Надеюсь, Марта здорова и счастлива. Насколько я понимаю, она отзывается обо мне не очень лестно. Но это вполне естественно... По-моему, не следует доверять рассказам любой из сторон разрушенного брака... Я, конечно, предпочитаю молчать. Всякий, кто принимает хорошенькую и честолюбивую женщину за богиню-царицу ночи, должен быть наказан, если не как еретик, то как дурак.
Всегда вспоминаю слова Джойса (Джеймс Джойс. -- В. П.):
"Хемингуэй, богохульство не грех. Ересь -- это грех".
Вы знали Джойса? Он ужасно обращался со своими почитателями... А с обожателями -- еще хуже. Но он был моим лучшим собеседником и другом. Помню, как-то раз, будучи в мрачном расположении духа, он спросил меня, не кажется ли мне, что его книги отдают "провинциалыциной". Он сказал, что это его иногда угнетает. "Ах, Джим,-- сказала миссис Джойс,-- тебе бы написать об охоте на львов". Джойс ответил: "Должен признаться, мне даже взглянуть на них страшно". Тогда миссис Джойс сказала: "Хемингуэй опишет тебе льва, и тогда ты сможешь подойти, дотронуться до него и почувствовать его запах. Вот и все, что тебе нужно".
Пожалуйста, берегите здоровье и пишите книги. Стоит только начать, слово за слово, и все получится... Писатели-беллетристы всего лишь супер-врали, которые, если, конечно, они много знают и достаточно дисциплинированны, пишут так, что вымысел становится достовернее правды...
Вашу книгу я наконец получил, и на английском языке она мне нравится даже больше, чем на итальянском. Вы молодец, что смогли написать ее во время войны. Сам я во время войны не могу писать ничего, кроме стихов. Однажды в Мадриде я написал пьесу ("Пятая колонна".-- В. П.). В то время она мне казалась хорошей, но, очевидно, это не так. Я тогда читал странную книжку какого-то англичанина, написанную необыкновенно плохим и в то же время эффектным языком, и, подобно жалкому хамелеону, я стал подражать ему. Вот что получается, когда читаешь романы до завтрака... Обычно утром, до того как начать работать, я стараюсь ничего не читать, чтобы не заниматься бесполезным заимствованием, не попасть под чье-то влияние, никому не подражать и не позволять заглядывать себе через плечо. В Мадриде, до того как сесть писать, я ходил в Прадо (худ. музей.-- В. П.). Это было здорово и не причиняло такого вреда, как чтение по утрам. Я знаю, это не ваша тема, но человек без формального образования может многое почерпнуть в Прадо, особенно если проводить там все утренние часы. Сочетание великих и никчемных произведений и неизвестных шедевров создает удивительное ощущение...
О картинах, выставленных в Прадо, хорошо заботились, и ни одна из них не пострадала. Я всегда гордился тем, как Республика заботилась о картинах. Помню, как колонна грузовиков с картинами из Прадо продвигалась по дороге Валенсия -- Барселона в тот день, когда франкисты перерезали шоссе и вышли к морю. Жалкие остатки одной роты сдерживали целую колонну противника, рвавшегося к дороге. "Мессершмитты" и "фиаты" обстреливали грузовики с бреющего полета, и я молился за картины... Они были вывезены в Швейцарию и потом полностью возвращены. Возможно, не стоило так рисковать и эвакуировать картины по шоссе. Но тогда никто не знал, что произойдет в Валенсии, и многие из солдат, которые могли бы спастись, отдали свои жизни, удерживая дорогу и спасая картины. Во время бомбардировок и обстрела Мадрида фашистами к простым, малограмотным людям обращались с призывом: "Бережно относитесь ко всему, что вам кажется непонятным. Это может быть произведением искусства!"
По-моему, такой лозунг уместен во все времена...
Ваш друг ЭРНВСТО
24 сентября 1954 года
Бернарду Беренсону Финка Вихия
Дорогой В. В.,
рад был получить от вас весточку и узнать, что вы здоровы. Вы совершенно правы, говоря, что нам никогда не удается добиться задуманного. Правда, иногда, перечитывая свою работу спустя много времени, мы все же добиваемся своего. Когда получается хорошо, мне начинает казаться, что это я у кого-то украл, а потом я вспоминаю, что никто другой не мог этого знать и что на самом деле этого никогда не было, а значит, я должен был все придумать сам, и тогда я чувствую себя счастливым. Последняя написанная вещь всегда кажется нам самой хорошей, поэтому, возможно, я излишне уверен в книге о старике и море. Каждый день, по мере того как я писал ее, я поражался тем, как здорово у меня получается, и надеялся, что назавтра смогу выдумывать так же правдоподобно. Когда я закончил, мне осталось сделать всего три или четыре исправления и я боялся, что здесь что-то не так, но, перечитывая книгу, с каждым разом убеждался, что она впечатляет меня не только как автора, но и как читателя. Не могу читать ее без волнения и знаю, вы мне поверите -- это совсем не то волнение, какое испытывает человек, любующийся своим творением... потому что я читаю эту книгу как нечто, написанное совершенно другим человеком, который давно уже умер.
