Она шила красное детское кимоно. Из старого нижнего кимоно Ясуко.
– Сатоко все еще забавляется с цикадами? – спросил Синго.
Кикуко кивнула. Потом сказала, почти не разжимая губ:
– Да.
Для Сатоко, которая жила в Токио, цикады были диковинкой, а может быть, таков уж был ее нрав, но первое время она их боялась, и тогда Фусако обрезала однажды ножницами крылья певчей цикаде и дала ее дочери. После этого Сатоко, стоило ей поймать цикаду, всегда просила Ясуко или Кикуко обрезать крылья.
Ясуко это было очень неприятно. Она говорила, что в детстве Фусако не была такой жестокой. Говорила, что такой жестокой сделал Фусако ее муж.
Ясуко прямо-таки побледнела, увидав, как певчую цикаду с обрезанными крыльями тащит полчище рыжих муравьев.
Синго был этим озадачен, даже поражен: раньше никогда такой пустяк не вывел бы Ясуко из себя.
Но тут она разволновалась, вероятно, потому, что ее охватило дурное предчувствие. Синго прекрасно понимал, что дело совсем не в цикаде.
Девочка приставала до тех пор, пока взрослые не сдавались и не обрезали крылья цикаде, а Сатоко потом не знала, куда ее девать. Она притворялась, что собирается как следует спрятать цикаду, и с мрачным видом выбрасывала ее в сад. Понимая, что взрослые следят за тем, что она делает.
Фусако каждый день жаловалась Ясуко на свою жизнь, но не говорила, когда собирается вернуться домой, из чего можно было заключить, что самый важный для нее разговор еще впереди.
Ложась в постель, Ясуко пересказывала Синго жалобы дочери. Большую часть жалоб Фусако Синго пропускал мимо ушей, но чувствовал, что она рассказывает не всё.
Конечно, она приехала, чтобы посоветоваться с родителями, но тридцатилетней женщине, имеющей собственную семью, делиться с родителями совсем не легко. И взять обратно в дом дочь с двумя детьми тоже нелегко. Так разговор все откладывался со дня на день – событиям предоставляли идти своим чередом.
– Очень уж ласков отец с Кикуко, – сказала однажды Фусако.
Это было во время ужина, когда за столом сидели и Сюити, и Кикуко.
– Конечно. Мы и должны быть ласковы с Кикуко, – невозмутимо ответила Ясуко.
То, что сказала Фусако, не требовало ответа, но Ясуко все же ответила. Хотя она при этом улыбалась, слова ее были рассчитаны на то, чтобы одернуть Фусако.
– И в этом нет ничего удивительного – ведь Кикуко тоже ласкова с нами.
Кикуко покраснела от удовольствия.
Ясуко говорила как будто добродушно. Но в ее голосе слышалось и осуждение дочери.
Чувствовалось, что она любит счастливую на вид невестку и не любит несчастную на вид дочь. Казалось даже, что в ее словах таился жестокий, злой умысел.
Синго объяснил это тем, что Ясуко была недовольна собой. Нечто схожее испытывал и сам Синго. Но для Синго это все-таки было несколько неожиданно, он сомневался в том, пристало ли Ясуко, пожилой женщине, матери, обнаруживать свои чувства перед несчастной дочерью.
– Меня это не устраивает. Со мной, ее мужем, вы не так ласковы, – сказал Сюити, и это не было шуткой.
Что Синго трогательно относится к Кикуко, прекрасно знала и сама Кикуко, не только Сюити и Ясуко, и об этом уже никто не заговаривал, а Фусако вдруг взяла и заговорила, – Синго стало очень грустно.
Для него Кикуко была единственным светлым оконцем в их угрюмом, мрачном доме. Дети Синго не такие, как ему хотелось бы, да и сами они не способны жить, как хотелось бы им, и от этого бремя кровного родства было для Синго еще невыносимее. Только молодая невестка радовала его.
Он действительно был с нею ласков, – еще бы, она была светлым лучом во мраке его одиночества. Так он баловал себя – его трогательное отношение к Кикуко было для него сладким бальзамом.
Тревоги и переживания Синго, связанные с его возрастом, ничуть не волновали Кикуко. Она его вовсе не остерегалась.
Слова Фусако как бы убивали маленькую тайну Синго.
Это было за ужином дня три-четыре назад.
И вот сейчас, стоя под вишней и вспоминая о цикадах Сатоко, он припомнил слова, сказанные тогда Фусако.
– Фусако решила поспать днем?
– Да, она укачивала Кунико и сама заснула вместе с ней, – ответила Кикуко, глядя в глаза Синго.
– Забавная эта Сатоко. Как только Фусако начинает укачивать Кунико, Сатоко тут как тут – прижмется к матери и тоже засыпает. Так приятно на них смотреть.
– Ласковая.
– Бабка не любит внучку, а ведь когда ей исполнится лет четырнадцать-пятнадцать, она будет очень похожа на нее – даже храпеть начнет, как она.
Кикуко растерялась.
Она вернулась в комнату, где до этого шила, Синго направился в другую, но она окликнула его:
– Отец, оказывается, вы ходите на танцы?
– Что? – Синго обернулся.
– Это уже всем известно. Я была так удивлена.
Синго действительно позавчера ходил со своей секретаршей в дансинг-холл.
Сегодня воскресенье. Значит, за вчерашний день эта Хидэко Танидзаки проболталась Сюити, а Сюити рассказал Кикуко – не иначе.
Уже много лет Синго не ходил на танцы. И когда он пригласил Хидэко, та была поражена. Сказала, что, если она пойдет с Синго, в фирме начнутся пересуды и ей это будет неприятно. А мы никому не скажем, предложил Синго. И вот на следующий же день она поспешила рассказать обо всем Сюити.
Все выведав у Хидэко, Сюити и вчера и сегодня делал вид, что ничего не знает. А сам тут же все разболтал жене.
Сюити, наверно, часто ходил с Хидэко на танцы, потому-то Синго и решил пригласить ее. Он надеялся, что в дансинг-холле, куда он пойдет с Хидэко, возможно, будет и женщина, с которой встречается Сюити.
Однако, придя туда, Синго не смог определить эту женщину по внешности, а спрашивать не стал.
У Хидэко, когда она оказалась с неожиданным для нее кавалером – Синго, словно бы закружилась голова, девушка стала вести себя неестественно, и Синго весь сжался, почувствовав в ней опасность для себя.
Хидэко всего двадцать два года, но ее грудь уже достаточно велика, чтобы наполнить ладонь. И Синго неожиданно стали вспоминаться порнографические открытки.
Вспоминать порнографические открытки в такой безумной толчее было смешно и даже как-то нелепо.
– В следующий раз пойду с тобой, Кикуко, – сказал Синго.
– Правда? В самом деле, сводите меня.
Кикуко раскраснелась.
Интересно, догадывается ли она, что он пошел на танцы только из-за любовницы Сюити?
Синго совсем не волновало, что дома узнали о его походе на танцы, и растерялся он только от неожиданности, испугавшись, что Кикуко разгадает его тайное намерение увидеть любовницу Сюити.
Вернувшись на веранду, Синго прошел по ней в комнату
