Париж называют столицей мира.
Изо всех стран, со всех континентов едут туда люди учиться, работать и развлекаться.
Заехал и Кайтусь в столицу мира.
Стоит он в растерянности перед вокзалом, не знает, куда идти, с чего начать.
Благодаря волшебству он вроде бы и понимает, что говорят вокруг, но чувствует себя в чужом языке словно в тесном, взятом напрокат костюме.
А кругом спешат толпы людей, мчатся автомобили. Никто не обращает на него внимания.
Зато как он удивился и обрадовался, когда вдруг услышал своё имя.
– Гляди. Это же Кайтусь. Ну точно, я узнал его.
– Сдурел ты, что ли? Он что, один приехал? Да ещё так богато одетый и с шикарным чемоданом?
– Ладно. Давай спросим его, и сам увидишь.
– Спрашивай, если охота. А я на посмешище выставляться не буду.
Этот разговор вели двое мальчишек, один – как Кайтусь, а другой чуть постарше.
Они глядят на Кайтуся, он глядит на них.
«Вроде бы я их знаю. Где-то видел», – думает Кайтусь, но не может вспомнить.
– Прошу прощения, месье, вы случайно не из Варшавы приехали?
– Да, месье, – отвечает Кайтусь, тоже по-французски.
– Простите, а вы всё время жили в Варшаве?
– С самого рождения.
Тут подошёл старший и сказал брату по-польски:
– Ну, видишь? Кайтусь же французского не знает.
– А может, он научился. Мы же три года его не видели.
– Научился, как же! Он лентяй был ещё почище нас.
Обидно стало Кайтусю.
– Погоди. Давай спросим его. А вдруг он понимает? Простите, а по-польски вы говорите?
– Конечно, – сказал Кайтусь, которому уже надоело это долгое вступление и любопытно было, кто же эти мальчишки.
– Так ты – Кайтусь? – закричали оба.
– Он самый. А вы кто?
– Не помнишь? Забыл, как мы вместе пошли на Вислу, а у тебя украли одежду?
– А как мы вместе яблоки с лотков воровали и за тобой погнался полицейский?
– Мне помнится, всё было по-другому. Это тебя поймал полицейский.
– Ну, может. Давно это было. Отец меня тогда выпорол. А помнишь, как мы в гараже около бензина папиросы курили?
– А как в подъезде свет погасили?
Хохочут мальчишки, перебивают друг друга. Прохожие вежливо обходят развеселившихся ребят.
– Слушай, пошли к нам. А чемодан оставь на вокзале. Чего ради тебе с ним таскаться? Дай франк. Сейчас я тебе принесу квитанцию, а завтра получишь. Подождите меня.
– Гора с горой не сходится, а друзья всегда встретятся. Снова Павел, Петрек и Кайтусь вместе. Слушай, пошли сегодня в цирк.
Взяли братья у Кайтуся чемодан и корзинку. Переглянулись, перемигнулись, квитанцию не отдали.
Не больно-то они были дружны в Варшаве. Кайтусь, конечно, сорванец, но они – воришки. Не будь он чародеем, стоило бы ему быть поосторожней. Но сейчас Кайтусю приятно, что город ему покажут настоящие живые люди, да к тому же старые знакомые, а не наколдованный гид.
И вот спускаются они по каменной лестнице глубоко под землю, а там под улицей, под домами – залитая светом станция.
Метро. Подземный электрический трамвай.
Раздалось гудение, потом грохот – подъехал поезд. Двери вагонов сами открылись. Ребята едва успели вскочить в вагон.
Мчится поезд под землёй по узкому туннелю. Станция за станцией. Остановка за остановкой. Люди выходят, входят. И так быстро и ловко.
– Здесь пересаживаемся.
– А чего так все спешат?
– Так это же Париж!
Пересадка. Прошли ребята сперва вверх, потом вниз, и хоть всюду толпа, никто не толкается. Все очень вежливо расходятся друг с другом.
– Быстрей заходи, а то в дверях защемит! В Париже нельзя зевать.
Наконец-то Кайтусь вспомнил их.
– А, так вы все вместе уехали во Францию.
– Да. Сперва отец, потом мы с матерью. Жили вместе. Потом отец сбежал от нас. А потом мать нашла себе мужа француза. А потом она умерла, и мы остались с отчимом, с этим французом.
– И как он к вам?
– А чего ему мы? Его нет дома ночью, а нас целыми днями. Так-то он ничего: пьянчуга, но весёлый.
– Да и вы тоже весёлые.
– Что ж нам, плакать, что ли? Времени нет на это. Надо зарабатывать. По правде сказать, так это скорей мы отчима кормим, а не он нас. К весёлому франки веселей в руки плывут. Денег-то у тебя много?
– Есть немножко.
– Тогда можно в цирк сходить. Сегодня боксёрский матч: негр дерётся с турком. Этот негр такой силач – вчера как врезал турку по носу, у того сразу ведро кровищи. Честно! Боксёры… Сегодня финал. Покажем тебе Париж, увидишь нашу гостиницу.
