В тот момент, когда Кейти и миссис Эш вышли на балкон, внизу проезжала колесница Пасквино[119] – великолепная повозка, задрапированная шелком и везущая символ карнавала – огромное яйцо, из которого ему предстояло вылупиться. За колесницей следовала огромная телега с большим картонным домом на ней, обитателем которого был какой-то господин с пятью слугами. Слуги непрерывно снабжали его confetti, которое он щедрой рукой сыпал на головы толпящимся на улице людям. Следом ехала повозка, изображавшая корабль с дымовой трубой и парусами; над повозкой реял британский флаг, ехала в ней шумная компания в костюмах английских матросов. Следующую повозку занимала группа веселых людей в масках с разноцветными бычьими пузырями, которыми они размахивали и хлопали. Потом появилась цирковая труппа: буланые лошади в алых попонах и гнедые в голубых, на которых ехали дамы в бархатных платьях – бледно-зеленых с серебристыми кружевами и голубых с золотистыми. Очередная повозка везла птичью клетку, представлявшую собой точную копию собора Св. Петра, и в ней на жердочке сидел одинокий старый попугай. В этой композиции явно заключался политический намек, так как на пути ее встречали кто свистом, а кто аплодисментами. Все это зрелище напоминало яркие, быстро сменяющие друг друга картины чудесного сна, и Кейти, стоявшая неподвижно, с приоткрытым ртом и широко раскрытыми от изумления и удовольствия глазами, забыла, бодрствует она или спит, – забыла обо всем, кроме того, что мелькало перед ее взором.
Очнуться ее заставила обжигающая туча известковой пыли. Англичанин, стоявший на соседнем балконе, воспользовавшись тем, что она была так поглощена происходящим на улице, швырнул целый совок confetti в ее не защищенное маской лицо! Как правило, такие выходки позволяют себе во время карнавала англосаксы из наименее культурных, будь то англичане или американцы. Дает себя знать национальная любовь к грубой шутке, чему способствует атмосфера раскованности, и все изящество и очарование праздника исчезают. Кейти засмеялась, стряхнула как могла пыль и укрылась за своей маской, в то время как поменявшийся с ней местами проворный американский юноша сделал атаковавшего ее англичанина своей мишенью, орудуя совком с такой быстротой и ловкостью, что заставил противника проклинать ту минуту, когда он сам спровоцировал это американское возмездие. Вид его густо напудренной известкой головы и довольно неуклюжие попытки нанесения ответных ударов вызывали взрывы смеха на соседних балконах. Молодой американец, приехавший в Европу прямо из колледжа – с теннисных кортов и атлетических состязаний, – метал и уворачивался с ловкостью, недостижимой для его грузного врага; и каждый его меткий залп и удачное уклонение от вражеских снарядов вызывали одобрительные возгласы и аплодисменты всех наблюдавших за сражением.
Прямо напротив них, на балконе, задрапированном белым шелком, сидела дама – вероятно, очень знатная, так как иногда слуги вводили к ней то какого-нибудь офицера в сверкающем мундире, то сановника в орденах и звездах, и тот кланялся ей с чрезвычайным почтением, а после непродолжительного разговора удалялся, поцеловав перед тем ее затянутую в перчатку руку. Дама была настоящая красавица – с блестящими черными глазами и темными волосами, к которым бриллиантовыми звездочками была прикреплена кружевная накидка. Она была одета в бледно-голубое платье с приколотыми к нему белыми цветами и, как Кейти потом написала Кловер, напомнила ей ту самую принцессу, в которую они играли в детстве и из-за которой ссорились, так как каждая хотела быть этой прекрасной принцессой и никем иным.
– Интересно, кто она такая, – вполголоса сказала миссис Эш. – Если судить по ее виду, она может быть одной из самых значительных особ. Она все время посматривает на нас, Кейти. И знаете, мне кажется, вы ей очень понравились.
