Катерина и Савка посмотрели друг на друга. В глазах Савки плескался ужас, Катерина знала, что такой же ужас написан и на ее лице.
Шаг, другой, цокают подковы сапог по каменному полу… Гетман остановился.
– Слугу позвать? А, до дьябла, надоели все! – и принялся сам стаскивать сапоги.
– Туда, быстро! – прошипел Савка и, прежде чем Катерина успела пискнуть, ухватил ее за пояс и сунул ногами в дырку. Острая щепа распорола и без того висящий на нитках рукав, Катерина взбрыкнула ногами и повисла, цепляясь за края дыры. Над собой в круглом отверстии она увидела искаженное отчаянием лицо Савки. Она должна прыгнуть, должна… Савка наклонился и хладнокровно отжал ее стиснутые пальцы. Сдерживая рвущийся из груди крик, Катерина полетела вниз и… шмякнулась в странно раскисшую землю, хотя дождя не было уже давно. Замычала от боли, судорожно запрокинула голову… чтобы увидеть отчаянно дергающиеся в дыре Савкины пятки. Застрял! Рывок – и, обдирая кожу, тощий мальчишка извернулся и тоже полетел вниз.
– Ты сдурел?! А если бы я разбилась? Ты…
– В сторону! – Савка вскочил и рванул ее к себе.
Гетман Кшиштоф Косинский в нужной каморе старых каштелянских покоев с изумлением рассматривал стоящую у дыры пустую оловянную супницу. Покачал головой – вовсе слуги распустились! – и принялся развязывать штаны.
Из дыры потекло. Задрав голову, девчонка потрясенно смотрела… а потом лицо ее стало красным от возмущения:
– Особая камора… для этого? Прямо в покоях? Они что, не могут до ветру сходить? А еще нас называет свиньями! Да эти паны сами хуже любой свиньи – где спят, там и гадят! Убил мою маму, так теперь еще и это – прямо мне на голову! Не прощу!
– Он не знает, что тут твоя голова, – кротко заметил Савка.
– А это ему не поможет! Я еще не знаю, что я сделаю… – Катерина не закончила, но кулачки, вскинутые к небу, были обещанием. Она повернулась спиной к замковому донжону… и пошагала к колодцу. Теперь ей точно нужно ведро холодной воды.
– Му-у-у! – протяжное мычание недоенной коровы всколыхнуло прохладный воздух. – Му-у-у! – к ней присоединилась вторая, заквохтала курица, зазвенела тяжелая колодезная цепь, заскрипел ворот, ведро с отчетливым плюхом шлепнулось в воду…
– Олена-а-а-а! – пронзительный требовательный вопль прорезал утренний туман, словно разбуженный, он пополз прочь, змеясь вдоль берега реки. – Олена-а-а, выходь с хаты!
– Та вышла-а-а вже, що тоби? – заверещал в ответ такой же пронзительный голос.
– Що там у вас робыться? – заорали с удвоенной силой.
– Та ничого! Бабка городская на крыльце стоит, разряженная-а!
Мурка с Кисонькой прекратили хлопать глазами, как две разбуженные совы, подорвались с раскладушек и рванули к окну. Мама опоздала всего на пару секунд, ей пришлось выглядывать поверх их голов.
Со второго этажа возвышающегося пусть на низком, но все же холмике сельсовета отлично просматривалась единственная улочка деревни. Местные бабки, вооруженные каждая горстью семечек, снова сидели на скамейке у забора… только теперь каждая у своего. Причем хата одной располагалась на дальнем конце деревенской улицы и оттуда было плоховато видно, зато хата второй торчала прямо под сельсоветом, и со скамейки открывался отличный вид на Грезу Павловну, восседающую на крылечке в вытащенном из комнаты председателя кресле. На сей раз старушка была одета в ковбойском стиле: темные джинсы, бежевая блуза и длинный замшевый жилет сверху. На нижней ступеньке крыльца сидел давешний дед и завороженно глядел на Грезу Павловну, будто ребенок в цирке на волшебную тетю в платье с блестками.
Греза Павловна отхлебнула молока из глиняной крынки, изящно отломила хлеба и уставилась на бабку на скамейке, словно смотрела сериал из деревенской жизни – такой не очень качественный, с посредственными актерами.
– Скажите, Сенечка, почему эти старушки перекрикиваются через все село, да еще такими неприятными пронзительными голосами? – с видом энтомолога, обсуждающего странное поведение комаров, поинтересовалась Греза Павловна.
– Так это… – дед покраснел, словно старшеклассник на первом свидании. – Улица длинная. Якщо они тише орать будут, они ж одна одну не почують!
– У вас безупречная логика, Сенечка, – согласилась Греза Павловна. – А почему бы тогда этим глуховатым старушкам с неприятными пронзительными голосами просто не подойти поближе друг к другу?