– Вы живёте в гостинице?
– Ну да! Тут все бедняки так. Когда отец написал, что живёт в гостинице, мама решила, что он разбогател. А в гостинице этой такие клопы – спасу нет! А вот в Америке у всех нищих есть машины. В каждой стране свои обычаи. Нет, шофёром я не хочу быть, это всё равно что извозчик. Я пилотом стану. Выходим.
Вышли они из метро. Идут.
Обшарпанный дом на узкой улочке.
– Вот мы и пришли. Пообедаешь с нами.
Крохотная, тесная, грязная комнатёнка. Широкая кровать, маленький стол, два стула.
Павел и Петрек поставили на стол бутылку и стаканы, отрезали три ломтя хлеба.
– Пей. Ешь.
– Это что, вино?
– Попробуй. В Польше борщ лучше, чем это вино – дешёвое, дрянное. Кислое, но в голову шибает. Вот если дашь немножко денег, можно будет колбасы купить.
Кайтусь положил на стол пятьдесят франков.
– Сейчас сбегаю куплю, – говорит Павел.
– Погоди, я с тобой, – говорит Петрек.
– Не надо. Я через минуту вернусь.
– Не вернётся, – сказал Петрек, когда Павел пулей вылетел из комнаты.
– Почему не вернётся?
– Да потому, что получил пятьдесят франков. Уж я-то его знаю, брат он всё-таки мне.
И точно, не вернулся. Только зря его прождали.
– Слушай, Кайтусь, пойдём лучше в ресторан. Не бойся. В первый день в Париже можешь потратить чуть больше денег, а потом, как узнаешь город, столько уже тратить не будешь.
Пообедали в ресторанчике.
Любуется Кайтусь Эйфелевой башней, бульварами, площадями, магазинами. Он и в Варшаве любил бродить по городу и смотреть на витрины, когда вспыхивают и гаснут разноцветные огни. А Париж весь в огнях и красках.
– Ну, на сегодня хватит, – говорит Петрек. – В цирк идём?
– Если далеко, лучше поехали.
– Ишь, ножки заболели. Нет, братец, тут Париж. Привыкай.
Вот и цирк.
– Дай-ка денег. Никуда не уходи, стой здесь, я пойду в кассу за билетами, – говорит Петрек.
Дал ему Кайтусь сто франков.
– Ух ты, какая бумажка!
Напрасно ждал его Кайтусь. Понял он и улыбнулся: «Содрали с меня чуточку денег. Ладно, пусть они пойдут им на пользу».
Кайтусь сам встал в очередь в кассу.
«Где же столько людей поместится?» – думает он.
Оказывается, все поместились в огромном здании цирка.
Сверху глянешь – головы, головы, головы. Кажется, ни одного свободного места уже не осталось, а народ всё идёт и идёт и расходится по ярусам, ложам, партеру, галёрке.
Осталось только одно свободное место – рядом с Кайтусем.
Заиграл оркестр. Началось представление.
Сперва выступили дрессированные лошади.
Потом акробаты.
Однако публика с нетерпением ждёт боксёрских состязаний. Кайтусю тоже любопытно. Странно только, почему никто не хлопает. Может, в Париже другая мода?
После антракта на арену вышли боксёры. Выше всех негр, и ступает уверенно.
Да, есть на что посмотреть.
Когда боксировала третья пара, венгр с греком, Кайтусь вошёл в такой раж, что даже забыл, где находится, и кричал по-польски:
– Дай ему! Ещё! Врежь как следует! Сильней!
И как раз в этот момент место рядом с Кайтусем заняла красивая молодая дама.
Кайтусь кричит, а она с улыбкой смотрит на него. Потом вынимает из сумочки стеклянную фляжку, стопку и с улыбкой спрашивает:
– Не желаете ли глоток вина?
А у Кайтуся горло пересохло – так он кричал. Взял он золотую стопку, выпил, поблагодарил. Возвратил стопку.
И вот наконец выходит негр. Сверкает белками глаз. Показывает в улыбке белоснежные зубы. Кланяется. Гром аплодисментов. Кто-то бросил цветы, кто-то апельсин. Негр съел его, облизывается, гладит себя по животу.
– Хорошо, – говорит, – вкусно.
Но где же турок? Подать сюда турка! Почему он опаздывает?
– Начинайте! Чего тянете?
Выходит на арену директор цирка в чёрном фраке.
– Турок заболел! – объявляет он.
– Враньё! Мошенники! Покажите турка! – кричит, а потом уже ревёт галёрка.
Врач и медсестра выводят турка: нос у него заклеен пластырем, и видно, что драться он не может.
– У него высокая температура. И нос повреждён, – объясняет доктор.
– Почему не предупредили? Деньги назад! Мошенники!
Кайтусь вскакивает с места. Никто не обращает на него внимания. А он надевает красную маску. Пробирается к проходу, сбегает по ступенькам к арене и громогласно кричит:
