Ознакомительная версия.
– Скажу, – подтвердил я.
– Надо почаще так выбираться.
– Надо, – согласился я.
– Ну что, домой? А то мама нас уже заждалась.
Я хотел сказать, что тётя Зина мне не мама и что она ему не жена. И что Тупик Пессимизма не наш адрес, а Перекусихиных. Но к ним я точно не пойду, потому что они натравят на меня господина Бенджамина. А наша мама – далеко, она учёный, и поэтому ей многое можно простить. Даже то, что она так от нас далеко сейчас.
И тут я увидел, что папа свернул не в сторону тупика, а в нашу сторону! На улицу Шишкина! То есть туда, где раньше жили мы с мамой и папой! Но теперь там живёт Железобетонов. Поэтому я не знал, радоваться мне сейчас или плакать.
– Пап?
– Что, сынок? – Он вопросительно обернулся.
– Да нет, я так – просто.
Выходит, у меня всё-таки получилось.
Я открывал дверь своим ключом. Сердце у меня стучало где-то под подбородком, а руки ходили ходуном. Ключ никак не хотел вставляться в замочную скважину. Я всё ждал: вот сейчас, ещё чуть-чуть – дверь распахнётся и на меня и бедного, ни о чём не подозревающего папу обрушится эта громадина с кулаками. Железобетонов, будь он неладен.
Но время шло. Секунда, другая, ключ провернулся в замке, характерно щёлкнув, и дверь открылась.
Тотчас меня подхватил и закружил в объятиях запах пирога с яблоками! Это что же, Железобетонов решил меня вкусненьким побаловать? За то, что я прогулял школу и весь день прохлаждался неизвестно где? Вместо того чтобы укреплять мускулатуру, боксируя грушу в нашей бывшей гостиной. Я был уверен, что Анна Емельяновна ему уже нажаловалась и вызвала на разговор с директором.
Да, это решительно на него не похоже, на Железобетонова. В голову мне прокралась смутная мысль. Такая смутная, что я никак не мог поймать её за хвост и хорошенько обдумать.
– Разувайся, папа, – сказал я, подавая ему тапочки.
Действовать я решил по обстоятельствам. Если сейчас, допустим, Железобетонов полезет драться, я буду биться с ним как лев. Папу я ему в обиду не дам – он и так настрадался.
– Мой руки, папа, скоро будем ужинать.
– Что это ты раскомандовался? – спросил папа своим обычным ироничным тоном.
Я удивлённо на него взглянул. Да, папа совершенно пришёл в себя и теперь, кажется, собирался за что-то меня отчитать. Ура!
Однако эмоции в сторону. Железобетонов что-то радужно насвистывал на кухне. Или это не Железобетонов?
Это…
же…
МАМА!
Это её художественный свист! И пирог с яблоками только она так прекрасно печёт!
Я ворвался на кухню и набросился на неё прямо сзади. Я схватил её руками, вцепился в неё ногами и прижался из последних сил! Мама! Моя загорелая мама приехала!
– Ой, Витька, как ты меня напугал! – воскликнула мама. – Я и не слышала, как вы вошли!
– А мы вошли неслышненько, да! – кричал я, как ужаленный. – Я думал, что тут Железобетонов, а это ты! Какая ты красивая, мама! – Я и забыл, какая она у меня красивая. – Какие у тебя длинные волосы! Какой у тебя нос и уши, мама!
Мама смеялась, а папа её смущённо разглядывал.
– Подожди, мама, а почему ты дома? – вдруг спросил я, от неё отстраняясь. – Ты же должна быть на островах с Просперо Гонзалесом!
Она вдруг посуровела.
– Должна. Но я всё бросила и примчалась сюда первым же рейсом. Витя, что за человек был здесь вчера?
– Какой человек? Когда?
– Когда мы разговаривали с тобой по скайпу. С волосатыми руками! Он же тебя душил!
– Что такое? – насторожился папа.
– А! Это как раз и был Железобетонов. Только его уже здесь нет, по-моему. Погодите, я сейчас!
– Куда ты? – крикнули мне родители. Я сто лет не слышал, как они оба на меня кричат! И двести лет не видел, как они обнимаются!
Я быстренько обежал квартиру, заглянул под кровати, в шкафы – но каратиста и след простыл. В доме всё было по-прежнему – никаких боксёрских груш и тренажеров. Интересно, куда всё подевалось?
– Всё в порядке, его больше нет, – отрапортовал я, сияющий как отполированная Хозяйкиным сковородка. – Вы только не волнуйтесь, сейчас я вам всё объясню.
– Ладно, – вздохнула мама. – Главное, что вы у меня живы и здоровы. И давайте сначала поедим. А то, боюсь, после твоих объяснений мне расхочется пирогов.
И тогда мы сели есть – пирог, и яблоки, и салат, который по-быстрому приготовил папа. А я сделал на всех брусничный морс – по его рецепту. Его на самом деле просто делать: бруснику в банке растолок, воды добавил – и, считай, готово.
В это время на другом конце города (на улице Кислых Щей) Вика Четвертинкина ссорилась со своей мамой. Всё опять произошло из-за супа, который Вика не хотела есть. Ведь никто кроме неё в целом городе не ест щи на ужин! А мама её заставляет. Словом, поссорившись, Вика решила, что такая мама ей не нужна. Поэтому Вика надела резиновые сапоги, куртку с шапочкой и ушла из дому.
Навсегда.
Конечно, было бы гораздо лучше, если бы из дому ушла мама. И Вика жила бы тогда вдвоём с папой, который, в отличие от мамы, Вику любит и бережёт. Но мама никуда уходить не собиралась, и у Вики просто не было другого выбора.
«Вот бы она пропала, – думала Вика, шагая по тёмным-претёмным улицам ночного города в никуда. – Без вести! На всю жизнь!»
Проходя мимо белого дома с синими ставнями, Вика невольно заглянула в окно. В комнате горел яркий свет, и Вике всё было прекрасно видно – даже издалека. Там, за круглым столом, накрытым клеёнкой, сидели трое. И эти трое, заметьте, ели не остывший суп с кружочками жира, а кремовый торт с розочками! На торте ещё был домик (кажется, из песочного теста). Но он целиком достался одному из этих троих – подтянутому, с волосатыми руками – его кормили с вилочки двое других, потолще.
Вика облизнулась и от души позавидовала семейному счастью безымянной троицы. Вооружившись новым приступом гнева, она смело двинула дальше. В темноте уже маячил дом с высокими готическими башнями.
Ещё мгновение – и в одной из них зажжётся окно.
КОНЕЦ
Ознакомительная версия.
