– Где его вещи? Их кто-нибудь смотрел? – выпалила мелкая.
Саша растерянно поглядела на меня, я пожал плечами – я откуда знаю? С нами он не переодевался.
– Обычно мы тут, на конюшне оставляем…
– Так, может, они тут и лежат? – Полинка отпихнула Настю и выкарабкалась из кресла.
– Н-не знаю. Его родители вроде ничего не забирали…
– Так пошли посмотрим, вдруг чего поймем! – с энтузиазмом выпалила Полина.
Надо разобраться, что тут творится, а то прикроют школу – и плакала моя подготовка к пятиборью: цены частных конюшен мои родители не потянут. А потом темнеть начнет… Сашу того… домой проводить. А то и на такси отвезти. Я на мгновение застыл, лихорадочно пытаясь телепатически, на расстоянии подсчитать деньги в кармане оставленных в большой седловой джинсов.
– Идешь? – Саша подтолкнула застывшую в проеме малу́ю в спину…
Она качнулась от толчка и тут же втянулась назад. Вцепившиеся в оба косяка пальцы были белыми-белыми… Я глянул мелкой поверх плеча… Рядом прерывисто выдохнула Саша.
На конюшне было полутемно. От забранных под решетки лампочек падал слабый свет, в котором то растворяясь в сумраке, то отливая чешуей на свету, струились, переливались змеи. Клубок змей, туго спутанный, точно его вытряхнули из мешка посреди коридора, начал медленно расползаться… поднялась треугольная головка, затрепетал раздвоенный язычок. Гибкое тело неспешно скользнуло на границе света и тени, устремляясь к денникам. Притихшая конюшня наполнилась звуками: испуганным фырканьем, перестуком копыт, стукнула дверца, словно кто-то из коней уже пробовал – а нельзя ли дать деру.
Тсссш-ш-ш! – тускло поблескивая, змеи сочились в разные стороны…
У ног Полинки медленно и неумолимо поднималась на хвосте… кобра! Как у факиров в мультиках. Неподвижная чешуйчатая морда, налитый стоялым безумием глаз, язык, то появляющийся, то исчезающий в щелястой пасти… Кобра покачивалась, как цветок под ветром, и ее капюшон завораживающе раздувался…
– Полинка, только не шевелись! – выдохнула Саша.
– А я, похоже, рэп танцую? – голос ее истерически дрогнул, девчонка держалась на самой грани. Я покосился на оказавшуюся рядом со мной Настю – еще один источник возможной истерики. Но та только зачарованно глядела на змею – видно, оцепенела девчонка от страха. Быстрее надо, пока кто-нибудь из них не сорвался.
– Я беру Полинку под мышки и дергаю назад, а ты захлопываешь дверь! – пробормотал я.
Саша даже не ответила – она просто медленно и аккуратно протянула руку, берясь за край двери. Не, встречаться можно только со спортсменками, с ними и змеи не страшны! Стараясь двигаться так же плавно и скользяще, как треклятая кобра, я обнял Полинку со спины и сцепил пальцы у нее на груди. С Сашей было бы приятнее. А то, понимаешь, никакого удовольствия от змеи под ногами!
В один миг змея словно подросла, поднявшись до незащищенных сапогами Полинкиных колен…
– Давай! – я рванул девчонку на себя. Из груди Полинки вырвался пронзительный визг… Ее сапоги мелькнули у кобры перед мордой… Змея прянула вперед и… вцепилась Полинке в каблук. Толстой блестящей лентой кобра взмыла в воздух, вслед за нами влетая в комнату… Со всей дури Саша шарахнула дверью!
Чвяк! Фанера припечатала кобру к косяку с такой силой, что мне показалось – змею расплющило! От удара дверь слетела с петель, с грохотом шарахнувшись об пол. Снова – чвяк! Змею придавило к полу… Сашка с визгом вскочила на дверь и подпрыгнула на ней – раз, другой… Придушенное шипение смолкло… и возобновилось снова. В опустевший дверной проем заглядывала вторая змея.
Настя белкой взлетела на узенький подоконник. Хорошая реакция у девчонки!
– Остальные на стол, живо! – заорал я, запуская во вторую змею каким-то кубком. Грохотнуло – попал, змею снесло, но она тут же вынырнула снова, закручиваясь кольцами над чашей кубка. Оживший символ медицины, блин!
Ни черта полезного у этих конников – у моего тренера по пятиборью в кабинете шпаги висят… Я точно помнил, что у двери стояла лопата, но там змеи! Змеи – лопата, лопата – змеи… Я рванул в коридор, перемахнул змеюку у порога, с грохотом приземлился у лопаты, подхватил, развернулся… Бамц! Метнувшаяся вперед змея впечаталась в лопату. Прямым выпадом я пригвоздил ошалевшую змею к стене. Посыпалась штукатурка.
