Глава 41
После того, как Волков вылетел из кабинета с таким видом, будто замышлял убийство, мне оставалось только пялиться в пустоту — мыслям требовалось время, чтобы хоть немного упорядочиться.
Я расхаживала по его кабинету, краем уха слушая доносившиеся из-за приоткрытой двери объяснения Оли, видимо, пытавшейся успокоить посетителей, возмущённых тем, что Волков сбежал куда-то прямо у них из-под носа.
Катерина врала. Это значит, они расстались. Это значит, я всё понимала неверно. Это значит, он совершенно свободен. Это значит, мы с Волковым… мы с ним… мы вроде как…
Я не выдержала, прижала ледяные ладони к горящим щекам, закрыла глаза и медленно помотала головой туда-сюда.
Давай-ка не спешить с выводами. После всего захочет ли он вообще со мной связываться? Я ведь, получается, его слова ни в грош не ставила. С такой лёгкостью поверила, что он свои привязанности меняет по десять раз на дню… И даже у него ничего спросить не потрудилась. Потому что трусиха. И глупая. И легковерная. И ничему меня жизнь, получается, не учит!
Я остановилась у громадного панорамного окна, откуда центральная часть города была видна как на ладони, судорожно выдохнула, огляделась.
Ну и зачем мне здесь оставаться? А если кто-нибудь из его замов появится? Или Фролов? Как я им объясню, почему торчу одна в кабинете главы компании, который вдруг сорвался куда-то и ещё неизвестно, когда вернётся?
Мало ему из-за меня неприятностей?
И если уж наш разговор не закончен, договорим завтра.
Я вышла из кабинета, притворив за собой дверь. Кое-как успокоенные посетители при виде меня помрачнели до состояния грозовых туч.
— Оля, я пойду, — шепнула я подруге, склонившись над её столом. — Неудобно мне там торчать. Ты Волкову объясни, хорошо?
Оля буквально пылала желанием обо всём меня расспросить, но посреди рабочего дня, да ещё с явно недовольными посторонними под боком — исключено.
— Позже поговорим, — пообещала я напоследок и покинула приёмную. А спустя полчаса, сдавшись, отпросилась у своего непосредственного шефа Олега Сергеевича и побрела домой.
Я намеренно отказалась от транспорта — ни автобус, ни такси, ни метро сейчас не подходили. Мне нужно пройтись и утомиться, чтобы мысли мои, наконец, тоже немножко устали и перестали вихриться, дали мне наконец возможность сообразить, как поступить дальше.
За что стоит себя поругать. За что — пожалеть. И как дальше смотреть в глаза Волкову, расставание с которым я успела по всей форме оплакать, когда оплакивать, как оказалось, нужно было моё здравомыслие…
Путь получился долгим и утомительным — всё, как я планировала. Стащив в полутёмной прихожей сапоги, поставила сумку на пуф у двери и, на ходу расстёгивая пуховик, побрела на кухню.
— Мам, я верну…
Остаток фразы застрял в моём горле.
Потому что открывшаяся мне картина мало соотносилась с реальностью. За нашим кухонным столом в обычном свитере и джинсах сидел Волков, а моя мама поила его чаем из нашего парадного сервиза, достававшегося из серванта лишь по особым случаям.
На рабочей поверхности сбоку высилась громадная корзина с конфетами, фруктами и чем-то ещё.
— Женя… — мама поднялась из-за стола и застыла в растерянности. — А мы вот… Понимаешь, Андрей Владимирович приехал тебя навестить. Он всё мне объяснил…
Интересно, что именно он объяснил? И как давно приехал? И почему приехал? И каким образом так объяснил, что мама буквально сияла и бросала на него смущённые взгляды.
— Спасибо за чай, Елена Степановна, — Волков держал себя так, будто познакомился с моей матерью лет десять назад, не меньше. — День бы сумасшедший.
И он перевёл взгляд на меня, чтобы совершенно ясно дать понять, кому адресовались его следующие слова:
— Было много дел. Пришлось отлучаться. Я вернулся в офис, а Евгения оттуда уже сбежала. И меня утащили на переговоры по контракту, сохранность которого, кстати, ваша дочь самоотверженно отстояла в борьбе с… обстоятельствами.
Ох…
Он говорил, а мама слушала его с таким вниманием, будто ничего важнее сегодня за весь день не слышала.
— Женя, где мы можем поговорить?
Я даже вздрогнула от неожиданности, не сразу сообразив, что Волков обратился ко мне.
— А вот в спальне, — затараторила мама. — Там никого. Гошка гулять ушёл, вернётся нескоро. Женечка, проводи, пожалуйста, Андрея Владимировича.
Безудержно краснея, я, наконец, стащила с себя пуховик и без лишних возражений направилась в спальню. Волков последовал за мной.
Щёлкнул включатель настенного светильника, укутав спальню мягким жёлтым светом. Я подошла к окну, задёрнула шторы, обернулась. Он притворил за собой дверь.
Его взгляд прошёлся по нашим исключительно скромным интерьерам, добрался до моего лица. И в этом взгляде читалась… жалость? Я не смогла бы точно сказать, но что-то такое… будто он смотрел на мокнущего под дождём щенка.
И у меня вдруг даже скулы свело от унижения. Неужели он думал, я ему привирала, когда рассказывала, как нам живётся?
