Не оборачиваясь, она гремела крышками на кастрюлях.
Оставаясь в тени, Наташа пожаловалась:
– Свет глаза режет, я у себя в комнате полежу. Ты поешь и приходи ко мне.
– Я мигом, ты там не засыпай, мне поболтать хочется.
Улегшись в кровать, девочка до подбородка закрылась одеялом.
– Ой, кошмар какой! – запричитала Неля, разглядев подругу. У той распухли нос и губы, появились синяки под глазами, на лбу красовалась ссадина. – Опять тебя братья побили? Надо врача вызвать, вдруг у тебя перелом носа или сотрясение мозга?
Она встала, чтобы подойти к телефону, стоящему в коридоре, но Наташа ее остановила.
– Не звони, Неля, я никого не хочу видеть! – Наташу бил озноб, и голос звучал очень жалостливо.
– Я и слушать тебя не буду. С таким папашей, как у тебя, можно загнуться, а он не почешется.
Врач приехала через полчаса. Она внимательно осмотрела Наташу и вызвала милицию.
– Я упала с лестницы, как мама, – неуверенно врала девочка.
– Ее, наверное, братья избили. – Неля с ужасом смотрела на Наташины синяки и ссадины. – Они знаете какие гады?
В эту минуту в квартире появился Славка.
– Твоя работа? – спросил его участковый.
Вертлявый и кривой старший брат замахал руками:
– Нет! Я ее пальцем не трогал, наврала она все!
– Еще раз увижу на ней побои – посажу. Понял? А ты пиши заявление об избиении, девочка.
– Не буду, – тихо сказала Наташа. – Не буду.
– Смотри, девонька, сама себя наказываешь. Доведут они тебя когда-нибудь до могилы. А за тобой, Славка, я лично присмотрю! – пригрозил милиционер и ушел.
С того черного дня у Наташи одна беда следовала за другой.
Через неделю, когда сошли синяки, она начала ходить в школу, но стала совсем не такой, как раньше, – с детским восприятием что-то случилось, она не понимала того, что говорят учителя. Однажды, когда два класса садились в автобус, чтобы поехать в Калининград, в Музей янтаря, Наташа потеряла сознание, ее привели в чувство и отправили в медпункт. Девочка стала плохо учиться. Сначала учителя из жалости ставили ей тройки, а потом отчислили из школы, дав справку с диагнозом «умственная отсталость».
Спецшколы в их военном городке не имелось, и Наташа просто сидела дома. Она убирала квартиру, всех обстирывала, начала готовить по кулинарным книгам. Из минимума продуктов девочка умудрялась делать такие блюда, каких в их доме никто и в глаза не видывал. Отец и братья удивлялись и вместе с приходившими гостями сметали все без остатка под очередную бутылку водки.
Когда машина остановилась у усадьбы, Наташа не поверила своим глазам. Дом был похож на небольшой дворец. Сад перед ним, клумбы и цветочные шпалеры напоминали кадры из фильмов про Анжелику и короля.
Внутри дома сходство с дворцом было еще большим. В просторном зале на полу лежал персидский трехметровый ковер, на стенах с шелковыми обоями светились бронзовые бра с хрустальными подвесками, с потолка свисала двухметровая люстра в виде хрустальной горы. Мебель была в стиле ампир на гнутых ножках, обитая гобеленом, видимо, из дерева ценных пород. Дверцы шкафов украшали инкрустации, в камине, отделанном мрамором, горели массивные поленья.
Пока Наташа восхищенно осматривалась, к ней подошла полненькая, улыбающаяся женщина. Она сняла с ее плеч промокшую шаль и накинула длинный махровый халат.
– Меня зовут Надежда, ты слышала обо мне. Я – домоправительница. Пойдем на второй этаж, там находится спальня Эстер, теперь она твоя.
Поднявшись за Надеждой по резной лестнице на второй этаж, Наташа еще раз поразилась красоте дома, его убранству. Большая кровать в спальне розовела атласным, расшитым райскими птицами покрывалом, сверху нависал такой же балдахин с золотыми кистями. Туалетный столик был в виде кованой консоли со столешницей из белого мрамора. Белой, вернее кремовой, была и вся мебель.
– Теперь ты, Натали, будешь жить здесь. – Надежда с улыбкой провела рукой по покрывалу. – Привыкай, голубушка, осваивайся.
Натали, выросшая в темной комнате, бывшем чулане, была очарована. Она прошла через спальню ко второй двери, открыла и, к своему удивлению, оказалась в ванной комнате.
Большую, идеально чистую голубую ванну и раковину украшал темно-синий орнамент. Краны были позолоченные. Полотенца махровые, белоснежные, с шелковой каймой…
Наташа зажмурилась, затем открыла глаза и подумала: «Я в раю. Спасибо тебе, Господи!»
– Нет! Спасибо тебе, Эстер, – прошептала она вслух.