Пол коридора тек и шевелился, игра теней и света не позволяла понять, скольком там этих змей! Лошади сходили с ума, заражая истерикой одна другую – конюшню наполнило отчаянное ржание и грохот копыт. Гибкое тело скользнуло под дверь денника – и сумрак ожил! За решеткой двери блеснул кроваво-красный глаз и вздыбилась громада мрака – Бахтат взвился на дыбы! Черной тучей взвилась грива, разрывом молнии блеснули оскаленные зубы, и громадные копыта замолотили по змее. Я кинулся коню на помощь – извивающийся клубок преградил мне дорогу. Я шарахнул лопатой – переливы света и тени сыграли со мной дурную шутку – промахнулся, змея атаковала, теперь уже отпрыгнул я… Двери конюшни с грохотом распахнулись…
– Что у вас тут… – спросил стог сена на ножках… Лидка увидела змею… и с размаху накрыла ее сеном. – А ну стоять! Стоять всем! – яростно заорала она. – Брось лопату! Ты ж ее убьешь!
– Что? – я и впрямь замер.
– Это ж настоящая рогатая гадюка, ты соображаешь, сколько она стоит? – Лида тоже схватила стоящую у входа лопату. – Ведро, мне нужно ведро… Ага! – она ухватила ведро.
Я тупо хлопал глазами – Лидка бесстрашно ворошила сено лопатой, загоняя эту самую рогатую гадюку в ведро. Хлоп! Ведро с шипящей змеей накрыли тряпкой и завязали.
– Чего встал? Второе ведро бери, поможешь! – накинулась она на меня.
– Я? Ловить… этих? – меня аж передернуло.
– Пусть ползают? – хладнокровно сбрасывая очередную змею с лопаты в ведро, поинтересовалась Лида. – Или слиняешь, как твои приятели, и мне тут самой не только сено, но и змей таскать? Не боись, лихой пятиборец, я насчет чешуйчатых ориентируюсь. Я от лошадей балдею, а биолог наш в лицее – от пресмыкающихся, у нас при кабинете знаешь какой террариум!
Я крупно сглотнул… но в конце концов, я капитан команды и обязан подавать пример… даже если моя команда уже удрала на последнюю маршрутку! Я взялся за ведро. Из дверей кабинета выглядывали бледные как стенка Саша с Полиной. Из-за Сашиного плеча таращилась Настя.
– Ну? – требовательно спросила Лидка через полчаса работы по отлову живых змей и запихиванию в мешок дохлых – причем над каждой дохлой эта психованная причитала, как над родной бабушкой, разве что в причитаниях над бабушкой про ядовитость еще услышать можно, а вот про цену – уже нет. – И где вы взяли это богатство, на котором я заработаю «отлично» по биологии до конца моих школьных дней? Случайно они заползти не могли, потому как если степная гадюка у нас водится, то куфия плосконосая… – она постучала по ведру со змеями, – должна была на этот большой змеиный сборняк из Азии шуровать.
– Надо же… успела… Спешила, видно… со всех этих… ну, со всего тела, – только и мог сказать я.
– Прыжок, и-и-и… Барьер взят! Какой успех, дамы и господа! Полина Щербакова заходит на параллельные брусья! Одно, всего одно препятствие отделяет ее от победы!
Я подалась вперед и… помчалась быстрее! Ветер бил мне в лицо, полосатые красно-белые брусья неслись навстречу.
– Вот сейчас, сейчас… Еще немного… Прыжок! О не-е-ет! – бравурный голос комментатора сорвался на трагический вопль. – Препятствие не устояло перед порывом нашей спортсменки, и Полина Щербакова задними копытами сносит верхнюю жердь! И-и… навстречу ей распахивает гостеприимные объятия… главная лужа нашей конно-спортивной школы!
– А-а-а! – растопырившись лягухой, я падала прямо в матово поблескивающую черную воду. Плюх! – липкая грязь полетела мне в физиономию.
– Но дальше будет хуже! – радостно успела проорать комментаторша.
Сбитая жердь качнулась на опорах раз, другой и…ляпнулась вниз, чувствительно приложив меня поперек лопаток.
– И еще хуже! – завопила комментаторша.
Я только успела повернуть голову…
– А-а-а! – судорожно дрыгая руками и ногами, на меня летела скакавшая следом Лидка.
– Бе-едная Полина Щербакова! – с трагическим надрывом взвыла комментаторша. – Ее сплющенным в лепешку тельцем мы будем укрывать няшечку-Портосика вместо вальтрапа! Повезло ей, что в этот забег спортсменки… не брали с собой лошадей! – Настя торжественно взмахнула заменяющим микрофон пластиковым стаканчиком и изящно раскланялась. Переполненные трибуны разразились бурными аплодисментами – в смысле торчащие на конкурном поле три калеки демонстративно захлопали.