Так, вероятно, и было, поскольку почти сразу же дама повернула голову и что-то сказала своему лакею, который без промедления вложил ей в руку какой-то предмет. Это была маленькая блестящая бонбоньерка, и дама, поднявшись, бросила ее прямо в Кейти. Увы! Бонбоньерка ударилась о перила балкона и упала вниз на мостовую, где оборванная маленькая крестьянская девочка в красной блузе подняла ее и возвела полные изумления глаза к небесам, словно уверенная, что подарок свалился прямо оттуда. Кейти наклонилась вперед, чтобы узнать судьбу бонбоньерки, и жестами изобразила перед дамой сожаление и отчаяние, но та лишь засмеялась и, взяв у слуги другую бонбоньерку, бросила ее с большей меткостью, так что она упала прямо к ногам Кейти. Это была позолоченная коробочка в форме мандолины, хитрым способом заполненная круглыми леденцами. Кейти послала обеими руками воздушные поцелуи даме в знак признательности за полученную прелестную игрушку и, отколов от своего платья букетик розочек, бросила его в виде ответного подарка. После этого главным развлечением для прекрасной незнакомки, как кажется, стало кидать Кейти конфеты. Одни подарки долетали, другие нет, но еще до конца дня на коленях у Кейти оказалось множество бонбоньерок и безделушек: розочки, засахаренный миндаль, обитая атласом шкатулочка, посеребренная коробочка в форме подковы, крошечная клеточка с апельсиновым цветочком на жердочке вместо птички, маленькая гондола с глазированным орехом в качестве пассажира и – самая прелестная игрушка из всех – миниатюрная арфа из слоновой кости с гирляндами малюсеньких эмалевых фиалок вместо струн. За все эти подарки она могла предложить взамен лишь несколько конфет с длинными бумажными хвостиками и вымпелами из ярких ленточек. Их дама ловила очень ловко, редко терпя неудачу, и посылала всякий раз воздушные поцелуи в знак признательности.
– Она совершенство, правда? – воскликнула Кейти, глаза ее сияли от возбуждения. – Вы видели кого-нибудь столь же прелестного, Полли, дорогая? Я – никогда. Вот, смотрите! Она покупает тех птичек… чтобы выпустить их, я уверена.
Это действительно было так. Продавец птиц с помощью длинного шеста поднял на балкон клетку с несчастными маленькими пленниками, и «подруга Кейти», как окрестила ее миссис Эш, заплатила за всю клетку. С балкона, где сидели Кейти и миссис Эш, было видно, как дама открыла дверцу клетки и с ласковым выражением лица пытается заставить птичек улететь. Но бедные маленькие создания съежились и сидели в нерешительности, не зная, что делать с предлагаемой свободой, пока наконец одна, храбрейшая из всей компании, не подпрыгнула к дверце, чтобы с ликующим щебетом взмыть прямо вверх. Затем и другие, ободренные ее примером, последовали за ней и в мгновение ока исчезли из виду.
– Ах, вы ангел! – крикнула Кейти, перегнувшись через перила балкона и в порыве восторга посылая даме воздушные поцелуи обеими руками. – В жизни не видела никого милее вас! Полли, дорогая, я думаю, что карнавалы – настоящее волшебство. Как я рада, что этот продлится целую неделю и что мы сможем приходить сюда каждый день! А как Эми обрадуется всем этим конфетам! Надеюсь, моя дама будет здесь и завтра.
Ей и в голову не приходило, что она никогда больше не выйдет на этот балкон! Любой из нас почти никогда и не подозревает, какое будущее ожидает его, пока оно не приблизится настолько, что его невозможно не видеть, и нельзя ни закрыть глаза, ни отвернуться, чтобы не смотреть.
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, миссис Эш постучала в дверь Кейти. Она была в пеньюаре, а глаза у нее были большие и испуганные.
– Эми заболела! – воскликнула она. – Всю ночь у нее был жар, и она жалуется на страшную головную боль. Что мне делать, Кейти? Нам надо срочно пригласить доктора, а я не знаю имени ни одного здешнего доктора.
Кейти села в постели и с минуту ошеломленно молчала. В голове у нее был вихрь мыслей, но вскоре все прояснилось, и она поняла, что нужно делать.
– Я напишу записку миссис Сэндс, – сказала она. Миссис Сэндс была женой американского посланника и одной из тех немногих соотечественниц, с которыми они познакомились по приезде в Рим. – Вы помните, как она была любезна и как понравилась нам. И она живет здесь так давно, что наверняка знает все насчет здешних докторов. Вам не кажется, что разумнее всего поступить именно так?
– Да, это самое разумное, – согласилась миссис Эш с облегчением. – Удивляюсь, как мне самой это не пришло голову, но я в таком замешательстве, что не в состоянии ни о чем подумать. Пожалуйста, Кейти, напишите прямо сейчас эту записку. Я позвоню, чтобы вам принесли все необходимое, потом я должна как можно скорее вернуться к Эми.
Кейти без промедления отправила записку. Ответ был получен уже через полчаса, а к десяти в гостинице появился порекомендованный миссис Сэндс врач. Внешне доктор Хилари был типичным смуглым и щуплым итальянцем, но его мать была шотландкой, и он очень хорошо говорил по-английски, что оказалось большим утешением для бедной миссис Эш, которая не знала ни слова по-итальянски и не очень хорошо говорила по-французски. Он долго щупал пульс Эми и измерял температуру, но не высказал окончательного мнения относительно диагноза, лишь оставил рецепты и рекомендации и сказал, что зайдет позднее в течение дня и тогда сможет судить с большей определенностью, чем скорее всего обернется этот приступ.
