– Скажи, Карасев, какое число было вчера? – предпринял Глеб еще одну попытку, хотя и так все было слишком очевидно. Юрасик не вернулся, он остался в прошлом.
– Двадцать второе мая, – безразлично ответил Карасев и поплелся к двери.
Весь следующий урок Глеб просидел в полном оцепенении, не в состоянии сконцентрироваться. Когда их отпустили по домам переодеться и подготовиться к экскурсии, он прямиком рванул к дому Лены.
По ее первым словам он понял, что Лена тоже не та.
– Елизаров, ты? – удивилась другая Лена. – Чего тебе?
– Клара прислала напомнить про экскурсию, – сказал Глеб. С этой Леной тоже говорить было не о чем. Она его не знала.
– Я поеду. Я ей уже сказала. Брата дождусь и приду.
– Ну, она забыла, наверное. Возраст, склероз.
– У тебя все?
Лена собралась закрыть дверь. Глеб успел поставить ногу на порог. Надо было еще кое-что проверить.
– Погоди. Ты сегодня никакого письма не получала?
– Еще рано, почту не приносили. А что?
– Не по почте. Оно могло обнаружиться дома. В неожиданном месте.
– Ни в каком месте никакое письмо не обнаруживалось, – рассердилась Лена и попыталась дверью выдавить его ногу.
– Посмотри повнимательней, вдруг оно есть, а ты его не заметила. – Глеб уперся в дверь руками, не давая ей закрыться.
– Да от кого письмо-то? От тебя, что ли? Ты что, подкинул мне письмо?
– Очень мне надо тебе письма подкидывать! Оно должно быть в той кастрюле, в которой ты сегодня готовила плов. Или ты его еще не готовила?
– Ты что, следишь за мной? Откуда ты знаешь, что я сегодня готовила? Елизаров, ты больной? Ты пробираешься в мой дом и подкидываешь письма в мои кастрюли?
Лена изловчилась и, выпихнув Глеба за порог, захлопнула дверь.
– Ты сама больная! – огрызнулся он.
– Не уйдешь, я участковому позвоню! – крикнула из-за двери Лена.
– Не позвонишь! – крикнул в ответ Глеб. – У тебя телефона нет. Ни домашнего, ни мобильного.
По тишине за дверью он понял, что противник в нокауте.
В десять тридцать Глеб подошел к школе, где шестой «А» грузился в автобус. Сначала он не собирался ехать на экскурсию, решив, что с него довольно раскопок, артефактов и древней магии. Целых восемнадцать дней он не думал ни о чем другом. Хватит, всему есть предел. Но потом Глеб подумал, что нужно посмотреть, как выглядит обломок древней стены сейчас, после всех изменений. Если там появилось что-то новое или, наоборот, что-то пропало, он обязан это увидеть. Нужно знать, к чему быть готовым. Ведь теперь он остался в одиночестве и должен соображать за троих. Помощи ждать неоткуда.
Все было так же, как в прошлый раз. Снова Мухин возражал против того, чтобы Глеб сидел с ним. Снова Клара Борисовна металась по салону, успокаивая свой класс. И снова Юрасик и Лена оказались с Глебом на одном сиденье. Но это были другие Юрасик и Лена. Совершенно посторонние люди. С ними Глеб не был знаком. Они не переживали вместе трудности, не радовались неожиданным удачам, не орали друг на друга в запале, не сочувствовали друг другу. Они не становились с каждым днем ближе. С этими чужими людьми у него не было ничего общего. Сидя рядом с ними в автобусе, Глеб еще острее ощущал свое одиночество. Он поймал себя на мысли, что скучает по тем, настоящим Юрасику и Лене и не представляет, как теперь будет без них обходиться. Целых две недели он чувствовал себя частью одной команды с общей целью. Он привык к вниманию и дружеской поддержке. А сейчас снова остался один. И никому не было до него дела.
На раскопках Глеб держался в стороне, позади всех. Ему решительно не хотелось спускаться в яму и тем более приближаться к опасной стене. Но издалека он ничего не мог разглядеть, особенно за спинами одноклассников. Спрыгнув в раскоп и пробравшись в передние ряды, Глеб обнаружил, что на поверхности стены ничего, кроме древних иероглифов, нет. Ни даты, ни черточки над последним символом, которые он собственноручно чертил вчера ночью. То есть не вчера, а пятого мая. Но ведь пятое было раньше сегодняшней даты, двадцать третьего. Его каракули должны были остаться. А их нет. Почему?
Глеб тупо смотрел на стену и чувствовал, что запутался вконец.
