Ознакомительная версия.
– У меня нет версии, – сухо ответил он. – Я сам был поражен, когда увидел, что там записано. Да уже сам факт того, что в сейфе Марка лежит какая-то видеокассета – уже одно это меня насторожило!
– И это говорите вы, единственный из всех имевший доступ в кабинет Кравцова?
Теплов медленно повернул голову и рассмотрел – нет, скорее ощупал, утрамбовал меня холодными и неподвижными темными глазами. Выговорил:
– Я могу расценивать эти слова только как глупую шутку или же – гнусный намек. Впредь воздержитесь от таких суждений… Мария. Да, вот уже и Сретенка. Там, за этими домами, ваш офис. Всего наилучшего.
Родион сидел в своем кабинете и с умным видом рассматривал какие-то фотографии. Я подумала было, что это материалы к какому-либо ведомому нашим агентством делу, но тут же оказалось, что это фотографии… правильно, драгоценного чада моего босса.
При моем появлении он улыбнулся и протянул мне широкоформатную фотографию из числа тех, которые он любил вешать на стену в своей спальне, и с умильной улыбкой выговорил:
– Вот, погляди, Мария… правда, Тапик удачно тут вышел?
– Удачно, – пробурчала я, даже не взглянув на фотографию. – И вообще… с меня уже хватит кино-, видео– и фотопродукции.
Родион вскинул на меня глаза и насторожился, очевидно, услышав в моем голосе редко проскальзывающие металлические нотки.
– Значит, дело серьезно? – быстро сказал он. – Эта нервная дамочка говорила не напрасно?
– Это в самом деле кошмар. Кошмар…
Умильное выражение примерного семьянина давно уже исчезло с лица Родиона; настороженность превратилась в цепкое, неослабное, тревожное внимание, а в глазах сверкнули искры – верный признак проснувшегося интереса к делу.
– Серьезная кассетка, значит?
– Более чем.
– Ладно, пойдем смотреть.
– Я думаю, что тебе стоит сделать это в одиночку. Сам поймешь, почему.
– Ну…
– Без всяких «ну», босс. Иногда полезно и послушать совета подчиненного. К тому же, – я вымученно улыбнулась, – к тому же ты сам выгонишь меня после первых же двух минут просмотра.
Родион посмотрел на мое бледное лицо, кивнул и вставил кассету в видеомагнитофон.
Я поспешно вышла…
* * *
Когда через час Родион вызвал меня по внутренней связи коротким «Зайди», я поняла, что он ошарашен как никогда в своей жизни. Судя по времени, он просмотрел почти весь фильм, а не как я – лишь эпизод, правда, наиболее впечатляющий.
Он сидел на корточках перед экраном телевизора, уже переключенного с видеоканала на новости, и рассеянно комкал в руках какую-то бумажку. При ближайшем рассмотрении в этой бумажке я узнала клочок той самой фотографии младенца Потапа, которой Родион так призывал меня восхититься час назад.
Лицо босса было мертвенно-бледно, на лбу выступили капельки пота. Он окинул меня отсутствующим взглядом и поспешно произнес:
– Садись.
И почему-то указал место рядом с собой прямо на полу.
– Это не монтаж, – полуутвердительно произнесла я, с сомнением вглядываясь в выражение лица босса.
– Не монтаж, – машинально подтвердил он. – Да… инквизиторы переворачиваются в гробу от зависти.
– И Кравцова, и Теплов, друг покойного и его адвокат, убеждены, что нахождение этой кассеты в сейфе Марка Олеговича не может быть объяснено какими-то… сексуальными и психическими отклонениями Кравцова, – выговорила я. – Хотя такое предположение просто напрашивается.
– Да… – пробормотал Родион. – В самом деле. А снято-то как, черт побери! – вырвалось у него.
– Да, снято профессионально, – угрюмо подтвердила я. – С этой стороны не придерешься.
Босс дошел, нет, скорее дополз до своего стола и рухнул в кресло. Он никогда не был тяжел, напротив, я всегда упрекала его в том, что он слишком мало ест и оттого становится похож на дистрофика, даже несмотря на свой малоподвижный образ жизни (исключения составляли перебегания с этажа на этаж в целях снабжения своего наследничка всеми жизненными благами). Но сейчас кресло буквально хрястнуло под тощей задницей босса. Он взялся руками за голову, потом закурил и снова взялся за свой мыслительный орган.
