ГЛАВА III
Ему был поручен надзор за береговыми батареями между Сан-Ремо и Ниццой. Вскоре его послали в Марсель и близлежащие города; он раздобыл для армии различные боевые припасы. С такими же поручениями его посылали в Осони, Ла-Фер и Париж. Поездки его по Южной Франции совпали с гражданской войной, происходившей в 1793 году между департаментами и Конвентом. Получить от городов, восставших против правительства, необходимые для войск этого правительства боевые припасы было делом весьма нелегким. Наполеон сумел с ним справиться, то взывая к патриотизму повстанцев, то искусно пользуясь их опасениями. В Авиньоне несколько федератов пытались уговорить его присоединиться к ним. Он ответил, что никогда не согласится принять участие в гражданской войне. За то время, которое ему для выполнения возложенной на него задачи пришлось провести в Авиньоне, он имел случай убедиться в полной бездарности генералов обеих враждующих сторон, как роялистов, так и республиканцев. Известно, что Авиньон сдался Карто, который из плохого живописца стал еще более плохим генералом. Молодой капитан написал памфлет, где высмеял историю этой осады; он озаглавил его: "Завтрак трех военных в Авиньоне" (1793). По возвращении из Парижа в Итальянскую армию Наполеон получил приказ принять участие в осаде Тулона. Этой осадой опять-таки руководил Карто, смехотворный генерал, на всех смотревший как на соперников и столь же бездарный, как и упрямый. С прибытием Дюгомье и кое-каких подкреплений положение резко изменилось. В одном из своих донесений этот талантливый полководец Конвента с похвалой отзывается о гражданине Бонапарте[1], начальнике осадной артиллерии, за его поведение в деле, в котором был захвачен в плен генерал О'Хара. Тулон был взят, а Бонапарт произведен в батальонные командиры. Однажды вскоре после этого он показывал своему брату Луи осадные сооружения; он обратил его внимание на участок, где Карто неумелой атакой причинил республиканской армии потери столь же значительные, как и напрасные. Земля была еще разворочена ядрами; длинный ряд недавно насыпанных холмиков свидетельствовал о том, какое множество тел было здесь погребено; повсюду, затрудняя ходьбу, валялись клочья шапок, обрывки мундиров, обломки оружия и осколки снарядов. "Молодой человек, - сказал Наполеон брату, посмотрите на это и запомните, что для военного основательное изучение своего ремесла является в такой же мере делом совести, как и благоразумия. Если бы негодяй, приказавший этим храбрецам идти на приступ, знал свое ремесло, многие из них сейчас были бы живы и служили бы республике. Из-за его невежества они и сотни других погибли в цвете лет и в тот самый момент, когда они могли завоевать себе славу и счастье". Он произнес эти слова с волнением, почти со слезами на глазах. Странно, что человек, в котором от природы так сильно было чувство гуманности, впоследствии выработал в себе душевные свойства завоевателя. Бонапарт был батальонным командиром и начальником артиллерии войск, действовавших в Италии. В этом чине он провел осаду 0н.ельи (1794). Он представил командующему, генералу Дюгомье, план завоевания Италии; судьбе угодно было, чтобы он сам осуществил этот план. Его произвели в бригадные генералы; но вскоре все остальные генералы Итальянской армии, которых раздражали и его манера держать себя и его дарование, добились в Париже того, что его послали в Вандею. Наполеон ненавидел гражданскую войну, в которой проявление энергии всегда похоже на варварство. Он помчался в Париж; там выяснилось, что его не только перевели из одной армии в другую, но и назначили вместо артиллерии в пехоту. Обри, председатель военного комитета, не пожелал даже выслушать его доводы. В разрешении отправиться на Восток ему тоже было отказано. В продолжение нескольких месяцев он оставался в Париже без службы и без средств. Он сблизился со знаменитым Тальма, в ту пору тоже начинавшим свою карьеру и снабжавшим его бесплатными билетами в театр, когда ему удавалось их достать. Наполеон чувствовал себя бесконечно несчастным. Избавителем от унылой праздности, столь противной его натуре, явился Баррас, оценивший его при осаде Тулона. В качестве члена Директории он поручил ему командование войсками, которые должны были защищать Конвент от парижских секций. Меры, принятые молодым генералом, обеспечили Конвенту легкую победу. Он задался целью устрашить парижских граждан, избегая, однако, убивать их (5 октября 1795 г., 13 вандемьера). За эту важную услугу он был награжден должностью дивизионного генерала внутренней армии[2]. У Барраса он познакомился с г-жой де Богарне. Она похвалила его действия; он влюбился в нее до безумия. Это была одна из самых привлекательных женщин в Париже, редкая из них обладала большим очарованием, а Наполеон не был избалован успехом у женщин. Он женился на Жозефине (1796), и вскоре, в начале весны, Баррас и Карно добились назначения его командующим армией, действовавшей в Италии.
[1] "Moniteur" от 7 декабря 1793 г. В этом первом упоминании о нем Наполеон именуется "гражданином Бона-Парте". [2] См. в "Moniteur" доклад Барраса в Конвенте.
