Решетчатая площадка накренилась, ушла из-под ног, Кристина схватилась за поручень – вдруг конструкция окончательно не рухнет, повиснет под углом?
Не повисла. Скрежет смолк, слышен был лишь истошный женский вопль, а затем – грохот рухнувшего на бетон металла.
Удивительно, но сразу после падения она не потеряла сознание. Но лучше бы потеряла. Кристина ничего не видела за алой пеленой, затянувшей взор. Ничего не слышала. В мире не осталось ничего, кроме нее и боли – дикой, непредставимой, сводящей с ума.
Сколько это длилось? Несколько секунд? Несколько часов? Несколько веков? Но все-таки закончилось… Алая стена перед глазами сменилась непроглядной темнотой. И Кристина рухнула туда, в благодатное черное ничто.
…Очнулась она тоже от боли. Но то была иная боль. Адски болела голова, болела нога, болела грудь при каждом вздохе, – но теперь Кристина, по меньшей мере, видела окружающий мир, могла оценить обстановку и попытаться что-то сделать.
Руки действуют, нога – та, что болела – согнулась и разогнулась без взрыва резкой боли. Значит, не сломана, значит, способности к передвижению Кристина не потеряла.
Она лежала на спине, глядя вверх. А над ней нависал геометрически правильный квадрат неба, очерченный стенами шахты, – голубой, ни единого облачка, и неправдоподобно яркий; для взгляда человека, стоящего на земле, небо никогда не обладает столь насыщенным оттенком.
А еще по голубому фону передвигались какие-то темные точки. Кристина поначалу приняла их за фантомные пятнышки – наверняка ведь схлопотала сотрясение мозга, а при нем это обычное дело, но потом вгляделась и поняла: птицы. Кружившие над развалинами птицы опускались все ниже, казались теперь крупнее, можно было различить широко раскинутые крылья… Не мелкие птахи. Вороны, наверное…
Ищут падаль? Не дождетесь!
Кристина разозлилась сама на себя. Лежит тут и пялится на пташек божьих, а время уходит. Она жива, а значит, ничего еще не потеряно. Партия продолжается, глупо проигрывать самую большую в жизни ставку из-за дурацкой случайности, из-за обрушившейся старой ржавой лестницы. Надо выбираться, и желательно вместе с деньгами. Если не получится, – звать на помощь. Стены шахты сигнал мобильного не экранируют, она проверяла, а значит…
Она застонала. Не от боли, от досады. Вспомнила айфон, выброшенный в мусорку у ветеринаров. Другой телефон – простенький, без наворотов, но с симкой, зарегистрированной на абсолютно постороннего человека, – так и остался в бардачке «Шкоды».
Значит, надо выбираться самой. У нее двое суток, потом Михаил придет за своими деньгами… Если, конечно, не додумается до связи между исчезновением жены и тайником. Тогда времени еще меньше, и разлеживаться нечего.
Она начала выбираться. И тут же поняла, что ловушка куда крепче, чем представлялось поначалу.
Проклятая железяка прочно прижала ее к бетонному дну шахты. Кристина несколько минут, извиваясь ужом, пыталась выползти из-под нее. Продвинулась на два или три сантиметра и застряла окончательно. Попыталась приподнять, увеличить зазор – ржавая конструкция даже не шевельнулась.
Капкан.
И выхода нет.
О том, что случится после того, как Михаил обнаружит ее здесь, Кристина не думала. Ничего хорошего тут не надумаешь…
Она думала о Дарте. Как он там, бедняга? Не испекся в запертой машине, пока Кристина лежала в отключке? Она-то хоть знала, ради чего рискует, а ему за что такая казнь?
Энергичные попытки выбраться даром не прошли, чувствовала себя Кристина теперь значительно хуже. Железяка придавила грудь сильнее, чем раньше, мутило, голова кружилась, казалось – еще чуть-чуть, и снова наступит беспамятство.
Голубой квадрат неба словно бы приблизился, нависал, давил. Птицы тоже опустились ниже, и теперь можно было сказать с уверенностью: да, накручивают круги в вышине именно вороны. Выжидают, когда можно будет полакомиться бездыханной падалью… И вполне возможно, что дождутся.
В этот момент, именно в этот, когда безнадега цепко ухватила за глотку, сверху донесся звук, подаривший надежду. Вроде как скрежетнули битые кирпичи… Под чьей-то ногой?
Кристина не дышала, прислушиваясь. Тишина… Показалось? Слуховые галлюцинации? Нет, снова осторожный хруст…
Она набрала полные легкие воздуха, готовая закричать, позвать на помощь. Кто там рыскает наверху, неважно. Как она объяснит свое появление здесь, тоже неважно, уж придумает какую-нибудь легенду. Главное – получить помощь, вырваться из смертельной ловушки.
Крик не прозвучал.
