— 9 июня — священный для меня День. Молюсь о тебе. Вспомни — я правлю его, мыслями весь с тобой, весь сердцем. С утра, неотрывно, с тобой, весь с тобой, моя ненаглядка, ягодка, Олюша. Вечером придет доктор, напомню ему, и выпьем за твое здоровье, за твое светлое Рожденье. В 11 часов я сварю доктору шоколад, поднимем стаканы за тебя, за маму, за Сережу. Я вспомню-помяну папочку твоего, он светло живет в сердце нашем. Я позову тебя — Оля моя… жизнь моя!.. И ты почувствуешь мое сердце. Я его так слышу… так оно взмывает во мне. Должно быть ты получила письмо, и думаешь о Ване. Сегодня я просил Арину Родионовну сделать мне «в твою честь» пирог (* это ты меня — твоим лукулловским обедом..!) — она испекла чудесно, с вязигой и яйцами, и сладкий, маленький, с ревеневым вареньем, — мне Юля пять кило прислала! Пир какой… вчера объелся доктор. Ну, Олюночка, радостная будь, светленькая-светленькая, отстрадавшая, теперь здоровенькая, — и всегда, всегда здоровенькая да будешь! Позови меня на Рождение, скажи — «Ваня, любимый, ну, поцелуй меня, малютку, рыбку свою, русскую девочку светлоглазку!» Я тебя поцелую так нежно, и так жарко-жарко… — щечки будут гореть твои, чуть, румянка… о, как дорога ты мне! Люблю, люблю… в сердце баюкаю… Покоен за тебя и радостен тобою. Твое фото обставлю цветами, — мою иконку. Я здоров, болей нет. Твой висмут успокоил раздражение. Почему ты недовольна жеребчиком? Ты хотела «Мери»? Если бы Сережа нашел для тебя гардению! или — апельсиновое дерево. Но м. б., не хватит денег? Я дошлю.
Твой всегда Ваня. Неизменный.
[На полях: ] А тебя украшу розами. Ах, если бы Сережа — забыл ему сказать — привез тебе жасмин! Я просил — пионы.
Оля, я не догадался, что тебе подумалось… Ты вскрикнула: «ой, что подумалось..!» (что не спишь без снов).
Спи калачиком, как киска. Круто. _В_и_ж_у_ тебя! и целую.
Ольгушка, пиши «Лик»15, — да, просто, как бы _м_н_е.
Не смутись: «Пути» будут завершены — я могу скоро написать, созрело.
Олька, если ты не начнешь писать, я не буду тебе писать. Я тоже — и упрямый!
Оля!.. Я хочу писать «Пути»… но… все мне мешает и — тревога — когда же? когда? Но я овладею собой. Увижу тебя и — во-имя твое буду.
Олька, спи утром, не жди почты: она все равно придет!
Как хорошо, что ты видишь рождающееся, новое: от котят до… жеребят! Я бы написал… о, напишу, что Дари видела и _к_а_к_ принимала.
Какая крупная твоя гортензия!16 Я ее надушил и поцеловал в сердечко.
2
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
4. VI.42 5 вечера
Дорогая моя Ольгуна, пишу наскоро, очень сегодня замотался, с 8 утра и до 4 ч. был в хлопотах, — и в связи с моим чтением, и по поводу моей деловой поездки. А сегодня жарища еще… хоть я и люблю жариться, но лишь при полной беззаботности-неспешке. Эх, хорошо в такую пору в березовой роще — лежать и слушать усыпляющее жужжанье пчел, дремотное бульканье в овражке… — вспоминаю, как в Крыму, бывало, баюкали арЫки!.. Что за воздух в такую пору, в полдень, когда накрепко припекает, и в этом густом припеке — такие пряники, такие струйки, каких и сам твой любимец «Герлен» не выдумает! Ах, Ольгуночка моя далекая, — и какая же близкая-близкая! — вспомнил сейчас эту чудесно-пряную затинь березовых наших рощ в жару… — и глаза сладко щурятся от истомы, и лень мне думать, и чувствовать даже лень. Помешали, непрестанные посетители сегодня… — только отмахиваюсь. Как мне порой мешают!.. И часто — из пустого в порожнее. До завтра.
5. VI 1 ч. дня Вечером вчера зашла Марина Квартирова с каким-то провожатым17, — поразился я, до чего она изменилась, исхудала! Лечится здесь от болезни в кишечнике, и врачи не могут определить, ощупью идут. Советовал ей обратиться к нашим врачам, указал на Серова-интуитивиста18. Хочет попробовать. Говорил ей о том из нашего, что не поддается решению рассудком, на чем сбивается большинство, — как вести себя перед лицом событий. Для меня в этом нет преткновений: для меня — _п_е_р_в_е_й_ш_е_е_ — борьба с воплотившимся в большевизме _з_л_о_м, борьба _в_н_е_ всяких исторических, географических и — вообще всех «относительных», _з_е_м_н_ы_х_ соображений: мы — и это не впервые в жизни земли, — лицом к лицу с вневременным, а извечным, — в необъяснимой для нашего рассудка _т_я_ж_б_е_ (т_а_к_ мы, м. б. судим — т_я_ж_б_е!) — перенесенной из «оттуда» — в земную ограниченность. Подобное проявление «вечного-потустороннего» — да зрят земнородные! — было две тысячи лет тому19, и лишь избранные это постигали _т_о_г_д_а. (Ныне постигают это верующие.) Творящееся ныне для большинства так же темно, и потому много душевной и умственной смуты и разброда. Мир ныне — в «р_о_к_о_в_ы_х_ _м_и_н_у_т_а_х»20, а зрители и участники действа меряют на свой аршин привычный. Отсюда невероятный хаос непонимания и ошибок, — у всех. Говорю о включенных в «надмирный поединок». Думается мне, что _в_с_е_ дано Волею — для испытания, для как бы нового чекана более совершенной земной Души, для углубленнейшего постижения Божественного Плана, — это этап в эволюции мира и драгоценнейшего в мире — _ч_е_л_о_в_е_к_а_ — Господнего дитяти: приблизься же к познанию твоей сущности! Так чувствуется мне. А почему и зачем, — конечная-то _ц_е_л_ь! — это невнятно мне, — это еще не открывшаяся божественная тайна. Одно несомненно: — это — для блага, для наполнения человеческо-божественной сущности в нас… — это продолжение тайны Вифлеема и Голгофы. Это новый шаг — к сближению тварного с Творцом. И потому мы все должны быть готовы к возможному новому _О_т_к_р_о_в_е_н_и_ю. Не о «последних временах» говорю я, а лишь о новом этапе в жизни мира, — о «самораскрывании Бога и его Воли»21. Посему и должны как бы со светильниками бодрствовать22, а не смотреть через муть близоруких глаз, через ребячью «хронику событий». Тут «божественная трагедия»23 — для новой выучки нас, маленьких, а мы все еще продолжаем смотреть, как на бесследно проходящий очередной «водевиль» с историко-социальным содержанием. Нет, тут содержание глубочайшего масштаба, тут космическое касается нашего микрокосма, вечное — временности нашей. Если бы жив был Достоевский, Тютчев, Пушкин..! Они нашли бы форму — выразить ныне совершающееся глубинно и… упростить для нашего мелкодушия. Да, _э_т_о_ может быть внятым только в формах высокого искусства: в образах, — не в словах-понятиях. Я чувствую это чем-то, что за пределами моих пяти чувств. А найду ли способ постичь и _в_н_я_т_ь… —