Я сохраняла молчание: по собственному опыту я знала, что в такие минуты лучше не мешать боссу раскидывать мозгами. Правда, однажды – именно в такой момент – он чуть не раскинул ими в буквальном смысле, когда по нас стреляли в окно с крыши соседнего дома. Босса спасло только то, что я, не желая мешать ему даже устремленным на него пристальным взглядом, отвернулась к окну и увидела блеск оптического прицела, на который счастливо упал луч солнца. Но будь моя реакция чуть помедленнее, а толчок, которым я свалила нашего московского Ниро Вульфа на пол, чуть слабее – раскинулись бы мозги Родиона Потапыча по всему кабинету.
…Наконец Родион поднял на меня глаза и сказал:
– Есть два пути решения проблемы. Одно дополняет другое. Во-первых, нужно идентифицировать ту девушку. Качество записи приличное…
– Более чем приличное, – вставила я.
– Да. Так вот, фото этой девушки нужно распечатать, а потом я свяжусь с моими знакомыми из ФСБ, попытаюсь пробить краткосрочный доступ к базе данных по Москве и Московской области…
– А если эта девушка не из Москвы? – проговорила я.
– Вот если не из Москвы, то и будем думать, – довольно нескладно отметил Родион Потапыч. – А пока что стоит пошарить в данных по пропавшим без вести в последние три-четыре месяца… нет, полгода… потому что я не думаю, что происшедшее и запечатленное на пленке произошло раньше.
– Почему? – уточнила я.
– Там есть интересный момент… когда оператор показывает вид из окна. Насколько я могу понять, на дворе лето или поздняя весна. А сейчас – начало осени. Едва ли съемка относится к прошлому году… одним словом, отсюда можно заключить, что все это происходило три-четыре месяца назад, не более. Хотя… – Босс поскреб в голове. – Хотя совершенно очевидно, что девица могла числиться пропавшей без вести бог знает с какого срока. Сколько сейчас в Москве лимитчиц, которые удрали со своей провинциальной малой родины и живут в Москве совсем под другим именем, а если и под своим, то не зарегистрированы, а если зарегистрированы, то вышли замуж и сменили фамилию…
Эта манера босса полемизировать с самим собой, расточая свое сомнительное красноречие по поводу и без оного, с некоторых пор начала раздражать меня в Родионе Потапыче. Раньше тягой к беседе с самим собой он особо не отличался. А переменился же он, – ну конечно, дорогие мои! – после рождения долгожданного первенца.
– Я думаю, босс, – произнесла я, – что вам все-таки придется связаться с драгоценными своими друзьями из ФСБ, угрозыска и прокуратуры, чтобы выяснить, кто такая эта девушка. Если это удастся сделать, то будет какая-то зацепка.
– Есть вторая зацепка, – сказал Родион. – Совершенно очевидно, что этот, с позволения сказать, исторический фильм снят профессиональными людьми, на серьезной студии и с применением приличной аппаратуры. Это же не какая-нибудь бытовая порнуха, которую можно снимать, имея в наличии творческий минимум: самую простенькую видеокамеру, пару шлюх да уголок жилплощади, на котором можно приткнуться. Тут работала целая студия. Я предлагаю вот что: ты пока что организуешь наиболее отчетливый портрет нашей… гм… потерпевшей – лицо, потом в полный рост… конечно, только без тех кадров. А потом сделаешь нарезку кадров из фильма – пропустив сама знаешь что – и поедешь на киностудию.
– Консультироваться со специалистами? И что они мне скажут? – скептически произнесла я.
– Ничего особенного они тебе, конечно, не скажут. И меньше всего следует рассчитывать на то, что они прямо сразу назовут тебе какие-то конкретные имена: оператора, режиссера… актеров этих милых… да-с…
– Понятно.
– А я пока займусь установлением личности этой девушки. Да… чуть не забыл! – Он повернулся ко мне и добавил:
– Просмотри семейный архив Кравцовых. Полюбуйся на Марка Олеговича. И на его окружение – тоже посмотри хорошенько…
* * *
Три следующих дня протекли в тягучих, изматывающих, бесплодных и бессмысленных поисках: Родион, который говорил о «краткосрочном» допуске к базе данных ФСБ, копался в громадных компьютерных архивах, стекающихся со всей страны, был зол и озабочен, волосы стояли дыбом, а рот кривился так, будто он раскусил лимон и никак не может избавиться от этого кислого привкуса. «Друзья из ФСБ», судя по скупым репликам босса на этот счет, нервничали не меньше его: допуская штатского и номинально совершенно чужого человека к ведомственному компьютеру, они рисковали получить дикий нагоняй от начальства.
Первый день в базе данных рылся эфэсбэшник Саша, он сцеживал информацию параллельно с вишневым киселем, который очень любил, но никак не мог добраться до той персоналии, что требовалась.
Ознакомительная версия.