Дед нервно поглядел на бабку на скамеечке – та замерла, обратившись в слух, и даже рот приоткрыла – и смущенно пробормотал:
– Та они ж старые… Пока дойдут, все интересное закончится.
– Бе-е-еднеенький Сенечка! Как вы, такой цветущий мужчина, уживаетесь с этими дряхлыми старухами?
– Не, ну ты слыхала? – как всегда пронзительно заорала ближняя бабка. – Ця городская фифа каже, що мы с тобою глухие!
– Та слыхала ж – вона ще каже, що мы старые! – откликнулась дальняя, тем самым доказывая, что по крайней мере обвинение в глухоте несправедливо. – Хиба она сама молодая?
Греза Павловна торжественно вручила деду крынку. Облизнула молочные усы над верхней губой. Гибким движением поднялась из кресла и, запрокинув голову к окнам сельсовета, поинтересовалась:
– Николай Дмитриевич, дорогой мой, когда же мы отправляемся? Вы обещали нам активный отдых.
За одним из окон возникло торопливое движение, и выглянул организатор.
– Может, вы сперва позавтракаете? – слегка заискивающе предложил он.
– Да-да, мои дорогие, исключительный завтрак, такой простой и такой… аутентичный! Думаю, именно это и ели по утрам наши предки, – закивала Греза Павловна. – Сенечка встал в такую рань специально, чтоб подоить корову и принести мне молочка, – и состроила Сенечке глазки.
Мурка и Кисонька переглянулись: интересно, как деду удается доить его драчливую корову?
– На свежем воздухе пьется изумительно! Нюрочка, спускайся сюда, я с тобой поделюсь!
– А нема твоей Нюрочки! – злорадно сообщила ближняя бабка. – С раннего ранку пошла себе!
– На речку, – тут же тихо и успокаивающе бросил дед.
– А хлопец молодый, як ее побачил, так теж в окошко скакнул и крадьком-крадьком за нею! – проорала дальняя бабка.
– Авжеж крадьком: с плеером у вухах та полотенцем на плечах! Розовым! Она себе на речку пошла, а он – себе, – снова влез дед.
Мурка и Кисонька переглянулись и хихикнули. С утверждением, что «каждый сам себе пошел на речку» дедок явно ошибался. Похоже, Нюрочка, скажем так, раздражала Влада так же сильно, как и он Нюрочку.
– А другая девка побачила, як он на речку чешет, и теж – скок с дому! – немедленно добавила красок в картину дальняя бабка. – Ох они друг другу за хлопца волосся-то повысмыкивают!
– Нюрочка – интеллигентная девочка и не станет «высмыкивать» кому-то волосы! – возмутилась Греза Павловна.
Со стороны реки донесся пронзительный женский крик.
«А если не она, а ей?» – успела подумать Мурка, и, не сговариваясь, они с Кисонькой сиганули в окно.
– Девочки, вы с ума сошли! – отчаянно закричала мама, но девчонки уже приземлились на четвереньки: подумаешь, при здешних низких потолках второй этаж – не высота! Опережая друг друга, девчонки рванули вниз по каменистой тропе. Новый вопль ударил навстречу, он длился, и длился, и длился. Девчонки вломились в густую поросль на повороте извилистой речки, острые ветки царапали голые коленки.
Это было похоже на фэнтези-картинку. Совершенно симметрично, одна слева, другая справа, и в совершенно одинаковых позах по пояс в воде стояли две девушки: светловолосая Нюрочка в голубом купальнике и темноволосая Лика в красном. А посредине Влад… сражался с монстром. Близняшки затормозили так, что чуть обе не рухнули в колючие кусты. Монстр – настоящий, черный и какой-то… скользкий, будто здоровенный червяк, весь обросший длинной зеленой шерстью, с круглым глазом во всю морду… Мгновение Мурка ошалело глядела на Владова противника… и кинулась на помощь. И опять чуть не улетела в кусты, потому что Кисонька ухватила ее за руку.
– Не лезь! Вот сейчас Влад победит… и будет герой. Хорошо для отношений, – все еще тяжело дыша от быстрого бега, выдохнула Кисонька.
– Кого победит, монстра? – ошалело переспросила Мурка.
– Какого еще… – удивилась Кисонька, но досказать не успела. События развивались стремительно.
Кулак Влада с размаху въехал монстру в круглый глаз. Раздался звон и вопль – на сей раз, для разнообразия, мужской. Монстр кувыркнулся в воду… над рекой мелькнул широкий разлапистый плавник, река взбурлила…
– А ну стой, куда! – и, разбрызгивая воду, Влад помчался в погоню.
Позади девчонок дробно затопотали копыта… и на берег лихим галопом вылетела знакомая лохматая лошаденка с дедом Арсением на спине и… Грезой Павловной, восседающей на крупе и крепко держащей деда за пояс.