В ванну набиралась вода, от ароматной пушистой пены шел пар.
Платье и дешевенькое сатиновое белье Наташа сбросила на пол, перелезла через высокий бортик и легла в воду. Сколько времени она отмокала, девушка не знала. Несколько раз она доливала горячую воду и добавляла различные ароматные пены.
Постучав в дверь и получив разрешение войти, в ванную комнату зашла Надежда и собрала «прошлую жизнь» Натали – платьице и нижнее белье.
– Выброшу на помойку. Господи, ну и гадость ты носила. Потом зайди в спальню, одежды у Эстер целый шкаф. Выбирай. А я пойду разогрею обед. Ты, наверное, проголодалась?
– Очень, – ответила Наташа и улыбнулась Наде со счастливыми слезами в глазах. – Я как будто сейчас смываю с себя прошлую грязь, я омываюсь.
Глядя на девушку, Надежда чуть не заплакала сама. Как же хороша была худенькая Натали в пене голубой ванны, как была приятна ее благодарность!
«Эстер редко ошибается в людях», – подумала Надя.
Обед состоял из фруктового салата, грибного супа и куриного суфле с гарниром из молодого вареного картофеля с укропом. Наташа проглотила все три блюда за пятнадцать минут.
– Очень, очень вкусно, тетя Надя. А Эстер не зря вас так нахваливала. Вы ведь с ней пятнадцать лет живете?
– Да, моя девочка, я знаю об Эстер все. Много чего видела в этом доме. Работать у нее – сплошное удовольствие. Я была одноклассницей ее мамы, а после моего переезда в Калининград Эстер взяла меня к себе на работу. Я приезжала к ней каждый день, кроме выходных. По выходным я обихаживала своего единственного сына, Николая. А двенадцать лет назад… Ой, Натали! – Надя взяла салфетку и прижала к глазам. – Страшно вспомнить. Мой сын, моряк, не вернулся из плаванья. – Отложив салфетку на стол, Надежда выпрямилась, голос ее стал тверже. – Мы, родственники и друзья наших ребят, обили все пороги. Но нам ничего не объяснили.
– Господи, горе-то какое! – Наташа отставила бокал с водой. – Вы его, наверное, очень любили…
– Не то слово «любила» – я жила им. Материнская любовь – она самая верная и долгая. – Вздохнув, Надежда продолжила: – Так вот, когда Эстер обо всем узнала, она увезла меня сюда. Ворвалась в мою квартиру как раз в тот момент, когда я хотела напиться таблеток и умереть. Спасла. Она объяснила, что я дура и сын мой не утонул. И действительно! Как же иначе, Натали? Не было найдено ни одного тела моряков, ни самого корабля. Как мне объяснила Эстер, все они сбежали за границу, поэтому такая секретность и неопределенность. Так что жду, когда ситуация изменится и Коленька сможет со мной общаться. Чего это ты трясешься, Наташенька? – Женщина встала, подошла к девушке и потрогала лоб. – Да у тебя температура. Давай-ка в кровать, заболела ты.
Простуда проявилась высокой температурой. К полночи дошло до тридцати девяти градусов. Надежда уже хотела вызывать «неотложку», но после рассвета жар спал, и Натали, проведя весь день в кровати, к вечеру встала совершенно здоровой.
– Все, тетя Надя, я окончательно перегорела и очистилась.
Глава 4
Воспоминание второе
На втором этаже подъезда жила семья подполковника. Две маленькие дочки-близняшки ходили нарядные, как куклы. Наташа завидовала им до слез. Ей отец не покупал ничего и никогда, и она донашивала мамину обувь и платья.
Жена полковника, Серафима Олеговна, не найдя для себя достойной работы в гарнизоне, стала обшивать себя, мужа и дочек. Часто она отдавала Наташе свои платья, чуть поношенные, и девочка ушивала их на старенькой швейной машинке «Зингер».
Однажды Наташа позвонила в дверь полковницы, и Серафима, открыв ей, в очередной раз поразилась худобе девочки и странности ее взгляда, словно она не от мира сего.
– Тетя Серафима, можно я посмотрю, как вы шьете? А то отец ругается, что я ничего не делаю.
– Как это ничего? Да на тебе весь дом держится, миленькая. Ладно, проходи в квартиру, я как раз крою сарафаны – себе и девочкам. А на следующей неделе буду шить мужу летние брюки.
Через месяц Наташа научилась делать выкройки. Но частенько она прибегала к Серафиме только для того, чтобы не находиться в одной квартире с братьями. Сидела и смотрела телевизор. С девочками она так и не смогла подружиться. Они были на пять лет младше, да и вообще, как большинство близняшек, дружили только друг с другом.
Забыв о предупреждении участкового, братья опять начали пинать и отталкивать сестру, знали, что Наташка-недоумок не пойдет жаловаться.