Потому что голубой квадрат неба наискось прочертил какой-то предмет, падающий сюда, в шахту, и упавший с глухим шлепком совсем рядом. Кристине показалось… показалось…
Она поворачивала шею – с хрустом, с болью, позабыв о намерении звать на помощь. И разглядела-таки в полумраке…
На бетонном дне шахты буквально в метре от Кристины лежал Дарт. Мертвый. Шея вывернута под неестественным углом, наверняка сломана. И остекленевшие глаза кота, казалось, внимательно рассматривали хозяйку.
Она – мгновенно – поняла все. И лишь тогда закричала.
Крики отражались от стен, шахта работала, как огромный резонатор, и к голубому небу неслись слова и выражения, давным-давно исключенные Кристиной из своего лексикона. Она материлась так, как умеют при нужде материться девчонки, выросшие в рабочих пригородах провинциальных райцентров. Потом смолкла, обессилев… Перед глазами плыли красные круги, в ушах еще стояло эхо гневных воплей.
Сверху не донеслось ни слова в ответ. Вообще ни звука.
Михаил… Его работа… Значит, все-таки обнаружил ее тайный интерес к своим финансовым делишкам… Не подал виду и построил мышеловку вокруг кусочка сыра. Нет, какой еще сыр, деньгами тут и не пахло, в лучшем случае лежит пустой чемодан-обманка, и то едва ли. И лестница, разумеется, рухнула не случайно. Не тот он человек, чтобы надеяться на случайности и ждать милостей от природы.
А она, Кристина, мертва. Неважно, что еще дышит и думает – мертва, как Дарт. Мысль дикая, непредставимая, но это так… Никто и никогда не затеет реализацию столь сложного плана, чтобы всего лишь проучить и напугать женушку. Чтобы овдоветь – пожалуй… Не каждому мужу придет в голову такое, но Михаилу Кронову – вполне. Чертова помесь прагматика и романтика, урод, гнида, ненавижу…
И никакое следствие не расшифрует его затею. Следователи – если будут копать дотошно, а он ведь еще и простимулирует их усердие, с него станется – раскопают ее приготовления к бегству. И сумочку возле ее тела найдут, с драгоценностями, и документы обнаружат на чужое имя, и тот факт, что все деньги с подконтрольных Кристине счетов сняты…
А вот живой ее никто здесь не обнаружит. Михаил наверняка позаботился, исключил любое случайное спасение.
Мертвый Дарт – последний, завершающий штрих. Картина ясная: дамочка пустилась в бега, и, непривычная к долгим поездкам за рулем, вышла прогуляться-поразмяться, и кота выпустила поразмяться, а он возьми да и сбеги – не то почуял бродячую кошку в течке, не то по иной причине… Ну и сверзился с верхотуры, дурная бабенка полезла за ним, и получите два места холодного груза.
А ведь он сам убил Дарта, собственноручно. Никому бы не доверил эту часть плана. Натянул какие-нибудь толстые брезентовые рукавицы и свернул шею.
Палач… Гнида… Если она отсюда выберется… О, если она все-таки выберется… Плевать на деньги, плевать на новую жизнь. Сначала она увидит то, что никогда не видела: страх на его лице, всегда спокойном. Настоящий ужас. И увидит, как он подыхает, в муках, обязательно в муках.
Мысли путались, кровавый туман перед глазами клубился все гуще. Кристина вновь соскальзывала в беспамятство. И последней ее мыслью было: «Сдохни, гнида, сдохни!!!»
Когда она снова очнулась, стемнело. Голубой квадрат неба стал черным, и на нем светили необычайно яркие звезды. Кристина пришла в себя оттого – или ей так показалось, – что лицо ее лизал кошачий язык, влажный и холодный.
Дарт?! Жив?!
Жив… Недаром говорят, что у кошки девять жизней… Руки этого урода и убийцы – одна, падение с высоты – вторая, осталось семь, и одной из них Дарт сейчас щедро делился с хозяйкой.
Она хотела прошептать: «Спасибо, малыш…», но губы шевельнулись беззвучно. Тем не менее Кристина чувствовала, что силы прибывают. Боль куда-то ушла, не ощущалась, голова прояснилась… Думать, впрочем, ни о чем не хотелось, хватит, наразмышлялась тут, в бетонной ловушке. В голове бились две мысли, простые и короткие: «Выбраться отсюда. Достать Михаила». Словно два молоточка ритмично ударяли по вискам: выбраться-достать, выбраться-достать, выбраться-достать…
Кристина начала выбираться. Все предыдущие попытки не шли ни в какое сравнение с этой. Она разрывала одежду, и не только – собственную кожу и плоть, но не обращала внимания. Наверное, было больно, очень больно, но боль осталась где-то далеко, стучащий в голове метроном – выбраться-достать, выбраться-достать – надежно отсекал все лишнее и ненужное.