Мы оба достаточно пожили и можем говорить правду, и я рассказываю вам обо всем только потому, что это действительно любопытно. Некоторые вещи, такие, например, как история Пабло и Пилар в "По ком звонит колокол"-- о том, как они расправляются с фашистами в деревне,-- я перечитываю с искренним удивлением: неужели я мог так все придумать. Знаете, беллетристика, или, вернее, проза, пожалуй, самый трудный писательский хлеб. У вас нет эталона, старого испытанного эталона. Есть только лист чистой бумаги, карандаш, необходимость сделать вымысел достовернее реальной жизни. Нужно превратить неосязаемое в осязаемое, и чтобы все казалось естественным, и читатель поверил, что это произошло с ним самим. Невозможная задача. Вот почему особенно ценно, когда тебе это удается. Но написать так по заказу или по контракту нельзя, равно как нельзя работать алхимиком по найму.
Б. Б., нам не следует пессимистично относиться к тому, что сделано хорошо, ведь и нам необходимо вознаграждение, а единственное вознаграждение -- это наша собственная оценка. Я гордился бы, будь у меня такой же hoja de servicio (послужной список.-- исп.), как у вас. Другое дело -- недостижимое. Все горы уже покорены, все страны, которые стоят того, чтобы их увидеть, уже исследованы, а побывав в таком древнем краю, как Африка, убеждаешься, что и здесь все изучено задолго до того, как такие исследования стали финансироваться миссионерскими фондами или Джеймсом Гордоном Беннеттом 37.
Слава, поклонение читателей, лесть или просто мода на писателя ничего не стоят и чрезвычайно вредны, если им поддаешься...
Сейчас я работаю лишь вполсилы... Нужно пережить еще шесть недель скверной погоды, а там настанет такое время, что самому захочется писать и не придется себя заставлять. Я очень незадачливый писатель, и погода в моих книгах обычно такая же, как в данный момент на улице. Мне бы не хотелось навязывать читателю то пекло, какое стояло все это лето, и потому я работаю в комнате с кондиционером, а это так же неестественно, как если пытаться писать в герметизированной кабине самолета. Казалось бы, ты пишешь, но все получается фальшиво, словно ты работаешь в теплице. Очевидно, я все это выброшу, а может быть, когда по утрам установится бодрящая погода, использую написанное как заготовку и наполню ее утренними запахами, голосами птиц и прочими приятными ощущениями, которые в зимние месяцы здесь, на Финке, такие же, как в Африке.
Но, Б. Б., нет ничего лучше Африки, как нет ничего лучше молодости и любви, и того волнения, какое бывает, когда просыпаешься и не знаешь, что таит в себе предстоящий день... Вам лучше, чем мне, потому что вы написали больше книг. Слава богу, есть наши книги. Хотелось бы, чтобы наш труд помог и другим людям писать стоящие книги. Мэри послала бы вам свою любовь, но она принимает солнечную ванну. Думаю, я могу с уверенностью сделать это от ее имени.
Примите наши наилучшие пожелания.
ЭРНЕСТ
3 января 1954 года
Харви Брму недалеко от Магади, Кения
Дорогой Харви,
как дела, малыш, и как твое житье-бытье? Мы стали лагерем на границе Кении и Танганьики. Я здесь уже около семи недель. Меня сделали почетным инспектором по охране дичи и в связи с чрезвычайными обстоятельствами (восстанием "May-May"39) еще и объездчиком. Первоклассная жизнь. Проблемы днем и ночью. Вот вчера стадо слонов (двадцать один) вытоптало shamba (поле.-- суахили), принадлежащее семье моей "невесты" из племени уакамба (народность в Восточной Африке. -- В. П.). Они паслись неподалеку, и девять слонов прошли через кукурузу, которая после дождя поднялась почти до пятнадцати футов... Мы преследовали их, пока они не ушли в район холмов, и потом оставили проводника Арап Майна и еще одного человека, чтобы они отпугнули слонов, если им вздумается вернуться на поле ночью. Проверили стадо буйволов (82) -- и с ними все в порядке. Нашли львицу, у которой накануне рождества появились детеныши; она тоже в порядке. Львица задрала самца из небольшого стада антилоп (11 голов). Он был моим приятелем с сентября, но в стаде подрастает шесть молодых самцов, и один из них станет вожаком. Все равно мне его жаль. Ложусь рано, встаю ночью и отправляюсь на прогулку с копьем. Изучаю звуки, разнообразные ночные голоса животных. Фонарем не пользуюсь и хожу один в мягких сапогах. Утром пьем чай -- в 5.30 -- и потом я и мисс Мэри отправляемся охотиться с ее ружьеносцем Чаро (ему должно быть под восемьдесят, и он ниже ее ростом) и моим ружьеносцем Нгуи (он сын М'Кола, который был моим ружьеносцем еще тогда, когда я писал "Зеленые холмы Африки"), Нгуи крепкий орешек, он семь лет прослужил в Королевских Африканских стрелках в Абиссинии, Бирме и т. д. В Абиссинии он немного выучился говорить по-итальянски. Нгуи и я влюблены в двух девушек из ближайшей деревни уакамба. Это очаровательная деревушка на берегу ручья с плантацией кукурузы -- акров пятнадцать, и немного зерновых, и наши девушки -наследницы всего этого... Только наши -- черные и очень красивые. Каждый день они приносят нам подарки -- сладкую кукурузу и пиво собственного изготовления (очень хорошее), и сегодня я подарил им фунт топленого свиного жира и заднюю часть туши кабана, подстреленного мисс Мэри, а также немного соли и номер "Лайфа". Вчера познакомился с матерью, братом и двумя сестрами моей "невесты". Отец ее не очень знатного происхождения, но живет в достатке. Мать очень приятная женщина и недавно родила. Мисс Мэри ни во что не вмешивается, все понимает и вообще она молодец...
