и вверх по лестнице.
Через несколько дней его по приказу судьи Келли выпустили. Сельский мыш сбежал с наряда на работу накануне утром, и, когда Саттри вышел из кладовой, одетый в то, что было на нем семью месяцами раньше на киче, ковыляющего Хэррогейта вели по коридору с кайлом на ноге. Они переглянулись, минуя друг друга, но словами такого не скажешь. Саттри отвезли обратно в городок на той же машине, что увезла оттуда Хэррогейта. Шел снег, но дороги были чисты.
* * *
Проснулся он в вялой жаре полного летнего полудня – солнце било в жестяную крышу над ним, и из старого дерева каюты подымался кислый дух. До него доносился вой пил с лесопилки за рекой, и он слышал прерывистый визг свиней, попадавших под руку живодеру на мясокомбинате. Он повернулся лицом к стене и открыл один глаз. Сквозь щель в расколотых солнцем досках понаблюдал за медленным бурым отливом протекавшей мимо реки. Немного погодя с трудом поднялся, моргая в пыльных рейках солнечного света, что кромсали жаркий сумрак. Шатко воздвигся на полу в штанах, в которых и спал, добрался до двери и ступил наружу, почесывая голый живот, присматриваясь к доскам, не завалялся ли где блудный рыболовный крючок, чтоб не наступить босой ногой, пока идет к леерам. Опершись на локти, подался вперед и оглядел реку. Ялик притонул по самый планширь и тихонько лежал, омываемый течением. Он упер одну ногу повыше и рассмотрел пальцы на ней. Повсюду в жарком летнем воздухе слышал он гул техники, одинокое усердие большого города. Он поморгал и потянулся. Вверх по реке шла гравийная драга, трубы и такелаж ее закинуты в грузовики. Он понаблюдал, как она проплывает. С мостика ему помахала фигурка, и он помахал в ответ.
Саттри отвязал конец от лееров и принялся подтаскивать ялик вдоль борта плавучего дома. Тот рыскал и бултыхался в реке. Он закинул конец на берег и спустился по сходням, вытащил ялик из грязи и топи, куда влез по самые лодыжки, и подтянул ближе. Ухватился за кольцо на носу, уперся покрепче и поднатужился. Между пальцев ног прыснула грязь. Он поднял нос ялика и посмотрел, как тяжко вода выливается через транец в реку. Дрыгнулись и замерли хвосты. Он вытянул ялик частично на берег и приподнял за один борт. Пойманная рыба барахталась и билась. Кренил ялик он осторожно, рыбьи силуэты всплывали к переливу, а потом плюхались обратно. Когда он опустил ялик, они остались лежать на пайолах, разевая рты, под солнцем, от которого зримо усыхали.
Саттри схватился за свои передние карманы, что-то ища. Поднялся и сходил в будку, вернулся с большим складным ножом. Сунул руку на дно ялика и подцепил за нижнюю челюсть сомика. Тот слегка подрагивал и сворачивал хвост. Саттри перевернул его и вонзил кончик ножа ему в горло, и вскрыл ему влажное и бледно-голубое брюшко уверенным взрезом, от которого живые внутренние органы вывалились на предплечье в сумбуре темной крови. Он схватился за кишки и вытащил их из рыбины, отшвырнул их, влажную кольчатую массу, ярко корчившуюся на солнце, и та плюхнулась на безмятежное лицо реки с легким всплеском, и ее чуть ли не сразу усосало прочь. Выпотрошенную рыбу он положил рядом и схватил следующую. Всего их было семь, и разделал он их за минуты, и выложил в тенек под банку ялика. Срезал поводки с крючков, которые вытащил, и сполоснул руки от крови и слизи, почистил нож и сложил лезвие, а потом вернулся в будку.
Когда вышел снова, на нем была привольно расстегнутая рубашка, и на одном плече висело полотенце, он нес небольшую фаянсовую посудину и кожаный мешочек для бритья. Спустился по сходням и пошел через поле к складу, все еще босиком и ступая осторожно, выбрался на железнодорожную насыпь и сделал три робких шажка по горячей стали, после чего спрыгнул снова. Немножко сплясал, обжегшись, а дальше пошел по гари и грубым шпалам. Мимо пейзажа старых покрышек и брошенных цистерн, ржавеющих в зарослях бурьяна, бездонных ведер и разломанных бетонных блоков. Сойдя с насыпи, свернул вдоль складской боковой стены, новая жесть ярко оцинкована и подрагивает от неимоверного жара, а его тень черно морщится по всему ее гофрированному сиянью, как актер из жатой бумаги в спектакле театра теней. На дальнем конце склада имелся латунный кран. Под ним лежала треснутая красная глина в форме раковины, а в середине – темный охряной глаз, куда капала вода. Саттри встал на колени и разложил свои пожитки, зеркальце повесил на гвоздь, лохань установил под кран и пустил воду. Прищурясь, рассмотрел щетину, праздно пробуя воду одним пальцем. Из крана в такую жару она текла горячая, и он ладонью намылил себе щеки и смочил кисточку, после чего тщательно взбил пену. Затем раскрыл бритву, коротко поправил ее об одну сторону бритвенного мешочка и взялся за бритье, туго натягивая кожу двумя пальцами.
Закончив, выплеснул воду под раскаленную стену склада, где ее бусины взорвались паром, краткая радуга. Снова наполнил лохань и снял рубашку, поплескал на себя и намылился, сполоснулся и вытерся полотенцем. Бритву убрал, почистил зубы, сидя на корточках в грубой глине, озираясь. Над прибрежьем висела жаркая тишь. Над испятнанными и покосившимися хижинами из вагонки, над заваленными штыбом пустырями и полями осоки проволочного цвета, над пустошами орштейна в воронках и железнодорожным полотном. И тишь среди этих раскаляющихся колоссов из жести и внизу у камней, орляка и грязи, что отмечали речное побережье. Что-то похожее на мышку, только без хвоста, вылезло из бурьяна ниже него и пересекло открытое место, как заводная игрушка, стремительно скрылось с глаз под складской стеной. Саттри сплюнул и прополоскал рот. По Передней улице к магазину шла черная ведьма, известная как Мать Она, хрупкий скрюченный силуэт в черном воротнике с рюшами, а трость ее судорожно утруждалась, пробираясь сквозь жару. Он поднялся и собрал вещи, и вернулся по высохшей глинистой канаве у края склада и вдоль путей, и через поля.
Приближаясь к будке, он увидел длинную серую кошку, что с трудом перемещалась к зарослям бурьяна, таща за собой рыбину с себя длиною. Он заорал и замахал на нее руками. Подхватил и метнул камень. Ковыляя робкими босыми ногами по стерне. Когда подошел, кошка ополчилась на него, изголодавшаяся и рычащая тварь, на бритвенно-остром хребте шерсть дыбом. Рыбу не выпустила. Саттри кинул в нее камнем. Кошкины уши прижались к голове, а хвост продолжал подергиваться. Он швырнул
