Казалось, что стоит увидеть интересное, умное лицо, и он найдет своего героя, найдет свое, такое нужное миру слово…
Этот день, как и два предыдущих, был обилен солнцем.
Вор, сам не зная зачем, уехал на трамвае за реку.
В тех местах он не бывал давно. И когда увидел серое здание бани с облупленными колоннами, заколоченный пивной киоск и тополя с еще редкими листочками, то сразу вспомнил, что все это время перебивался с копейки на копейку.
А ведь было другое время… Тогда он не был прикован к машинке, как галерник, а смело и свободно распоряжался собой и брал, сколько удавалось…
Нашарил в кармане джинсов пятнадцаток – на билет хватит, и еще двадцаток на веник, а без полотенца можно обойтись.
Он вдруг почувствовал, что к нему пришло вдохновение.
Надо проверить пару кабинок. И не из-за денег, а для того, чтобы убедиться, что он еще кое-что может, что не потерял былую ловкость…
Вор прошелся вдоль стены кочегарки, распинывая шлак, нашел длинный загнутый гвоздь.
Сойдет за отмычку.
Когда он купил билет и веник, а на последний трояк выпил стакан газировки, сердце было спокойно. Ведь можно в любую минуту передумать, остановиться, вернуться домой и сесть за машинку. Раньше он не мог позволить себе такой роскоши…
Возле кабинок народу почти не было. В дальнем углу одевался раскрасневшийся курсант, а как раз напротив сидел полуголый парень и сосал прямо из горлышка минеральную воду.
Возле его ног стояла большая спортивная сумка.
Вор вспомнил про свой заветный портфель, который пылился в кладовке.
Курсант подошел к зеркалу, причесался.
Вор выбрал кабинку рядом с парнем и стал медленно, как бы нехотя, раздеваться, поглядывая на банщицу. Это была та самая карга, у которой он из-под носа в прошлом году увел барахла на триста рэ.
Хорошо, что у него сейчас усы. Да и год прошел, целый год… Будь благословен старческий склероз и прочие сопутствующие недуги.
Он вдруг вспомнил свое последнее дело. Интересно, если бы тот угристый мужик с «Жигулями» или та особа с бидоном встретили его сейчас, то узнали бы или нет?
А все-таки он тогда чудом выкрутился.
Войдя в моечную, вор обдал скамью горячей водой из таза, оставил веник запариваться и пошел прогреться.
Райское местечко.
Сидя в парной, он почему-то больше думал не о предстоящей работе, а о брошенной повести. И было жалко потерянного времени, и все же хотелось вернуться к ней, проклятой, и добить во что бы то ни стало.
Пусть сегодняшняя баня будет разрядкой. На одном идеале далеко не уедешь…
Исхлестав себя веником до одури, вор вышел отдохнуть к своей кабинке. Хотелось курить, а руки сами просились к отмычке.
На верху кабинок рядком стояли тазы, пятнистые от солнца. Чистый пол искрился лучами.
Даже в бане чувствовалась разыгравшаяся весна.
Курсант уже ушел, и парень с большой сумкой тоже. Но зато две соседние кабинки оказались заняты.
Вор окликнул каргу. Дождавшись, когда, открыв кабинку, она уберется восвояси, закурил и незаметно, привычным движением пальцев заклинил язычок замка.
Будет смеху, если Серега, притащив в очередной раз чтиво, прознает о сегодняшнем рецидивном визите…
А может, пока не поздно, рвануть отсюда во все лопатки?.. Зачем зря рисковать, да и гвоздь в качестве отмычки может подвести…
Прикрыв дверцу, вернулся в парную и там тщательно пытался выбить из себя дурь.
– Трусоват стал, трусоват. Не будешь угонять «Жигули» и шарить по квартирам, – убеждал вор себя шепотом, охаживая крепким веником то грудь, то спину. – Браться надо за то, что по силенкам… Грабитель из тебя никудышный, да и писатель тоже…
После парной вор встал под ледяной душ.
Среди тяжелых скамеек белели тела людей – сквозь струйки воды они походили на ленивых рыб.
По силуэтам вор насчитал человек пять, не больше.
Оставив таз на ближней скамье, вышел на сияющий кафель, прошелся вдоль кабинок – и вдруг обнаружил, что он совершенно один.
Карга куда-то испарилась.
Заглянул в моечную – никто не собирался выходить. Было слышно, как гудят под кранами тазы да шумит незанятый душ.
Вернулся к кабинкам, еще раз огляделся. Только сквозняк шевелил тяжелую гардину перед входом.
Вор быстро достал отмычку, без суеты открыл ближнюю дверцу.
И, начав прощупывать карманы, услышал шаги.
– Попался, ворюга! – выкрикнула карга, приступая со шваброй наперевес. – Думал, я тебя, ирода, не узнаю, думал, забыла, как ты курил-курил, а потом – раз – и обчистил того дядечку!..
Рядом с нею наступали, покачиваясь, слесарь с черным разводным ключом и толстый кочегар в порванной закопченной майке.
– Ишь, усы отрастил, изверг! – не унималась карга. – Сейчас за тобой приедут, уже вызвали!..
Вор попятился, бухнулся на сиденье, сдернул чужую рубаху и, прикрываясь ею, понял, что теперь не убежать.
И вдруг вся прошедшая жизнь, как в перевернутом бинокле, отпрянула вдаль, стала маленькой и никому не нужной, и ничего нельзя было поделать, только сожалеть о потерянном и догадываться, что ему так и не написать – ни романа, ни повести, ни даже крошечного рассказа…