Остаток вечера Глеб провел дома, собирая пазл и слушая радио. Отец ушел в восемь, как и в прошлый раз, но теперь Глеб не стал закатывать ему скандал. Какой смысл? Результатом все равно будет одинокий вечер. К тому же орать и возмущаться просто не было сил. Глеб совершенно упал духом. От утренней радости не осталось и следа. Он постоянно прокручивал в памяти события вчерашнего вечера, вернее, последних минут перед наступлением полуночи. Что случилось? Что пошло не так? Почему вернулся только он? Где Лена и Юрасик? А если стена снова мстит? Если нельзя было прикасаться к древним иероглифам и тем более что-то в них исправлять? Но тогда гнев древней цивилизации должен был пасть на него, а не на ребят. Какая же это месть, если он вернулся, а они нет? А вдруг та ужасная версия, которую он отбросил сегодня утром, на самом деле верна? Вдруг он вовсе не вернулся, а просто отпрыгнул на старт, как в компьютерной игре с неработающим сохранением? И теперь снова будет катиться назад, да еще и в одиночку!
Глеб яростно замотал головой, стараясь вытрясти из нее все эти страшные предположения. Он решил не ложиться спать и посмотреть, что произойдет в полночь. Установил в телефоне будильник ровно на двенадцать часов, погромче включил радио. Он и сам не смог бы объяснить, зачем ему двойное оповещение о наступлении новых суток. Но он должен был знать, что его ждет. Ведь если сейчас снова произойдет прыжок и он проснется утром предыдущего дня, можно окончательно попрощаться с будущим. И со своей дальнейшей жизнью.
Время близилось к полуночи. Осталась последняя минута, несколько секунд, одна секунда. Глеб затаил дыхание. Сейчас все станет ясно. Вот сейчас… И радио и телефон начали издавать сигналы практически одновременно. Глеб машинально отключил будильник в телефоне и в наступившей тишине отчетливо услышал голос диктора: «В столице – полночь». Заиграл гимн России. Глеб слушал его строчку за строчкой и понимал, что вернулся. Теперь уже точно. Окончательно и бесповоротно. Время снова пошло вперед, и этот кошмар закончился. Наступило ЗАВТРА, которого так долго не было.
Глеб осознавал, что это очень хорошая новость и он должен радоваться. Но никакой радости не было. У него вдруг кончились силы. Он ощущал себя электрическим прибором, который резко и неожиданно выдернули из розетки. В таком состоянии его и нашел отец, вернувшийся домой в половине второго ночи.
– Ты чего не спишь? – спросил он, садясь к сыну на постель. – Что вообще с тобой происходит? Утром скакал, как веселый жеребенок, а сейчас на тебя страшно смотреть – прямо вселенская скорбь. Откуда такие перепады настроения?
– Пап, знаешь, что я подумал? – медленно, словно через силу проговорил Глеб. – Приведи к нам Веру.
Отец от удивления потерял дар речи.
– Что? – только и смог вымолвить он.
– Пусть живет с нами.
– Ты заболел? С чего вдруг такое решение?
Глеб поднял голову, и отец поразился, увидев в его глазах совсем не детскую тоску.
– Я всегда один, – сказал Глеб. – У меня нет друзей. Нет семьи. У меня вообще никого нет.
– А я? – отец растерянно посмотрел на него.
– И тебя нет. Я ничей.
Отец встал с постели и подошел к окну. Некоторое время оба молчали.
– Я больше не могу так, – снова заговорил Глеб. – Я попрошу прощения. Приведешь?
– Посмотрим, – не сразу ответил отец. – Но на твоем месте я бы не очень рассчитывал, что она так легко тебя простит.
Отец резко повернулся и вышел из комнаты.
– Простит, – сказал Глеб и едва слышно добавил: – Она простит. Я знаю.
В школу Глеб плелся неохотно. Он опасался, что ни Юрасика, ни Лены там не окажется. А вдруг они совсем исчезли? Те, настоящие, не вернулись, а для этих, двойников, двадцать четвертое мая никогда не наступало. Что же он наделал? Сам здесь, а они затерялись в обратном календаре и не могут вырваться из него. Как их оттуда вытащить? Ведь при всем его желании с ними невозможно пересечься. Как бы ему сейчас пригодился совет Дениса, который, как оказалось, неплохо разбирался в таких аномальных явлениях. Только, интересно, почему?
У входа в школу к Глебу прицепилась компания Мухина. У Глеба не было никакого желания отвечать на их придирки. Он помнил, как благородно повел себя Мухин в критической ситуации. Несмотря ни на что, не отказал им в помощи. Вся эта глупая школьная вражда вдруг показалась Глебу пустой и бессмысленной. Зачем калечить и оскорблять друг друга? Ради чего?
– Кончай строить из себя отморозка, – сказал он Мухину. – Ты же на самом деле нормальный парень. Твой класс, мой класс… Горшки делите, как в яслях. Не надоело?
Глеб обошел зависшего Мухина и обернулся на крыльце:
