
– Ну как, больно?
Пошивалов кивнул, как мог.
Кир поманипулировал чем-то на стенке цилиндра, невидимой Федору.
– Так лучше?
Пошивалов снова кивнул, чувствуя, как боль, заливавшая его с головы до ног, сжимается и отползает в дальний уголок тела. Впрочем, она была такая большая, что совсем исчезнуть не могла. Одновременно захотелось спать.
Кир приоткрыл окошечко в отсек водителя и сказал:
– Элвуд, нельзя ли поскорее?
– Можно, – проворчал водитель, и Пошивалов узнал Вильямса. – Если хотите, чтобы остановила полиция. Мы же конспиративная «Скорая помощь», я не могу включить сирену!
– Остряк! – заметил по-русски Кир, закрывая окошечко.
– Что, неважные дела? – выдавил из себя вопрос Федор: хотя боли почти не осталось, но слова давались с большим трудом, он уже почти засыпал.
Орханин пару секунд смотрел ему в глаза.
– Если откровенно, весьма хреново. Бочину тебе разворотило, будь здоров. Пули у этого гада оказались усиленные, хоть и стрелял с глушителем. Да и не мог я тебя вывозить сразу, а местных врачей не пригласишь. Твое счастье, что, когда мы сообразили, что случилось и где тебя искать, я догадался прихватить полевой реаниматор. – Он кивнул на блестящий цилиндр.
Федор судорожно вздохнул, борясь со сном, и боль снова зашевелилась в груди.
– Но если бы мы опоздали минут на двадцать – хана бы тебе, парень, прямо говорю. В любом случае теперь тебя придется вывозить на лечение туда, – Кир показал пальцем в потолок минивэна. – Надо только подальше от города отъехать, а то челнок скрытно не сядет, сам понимаешь. А еще требуется вывезти этих субчиков в надежное место – они же «вещественные доказательства». Ну и заварил ты кашу, скажу тебе!
– Сильно накажут? – проговорил Пошивалов, едва ворочая языком.
Кир усмехнулся:
– Я бы тебя наказал, ох как наказал! Но тебя, скорее всего, даже наградят…
– Посмертно, – выдавил Федор деревянными губами.
Кир снова усмехнулся и осторожно потрепал его по колену:
– Выживешь, солдат, выживешь. Будешь как новенький. Вообще ты, хотя и вопреки инструкциям и дипломатическим нормам, сделал большое дело. Без твоего «нарушения правил» мы бы еще черт знает сколько блуждали в потемках.
– Но как они умудрились людей завербовать? – Федор говорил все тише.
– Клоны, понимаешь, дружище, клоны! Штучные клоны, наши полевые анализаторы не отличают. Вот зачем им нужен был экипаж того корабля. А нам предстоит выяснить, как они научились в мозги так залезать, что фактически туда своих пересаживают. Это не просто вре́менные программаты, это новая проблема, но теперь мы хоть знаем, в чем дело. Конечно, жаль, что ты своего бывшего друга завалил, снайпер, точно в лоб ему впечатал дважды, аж мозги разбрызгало…
Пошивалов вдруг всхлипнул, и Кир истолковал это по-своему:
– Федор, ты не переживай, ты не друга убил, он им уже не был.
Пошивалов чуть повел головой:
– Да я уже понял, что я – идиот? К тому же бабочка…
– Что за бабочка?
Федор объяснил:
– Антон всегда ненавидел насекомых, а тут так нежно ее в воздух подбросил. Это не сразу в голову пришло, но не давало покоя весь вечер.
– В общем, твой друг давно умер, не сегодня утром.
– Он не умер, – прошептал Пошивалов. – Они все живы, пока я помню…
Он закрыл глаза и, не в силах сопротивляться наваливающемуся сну, поплыл в темноту временного небытия. Перед ним вставали дорогие лица – жены, дочки, Антошки.
«Они все живы, – беззвучно повторил Пошивалов. – Пока я их помню! И пока помню я – я сам живу!»
Он знал, что должен выжить, что у него на Земле и на десятках других планет еще есть много жен, дочек и друзей, пусть не его собственных, но всем им требуется защита. Потому что все люди – братья перед лицом куда более серьезной угрозы, чем свары между белыми или черными, христианами или нехристями. И даже те, кто пока этого не понимает, как большинство на Земле, рано или поздно поймут. А пока не поймут, он будет драться за них – везде, где нужно. Драться и помнить… И жить – пока помнит!..
Машина свернула на проселок, и теперь затрясло по-настоящему. Пошивалов слегка застонал сквозь сон.
Кирилл Францевич проверил крепление носилок и осторожно погладил забинтованный бок раненого:
– Спи, солдат, спи. Я тебе умереть не дам, у нас дел по горло!
