скоро напишешь мне, что ты успокоилась. И я успокоюсь. Я эти дни все порывался вложиться в «Пути Небесные»… — и все чего-то ждал. Да, я ждал твоего письма, и когда сегодня, в 6 вечера, получил, — боялся открыть его. И потом, прочитав и перечитав… — сидел, оглушенный… болью твоей пришибленный. И вот, к ночи мне стало легче… а теперь еще легче… — я же с тобой, и ты — со мной, вот здесь, так близко, так тепло со мной, так ласково, так светло-тихо, — со мной, во мне. Олюночка моя, дай твою головку, усталую, истомленную, я прижму ее к сердцу… я глажу твои косы, твои височки… свет глаз твоих вбираю, и мне тепло, и свет мне — твой, Оля, свет, — вечный свет твой, пресвет-лая моя! Прости твоего безумца. Я тебя ни в чем не _в_и_н_и_л, не смел, не мог, — ты вся для меня во святой броне. И всегда была, как открылось мне твое сердце. А если я загорался, так это от дурного во мне, — во мне! — Прости, голубонька. Со слезами пишу тебе: прости.
Не поддавайся, не теряй воли, не шатай _в_е_р_у_ в себя — веру в _с_в_о_е_ чудесное.
Письмо это придет м. б. ко дню рождения твоего. Господи, помоги же, чтобы день этот был светел в душе-сердце моей Олюши, Ольгунки милой. Господи, пошли ей здоровья и радости и счастья — славить Тебя, Тобою дарованными ей силами! Да будет. Целую тебя, Ольгуночка, нежно, свято, благостно, чистоту твою целую, боль твою снимаю… крещу тебя, всей силой, во мне живущей. Если ты почему-либо не будешь иметь возможность написать, пусть мама хоть открыточку мне пошлет. А я с тобой, всегда, — всегда ты будешь меня слышать, я буду неотрывно — возле. Буду чаще писать, не ожидая от тебя. А за все дурное во мне — прости. Ведь ты чутка, и не обманет тебя сердце: твой Ваня тебя любит и безмерно ценит. Только он все еще взрывается, _г_л_у_п_е_ц, неуемный, — горько и смешно мне — за себя. Но ты понимаешь, ты — простишь. И не могу послать цветочков тебе. И не знаю, будет ли завтра открыта почта (Вознесение и у иноверцев). Да хранит тебя Господь и Пречистая… о, милая, светлая моя… если бы Господь дал мне сил молиться за тебя!
Целую, крещу сердцем, весь с тобой.
Ваня
Утро 3.VI Сейчас посылка от mr. Tholen. Спасибо, милая Олюша, но я же _в_с_е, все достаю! А лекарств никаких не принимаю. Сейчас хочу поехать к Т[олену] и попытаться передать духи, яички, лекарства, книгу и pastilles Vichy — для тебя. Возьмет ли?!
[На полях: ] Был у Толена и, как всегда, не застал. Просил передать ему посылочку.
Почта закрыта, пошлю завтра.
44
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
[19.VI.1943]
Милый Ваня! Мне очень трудно писать, но все же, хоть строчку сама. Операция была очень большая: ампутация груди, удаление железы под рукой (правой) и маленькая операция выше локтя.
О том, что я изуродована, что больно все, (даже правая сторона лица), говорить не приходится, — это все «нормально». Надо благодарить Бога за очень многое:
1) чудом открыла я опухоль рано;
2) операцию делал удивительный доктор237, когда-нибудь опишу; — коротко о нем нельзя;
3) все условия, при которых была операция и та легкость у меня, с какой я пошла;
4) наконец то, что я была последней им оперирована, а потом он должен был уехать, а теперь болен. Он — знаменитый хирург тут, и точно, что ему подсказывало: очень торопил до отъезда своего. Вчера через ассистента передал мне, что первое, что сделает, как сможет выходить, это навестит меня, — надеется через несколько дней, даже если еще не в состоянии будет работать.
Что будут со мной делать дальше — не знаю, не спрашиваю. Кажется, рентгеном лечить.
Не задаюсь также больше и вопросом о том, что было… К чему?
Доктор хороший психолог. Изъял из всей истории нашего «домашнего врача», сказав Ару, что тот меня только навинтит и ему работу отягчит. И домашний врач исключен. Он только был у меня как частный посетитель.
Невозможно писать левой рукой и устала.
Коротко: по-немножку встаю. Маленькое осложнение: вода собралась на месте, где была грудь (будто маленькая [грудка]) а так даже до углубления выскоблил.
И ранка выше локтя плохо затянулась. Но все это тоже почти «нормально».
Забыла самое главное-то!! Doctor после операции позвонил Ару и сказал: «операция прошла так, как я только мог желать». И еще похвалил меня за храбрость.
Вот и все.
А теперь надо поправляться, хоть и не легко: — не могу есть.
Спасибо тебе за все доброе.
Будь здоров! Крещу. Целую.
Оля
P. S. A я знала, что заболею. Маме сказала незадолго.
P. P. S. Ах, да, — Толен не взял еще 2-х пакетов масла, 4 пакета лекарства, банку меда, kilo ветчины, очень хорошей, сама коптила и солила (наш мясной паек, — на целый год дают, что полагается, так что я научилась хорошо солить) и яичко с картиной Кремля не взял, несмотря на скандал его жены. Говорит, что не пропустили бы. Твое последнее мне тоже не взял. Но я благодарю тебя за желание.
О.
45
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
25. VI.43 12 ч. дня
Дорогая моя Ольгуночка, как я рад — от тебя письмо вчера вечером! С 9.VI — открытка мамы от 2-го, — я был в томительной неизвестности, намучивая себя, не мог места найти, думать уже не мог здраво — в томительной тревоге. И потому, с 10–11-го, когда послал тебе письма с рассказом «Трапезондский коньяк»238, — получила? — не был в силах писать. Эти жгучие думы, как прошла операция… Господи! Боялся осложнений, лезло все в голову… не недуг твой, — он миновал уже и не вернется, верю, верую… а как ты перенесла все, как ты — вся, вся… — все лезло в душу. Как сердце, как душа твоя… — ну, что говорить: ты, чуткая, знаешь меня — себя (мы так похожи _в_н_у_т_р_е_н_н_и_м_ своим!) — и представляешь, что переживал я. Да, как и ты, я верю, что Господь был с тобой — во всем. Ты будешь жить, ты будешь радостная, здоровая, ты найдешь _в_о_л_ю_ — и жизнь обернется для тебя _с_в_е_т_о_м! Помогай же выздоровлению, укрепляйся: спа-семся! Так, верю, дано. Пройти через муки, сомнения, тревоги, — и укрепиться, омолодиться духовно и душевно. Свет мой ясный… ты — многим-многим — _с_в_е_т, тихая моя звездочка, далекая. Если можно только это… — я тебя еще сильней люблю,
