- Каких еще ваших парней? - откровенно не понял Куба Тоширо.
- Как это каких?! - удивилась Каминари. - Альбионцев, конечно!
- Что?! - почти завопил майор Куба. - Альбионцев?! С каких это пор альбионцы стали для тебя 'нашими'?! Ты вообще помнишь, кто ты такая? Ты помнишь, что нам пришлось пережить в этой стране?! Ты помнишь, почему я оставил Австралию?..
- Тоширо, это было почти двадцать лет назад, - тихо сказала Каминари. - Ты не представляешь, сколько всего изменилось. Мы получили полное гражданство. Я же сказала, младшие дети поступили в хороший университет. Старший сын служит в морской полиции Австралийского Озера. Он на хорошем счету, командиры его любят. У мужа отличная работа. Мы честные альбионцы, нам нечего делать в Ниппоне - ни в красном, ни в белголландском. Ты вообще обратил внимание, на каком языке мы с тобой говорим последние десять минут? На английском, Тоширо. Я едва помню японский, а дети его и вовсе толком не знают...
- Но вы живете здесь в этой ужасной нищете... - Тоширо посмотрел по сторонам.
- Да мы продали всю обстановку! - воскликнула сестра. - Мы купили новый дом на материке и переезжаем туда со дня на день! Еще два-три дня - и ты бы меня здесь не застал!
- Но... но... - майор Куба положительно не находил слов - ни в английском, ни в каком-либо другом из известных ему языков. - Я же видел ваши улицы... они пусты... комендантский час...
- Какой еще 'комендантский час'?! - младшая сестра была готова заплакать. - Весь поселок сидит по домам, потому что мы получили штормовое предупреждение! Надвигается шторм, понимаешь?!
'Надвигается шторм'.
- Ты тоже не представляешь, - тихо сказал Куба Тоширо. - Ты тоже не представляешь, на что я пошел ради тебя. Я подделал секретные документы, обманул своих командиров и товарищей. Я организовал целую спасательную операцию. Сказал своему начальнику, что должен выручить из Австралии важного агента, который может предоставить целую бездну полезной информации. Почти сто человек много дней подряд подвергались смертельному риску, только чтобы доставить меня на остров Гибсона. И вот я здесь... и все напрасно?..
- Почему напрасно? Почему?! - горячо заговорила сестра. - Мы ведь все равно можем остаться вместе. Только здесь, в Австралии. Ты можешь получить убежище. Точно, как политический беженец. Завтра мы пойдем в полицию, и...
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, - почти прошипел майор Куба. - Глупая девчонка. Об этом не может быть и речи. Я член партии и солдат Сферы. Я поклялся хранить верность Великому Председателю - до гроба и за гробом, если потребуется. Я уже нарушил эту клятву однажды - и мне еще предстоит за это заплатить, но не собираюсь совершать нового предательства. Довольно. Я был рад снова увидеть тебя, после всех этих лет... жаль. Жаль, что так получилось. Если мы расстанемся сейчас - боюсь, мы уже никогда не встретимся снова. Что ж, значит так было записано на небесах. На небесах... что за глупости я говорю...
- Тоширо, нет!
- Прощай, сестра, - майор Куба переступил порог. - Сто человек ждут меня - и я не могу их подвести.
Он резко повернулся и побежал по ночным улицам Порт-Гибсона, стараясь не обращать внимания на крик Каминари - крик, который причинял боль не столько его ушам, сколько его сердцу.
Майор Куба Тоширо уже садился в лодку и заводил мотор, когда где-то у него за спиной и одновременно высоко над головой ярко вспыхнул маяк острова Гибсона.
'Надвигается шторм'.
<a name="TOC_id20231756" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a>
<a name="TOC_id20231758"></a>Глава 4
'То утро было очень серым...'
В то утро Фаустина-Кассандра Адиль Барриентос (лейтенант Кассандра Барриентос, Военно-Воздушные силы Альбионской Имперской Федерации, 1-й Воздушный Легион Филиппинского Содружества) проснулась раньше обычного и задолго до рассвета. Потому что день предстоял сложный и опаздывать было никак нельзя. Невероятным усилием воли оторвавшись от койки, она направилась в умывальную комнату.
'То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало...'
В свое время Кассандра получила очень религиозное воспитание, но никогда не была суеверной. Никакого противоречия здесь не было, потому что в католической школе ей объяснили, что суеверие - это тяжкий грех. Поэтому глупый стишок, преследовавший ее с самого пробуждения, Кассандру нисколько не смутил. Только раздражал. Откуда она вообще его помнит?
'То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало,
