глазам друг дружку понимали, и я передал бы тебе, моя голубка, все самое едва ощутимое… — и как бы ты все это взяла бы!.. — умница моя чуткая, — я же повторяю тебе, что ты — живое, истинное дарованье, и бо-лыное дарованье! А «стилизация»… — я раз написал рассказ «Под небом», он в той книге, которую отказался взять этот деревянный голландец, — и там привел рассказ охотника — на трясинах — легенду, вот с приблизительно таким напевом, как ты даешь… и почувствовал, что — _н_е_л_ь_з_я, режет… а — увлекся, как ты! — и — переработал, дал естественный пересказ, и куда лучше вышло. Рассказ был напечатан в «Русском богатстве»
275 Короленко
276, нравился. Но лучшее в нем — не эта легенда. А в общем он мог бы быть и ненаписан, как многое мое.
Еще раз прошу: не усматривай во мне этой поганой черты — «злобы»: я могу вспыхивать, загораться, раздражаться… и быстро остываю: «злиться» не могу, это было бы мучительно, а я нетерпелив. Хоть этим объясню тебе, почему не могу злиться и пилить деревянной —! — пилой.
Да, этот дубина еще и врун… не пойму. Вот, отказался взять твои, от тебя-то! — мне подарочки… — какая же засушь душонки! Ну, чем он рисковал? Отберут? А м. б. и не отобрали бы. А я… как бы я был счастлив! От тебя, твоего изготовления ветчинка… а я не помню, когда и ел-то ее. А от меня не взял… — яички мог бы в жилетный кармашек вложить… малюсенькие коробочки лекарства, духи мог раскрыть… — для своего туалета… ну, книгу потерять жаль… эх, потому не взял, что никак не касается его выгод… — и — точка.
И опять скажу: гад тот, кто посмел сказать Вале… и она перестала есть. Как же я чувствую всю безнадежность ее, бездонность..! Дай ей, Господи, сил.
Ольгушоночка моя, целую глазки твои, губки и щечки — розовые, блеклые… все едино — _т_в_о_и_ щечки. Ты мне любая дорога, ты — душа моя живая. Оля, верь мне — все мое сердце в тебе, с тобой. Ну, Господь да восстановит тебя! Веруй, молись. Твой всегда Ваня, — пусть и старый, а душа моя ни-как не стареет — помнишь, сказала? — для нее нет годов. Но это не у всех, да.
[На полях: ] Пересаженные мною твои пасхальные ландыши у Юли — живы, весной, думаю, зацветут. А мои — цвели? Ты не забыла их? Но тогда ты была в клинике.
Твоя бегония — именинная — дает 7-ой лист. Мои лимончики — молодцы, а всего 6 мес. от посадки зерен, — а ростом в 1/4 аршин.
Ольгунка, как я хочу видеть тебя! Слы-шать тебя!! руку твою целовать!., сердце твое услышать…
Ты должна жить, и я тебе писал, в письме от 23 июля277 для чего еще, помимо творчества в искусстве: такое твое сердце! Ты получила это письмо?
Вспомнила ли ты, когда и как ушиблась? Я постараюсь найти в письмах.
Я твое письмо, от 11.VIII — (штемпель278) получил днем — 14-го — всегда грустное придет досрочно!!! — только что послал тебе (14-го же) два с рассказом279.
Тебе всего 39 л. — детка еще! Должна жить! Напиши о здоровье, что почка? Тебе нужен полный покой, да, терпенье, покой на время, и — пройдет.
55
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
16. VIII/29.VIII.43
3-ий Спас, наш рыбинский праздник280
Ванечка милый, отвечаю на твое письмо от 18-го, такое грустное, на какие-то «крематорские» мотивы. Конечно, тягостны эти «уходы», я очень ими всегда болею, кто бы ни «уходил». Это всегда напоминание о неизбежном для каждого из нас. И кто что о себе и о другом знает? Кто «на склоне» может запросто проводить не одного из близких совсем не «на склоне». Вот на днях через Красный Крест получили известие от 89-летнего дядюшки о смерти его родственника (брата моего свекра), «трагически погибшего в Лондоне» —? Ничего не известно, т. к. сообщение очень краткое. Этого умершего я помню совсем свежим и бодрым (нет 60–62 годов), а [вот] это 89 летний, давно собирался уходить… правда необыкновенно живой и юный духом. Это я имею ввиду известного Dr. A. A. Bredius’a281, знатока Рембрандта282, отдавшего Гааге свой дом-музей с ценнейшими собраниями произведений искусства и подарившего массу картин Рембрандта ван Рейна музеям Голландии, — одним словом, тот самый богатый магнат, который широко покровительствовал и покровительствует эмигрантам нашим. Ты вероятно о нем слыхал. Во Франции его очень многие знают. Он живет в Монако. Теперь у него «в дочках» кн. Багратион с дочерью283 и много еще кого-то. А до того было много всяких. К сожалению, часто его обманывали, т. к. часто бывает, что не те, кто бы заслуживали, (например, стипендия Рахманинова была дана прямо подлецу) получают поддержку (это его впрочем не останавливало от его благотворительности, и он мне как-то сказал: «эти милый люди, полные совсем особого шарма и жизни духа мне близки и это моя пассия, а за пассию должна быть и плата, это маленькие разочарования меня не смущают». Меня очень полюбил за короткое свидание и был галантнейший кавалер). Но разочарования-то были чувствительные… десятками тысяч. Говорят, что в молодости он был влюблен в одну русскую, бывшую замужем (за каким-то бароном) и с тех пор эта тяга осталась. Он не женился, но был всегда вблизи ее… и не близок. Это тутошние из колоний знают. На голландцев он не похож и ценности ценит не сребрениками. Массу интересного слышала я у него об искусстве, о художниках… И постоянно у него молодежь, богема… да еще не только сами, но и своих приятель-льниц приглашали (за его счет). Война 1939 г.284 его застала здесь, и если бы ты видел, как он, уже 85-летний старик, метался, что его «милая принцесса» (Багратион) одна в замке, м. б. боится, м. б. без денег?.. И при первой возможности уехал. Причем никакой, конечно, грязи, — но сильная жалость к ней, испытавшей большевиков. Ну, довольно. Г-жи Haas его, вероятно, знают, если не чуждались культурных кругов Голландии.
Этот старец представитель категории людей, противоположной Толенам. Такие тоже есть. А Толена я через Фасю спрашивала: он деньги поручил переслать своему приятелю. Видимо, тот забыл. Теперь они ему напомнили. Надеюсь очень, что Елизавета Семеновна их скоро получит. Дело не в том, что это «какие-то несчастные 500 франчи-ков», как ты сказал и не в том, что они являются «грошом» для богатой Елизаветы Семеновны, — но только в том, что
