Послушать нас, так прямо родные братья после долгой разлуки, да и только.
Капитан Николс тихонько рассмеялся, вспомнив, какую они разыграли комедию. Он наслаждался любым обманом, как настоящий художник.
— «Твое здоровье», — говорю. Мы оба отхлебнули пива. «Послушай, Билл, — говорит он, вытирая рот рукой. — Я тут наводил о тебе справки. Хороший моряк и все такое, не так ли?» — «Лучше не бывает», — говорю я. «И коли ты сидишь без работы, так не по своей вине, просто не везет». — «Точно», — говорю. «Ну, так я тебя сейчас удивлю, Билл, — говорит он. — У меня есть для тебя работенка». — «Беру, — говорю, — все равно какая». — «Молодец, — говорит он. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать». — «А что за работа?» — спрашиваю. Он поглядел на меня, и, хоть он улыбался мне как родному брату, словно души во мне не чаял, поглядел он на меня куда как серьезно. Тут было не до шуток, я это сразу понял. «Ты умеешь держать язык за зубами?» — спрашивает он. «Могила», — говорю. «Вот это хорошо, — говорит он. — Ну, так как ты смотришь на то, чтобы взять небольшой люггер для ловли жемчуга — не люггер, а игрушка, из тех парусников, что стоят на острове Терсди и в Порт–Дарвине, и поплавать между островами месяц–другой?» — «Звучит неплохо», — говорю я. «Ну так это и есть твоя работа», — говорит он. «Торговать чем–нибудь, — говорю я, — или скупать?» — «Нет, просто для удовольствия».
Капитан Николс подавил смешок.
— Я чуть в лицо ему не рассмеялся, когда он это сказал, но приходится быть осмотрительным, многие люди юмора не понимают, так что я уставился на него с самым серьезным видом. Он опять на меня взглянул, и я понял, что с ним шутки плохи, если его разозлить. «Я тебе сейчас объясню, в чем тут дело, — говорит он. — Один мой знакомый, молодой еще парнишка, перетрудился. Его отец — мой старый друг, и я делаю все это ради него, ясно? Он очень большая шишка. Пользуется влиянием в разных кругах». Райян снова отхлебнул пива. Я не сводил с него глаз, но рта не раззевал. «Отец очень расстроен. Единственный сын, чего удивляться. Я его понимаю, у меня тоже дети. Если у кого из них хоть палец заболит, я весь день сам не свой». — «Можешь мне не рассказывать, — говорю я, — у самого дочь». — «Единственный ребенок?» — спрашивает. Я кивнул. «Дети, что может быть лучше? — говорит он. — Ничто не приносит нам столько радости». — «Точно», — говорю я. «Всегда был болезненный, парнишка этот, — говорит он и качает головой. — Легкие слабые. Доктора говорят, для него самое полезное — поплавать на паруснике. Ну, а его папаше не очень–то по вкусу, чтобы он брал билет на пароход, вот он и купил этот люггер. Ничем не связан, можешь плыть куда захочешь. Легкая, приятная жизнь, вот как он это мыслит; я хочу сказать, вам некуда спешить. Выбирайте себе подходящий ветер, а как попадете на остров, который вам приглянется, там и выходите. Говорят, между Австралией и Китаем десятки островов». — «Тысячи», — говорю я. «Надо, чтобы мальчик успокоился. Это самое главное. Отец хочет, чтобы вы держались подальше от людных мест». — «Правильно, — говорю я и гляжу на него, как невинный младенец. — И сколько времени нам плавать?» — «Я точно не знаю, — говорит он. — Зависит от его здоровья. Два или три месяца, может быть. А может быть, и год». — «Понятно, — говорю я. — И что я за это буду иметь?» — «Двести соверенов, когда твой пассажир взойдет на борт, и двести соверенов, когда вы вернетесь». — «Скажем, пять сотен, для круглого счета, и ударим по рукам», — говорю я. Он ни слова в ответ, только взглянул этак исподлобья да челюсть выставил. Вы бы поглядели на эту рожу! Ну, коли есть у меня хорошая черта, так это такт. Райян мне мог сильно насолить.
кабы захотел. Я это знал и тут сразу почувствовал — он и захочет, коли я не остерегусь. Ну, я пожал так это небрежно плечами и засмеялся. «Да не важно, — говорю, — я за деньгами не гонюсь, деньги ничего для меня не значат. Кабы не так, я был бы уже одним из самых богатых людей Австралии. Сколько даете, столько и ладно. Для друга я на все готов». — «Вот и молодец, Билл», — говорит он. «А где сейчас парусник? — говорю я. — Я бы хотел взглянуть на него». — «Да с ним все нормально. Один мой приятель совсем недавно пришел на нем с острова Терсди, чтобы продать. Он в полном порядке. Только стоит не здесь, в Сиднее, а в нескольких милях отсюда, на побережье». — «А как с командой?» — «Черномазые с Торресова пролива. Они его сюда и привели. Тебе надо только одно — подняться на борт и отплыть». — «А когда отплывать?» — спрашиваю. «Сейчас». — «Сейчас? — удивился я. — Сегодня вечером?» — «Да, сегодня вечером. В том конце улицы меня ждет машина. Я отвезу тебя на люггер». — «Куда нам торопиться?» — говорю я и улыбаюсь, но сам гляжу на него, словно хочу сказать, что вижу — он темнит. «Отец парнишки — воротила. Не любит ничего откладывать в долгий ящик». — «Политика?» — говорю я. Я уже начал смекать, что к чему. «Тебе–то что?!» — говорит Райян. «Но я человек женатый, — говорю я. — Коли я так вот пропаду, никому не сказав, моя благоверная начнет разыскивать меня по всему Сиднею. Захочет узнать, куда я подевался, и когда никто ей ничего не скажет, она пойдет в полицию». Тут он посмотрел на меня во все глаза. Я был уверен, что это ему придется сильно не по нутру. «Покажется странным, что капитан, шкипер, исчез, как в воду канул. Я хочу сказать, я же не черномазый, не канак. Я, конечно, не знаю, кому это может быть интересно, но всегда найдутся люди, которые любят совать нос куда не надо, особенно сейчас, перед выборами». Я чувствовал, что попал в точку насчет выборов, но он и глазом не моргнул. Его широкая рожа была что глухая стена. «Я сам зайду к ней»,