ГЛАВА IV
Слишком долго было бы описывать деяния генерала Бонапарта на полях сражений - под Монтенотте, при Арколе, у Риволи. Об этих бессмертных победах надо рассказывать со всеми подробностями, которые дают понятие о том, насколько они сверхъестественны[1]. Время, когда юная республика одерживает эти победы над древним деспотизмом, - великая, прекрасная эпоха для Европы; для Наполеона это самая чистая, самая блестящая пора его жизни. За один год, располагая крохотной армией, испытывавшей недостаток во всем, он оттеснил немцев от средиземноморского побережья до гор Каринтии, рассеял и уничтожил все армии, которые австрийский царствующий дом посылал одну за другой в Италию, и даровал европейскому континенту мир. Ни один из полководцев древнего или нового мира не одержал столько великих побед в такой краткий срок, с такими ограниченными средствами и над такими могущественными противниками[2]. За один год молодой человек двадцати шести лет от роду затмил таких полководцев, как Александр Македонский, Цезарь, Ганнибал, Фридрих Великий. И словно для того, чтобы вознаградить человечество за эти кровавые успехи, он к лаврам Марса присоединил оливковую ветвь цивилизации. Ломбардия была унижена и истерзана вековым господством католичества и деспотизма[3]. Она являлась лишь полем битвы, которое немцы оспаривали у французов. Генерал Бонапарт вернул этой прекраснейшей области Римской империи жизнь и, казалось, в один миг вернул ей и древнюю ее доблесть. Он сделал ее самой верной союзницей Франции. Он создал из нее республику и, введя в ней своей юной рукой новые установления, тем самым совершил дело, которое являлось наиболее нужным для Франции, а в то же время и для счастья вселенной. Во всех случаях он выказывал себя горячим и убежденным сторонником мира. Он достоин хвалы, никогда ему не возданной, за то, что был первым выдающимся деятелем Французской республики, который положил предел ее расширению и искренне старался вернуть миру спокойствие. Несомненно, это была ошибка, но в ней повинно его сердце, слишком доверчивое, слишком чувствительное к интересам человечества. Такова причина самых крупных его ошибок. Потомство, которому эта истина предстанет в полном свете, во имя чести рода человеческого не захочет поверить, что зависть современников могла изобразить великого человека бессердечнейшим извергом[4]. Молодая Французская республика могла существовать, только окружив себя со всех сторон республиками. Генерал Бонапарт нажил себе в Париже много врагов той снисходительностью, какую он проявил по отношению к папе, удовольствовавшись - в тот момент, когда Рим всецело был в его власти, - миром, заключенным в Толентино, да выдачей сотни картин и нескольких статуй. То, что он тогда мог сделать с шестью тысячами солдат, ему пришлось выполнить девятью годами позже, подвергаясь вдобавок большой опасности. Герцог Лодийский (Мельци), вице-президент Италийской республики, человек безупречно честный и поистине любивший свободу, утверждает, что Наполеон заключил Кампоформийский мир вопреки секретным приказам Директории. Верить в возможность длительного мира между юной республикой и древними аристократиями Европы значило увлекаться несбыточными мечтами.
[1] В ожидании, пока появятся лучшие труды, см. об этом "Историю войн" генерала Дюма, "Историю Итальянских походов" генерала Сервана, особенно же "Moniteur" и "Annual Register". [2] См. Тита Ливия, кн. IX, стр 242 (франц. перевод Дюроде Ла-Малля, т. IV, изд. Мишо, 1810). [3] Подробнее об этом см. т. XVI соч. Сисмонди, стр. 414. [4] См. все английские книги с 1800 по 1810 год, даже те из них, которые считаются лучшими, и еще менее благородные "Размышления" г-жи де Сталь, написанные после Нимских убийств.
ГЛАВА V
Стоит ли пересказывать нападки лиц, которые воображают себя людьми тонко чувствующими, а на самом деле - только малодушны? Они утверждают, будто Наполеон насаждал в Италии свободу теми же способами, какими действовал Магомет, проповедовавший Коран с мечом в руках. Новообращенных восхваляли, им покровительствовали, расточали им милости, а неверных безжалостно подвергали всем ужасам войны: грабежу, непосильным поборам... Упрекать в этом Наполеона - значит упрекать его в том, что он пользовался порохом, чтобы стрелять из своих пушек. Ему ставят в вину уничтожение независимости Венеции. Но разве то, что он разрушил, было республикой? То было правление позорное и развращенное, аристократия, возглавляемая слабым человеком, совершенно так же, как другие европейские правительства представляют собой аристократии, возглавляемые сильными людьми. Привычный для этого милого народа уклад жизни был нарушен, но следующее поколение оказалось бы в тысячу раз более счастливым под властью короля Италии. Весьма вероятно, что уступка Венецианского государства австрийскому дому была секретной статьей леобенских прелиминариев и что причины, приведенные впоследствии, чтобы оправдать войну с республикой, были лишь предлогом. Французский генерал вошел в сношения с недовольными, чтобы получить возможность занять город без борьбы. Он считал, что Франции полезно заключить мир с Австрией. Он был хозяином Венеции, потому что занял ее. Дать Венеции счастье не входило в его обязанности. Родина прежде всего. В данном случае генералу Бонапарту можно поставить в упрек только одно: его взгляды были менее возвышенны, чем взгляды Директории[1].
