познакомилась с их государями и властителями: я собирала разрозненные объедки с пиров, разбросанные по столам Вселенной, и пила остатки их молодого вина. Однако — и в этом таилась загадка — в целом опыт вышел печальным: ни разу не удалось мне ухватиться за краешек платья хотя бы одного из тех, кого я прежде знавала на земле. Увы, я так и не нашла ни отца, ни Нута, ни Филона, ни Калликрата, ни даже Аменарты. Во всем том бессчетном множестве душ я не обнаружила ни единой, с которой мои смертные уста говорили в ее коротенькой жизни. Словом, у меня так и не получилось отыскать никого из своих бывших друзей либо врагов. Быть может, их души все еще пребывали во сне.
Я заглянула в тайники Природы, и они раскрылись передо мной, словно цветы под солнцем. Я вдыхала их ароматы, я восхищалась их красотой, так что лишь очень и очень немногое укрылось от меня. Я узнала, как обращать глину в золото и как обуздать молнию, чтобы та служила мне, и еще многое, многое другое. Да только какой толк был от всего этого мне — обитательнице гробницы?
Знание-господин — это бесплодный дар, если только оно не может быть одновременно и слугой, да-да, послушным рабом человека.
Чем еще я могла занять себя? Я сажала перед пещерами семена деревьев. Наблюдала за тем, как пробиваются ростки, как подрастают молодые деревца и как в неторопливом течении столетий вздымаются они в высоченный лес с широко простертыми руками ветвей, в тени которых я отдыхала. Много веков стояли они так. А затем многие века увядали, в них появлялись дупла, стволы их гнили и падали, постепенно обращаясь в труху, — их долгая жизнь завершалась. И я... я сажала для себя новые.
Дабы не потерять счет годам, в одной из пещер я выкладывала камни, отмечая десятилетия и века, — словно из руки Времени падали созревшие плоды на грудь Вечности. Как жрецы нанизывают на нити четок новые бусинки, отмечая историю своих услышанных молитв, так и я, когда позади оставался очередной десяток лет, водружала камень побольше, когда проходило столетие — один еще больше и непременно белого цвета; истекшее тысячелетие я отмечала пирамидкой из камней — две такие теперь стоят в пещерах Кора. Полезное было занятие, с его помощью я могла легко исчислять прожитое время и подводить итоги; вот только некоторые из камней, что помягче, лежавших ближе к входу в ту пещеру, где их могло достать солнце или дождь, под конец рассыпались в песок.
Почему я осталась в Коре? Почему не отправилась скитаться по свету? Да потому, что не могла, ибо из-за проклятия, наложенного на меня, обязана была ждать, пока Калликрат не явится снова, а я твердо знала: однажды он непременно придет. Поэтому ни одна пленница не была надежнее заперта в своей темнице, чем я, Айша, тем необоримым проклятием в усыпальницах Кора, где ночь за ночью я ложилась отдыхать в компании холодного мертвеца. Изредка, быть может один раз в поколение, я приподнимала саваны, покрывавшие любимого, и смотрела на его неподвластную тлену красоту (да, не солгали мне те старики-бальзамировщики), и целовала его ледяной лоб, и горько рыдала. Затем вновь накрывала Калликрата старым саваном или же меняла его на новый и продолжала свой изнурительный путь сквозь века.
О, как ужасно в этом мире, где все меняется, где даже камни стареют и умирают, чтобы возродиться вновь, — как ужасно оставаться единственной навеки неизменной. Но такова моя участь, таков был дар огня-супруга, с которым я добровольно сочеталась браком. Так и сидела я со своей вечной красотой, которую была обречена прятать, дабы дикари-мужчины не сошли с ума при виде ее и мне не пришлось бы убивать их молнией мысли. Я помногу размышляла, продолжая накапливать всю ту мудрость Матери-Природы, частью которой была сама, всю ту бесполезную мудрость, чей вес в конце концов обременил и засорил мой рассудок и стеснил мою душу. Там сидела я, снедаемая страстью к тому, кто давно уже был мертв, и сжигаемая ревнивой ненавистью к женщине, которая родила ему детей. О, я хорошо знала, она сейчас бродила вместе с Калликратом в некоем элизиуме, достичь которого не смог даже мой дух, бродила, занимая то место, которое могла занять я, если бы сумела обрести благо смерти; но увы, в этом отказано мне до тех пор, пока не погибнет старый мир. Там, повторяю, я и сидела, а медленный огонь истязателя по имени Время, тлея в моей груди, прогрызал себе тропинку сквозь все мое существо, и раскаленная душа моя превращалась в горький пепел безысходности.
О, почему же Калликрат не приходил? Почему не появлялся вновь? Ведь крут времени непременно должен замкнуться. Он рано или поздно устанет от этих небесных кущ и примитивной любви египтянки. Калликрат наверняка придет, и придет очень скоро... Но что, если, как и в прошлый раз, его будет сопровождать она, моя соперница?
И вот наконец появился некий странник, и, когда я об этом узнала, мое сердце вспыхнуло надеждой — так факел схватывается огнем в темных пещерах. Увы! То был не Калликрат. Я поняла это, едва лишь взгляд мой издалека отыскал его силуэт в храме Кора, куда я отправилась, дабы разрешить один из споров дикарей, что делала время от времени. Я увидела этого пришельца, и надежда моя умерла. О, до чего же тяжело мне стало! Так плохо, что я в досаде чуть не убила его, того невысокого худощавого странника, забредшего на самый край мира. Однако я не причинила этому человеку вреда, а позднее даже полюбила его — быть может, потому, что он настолько напоминал мне Филона, что пару раз я даже было подумала... Но оставим это.
Необычным человеком был тот странник — рассудительным и прозорливым, но из тех, кто не поверит ничему, пока сам не увидит, не потрогает и не подержит в руках. Так, когда я поведала ему историю своей долгой жизни и объяснила, почему, при всей удивительной красоте, остаюсь в этой пустыне, он лишь откровенно посмеялся, чем немало рассердил меня. Допустим, не все в рассказе моем соответствовало истине, но как могла я, будучи частью Природы, открыть ему правду до конца?
Природа многолика для тех, кто добивается ее расположения; Природа способна дать человеку бесплодные иллюзии, которыми путешественник зачастую обманывается, думая, что видит то, чего на самом деле не видит, хотя в некоторой форме это
