помощнику, что там холодно и чувствуется трупный запах.
– Как тебя зовут? – спросил он у девочки, и она назвала ему свое имя – имя цветка. – Не двигайся, Лилия, – приказал ей Рольф Карле и продолжил говорить с ней обо всем, что приходило в голову, просто чтобы отвлечь ее, пока он медленно заходил вглубь, где грязная жижа была ему уже по пояс. Воздух над трясиной был такой же мутный, как и сель.
С этой стороны подойти было невозможно, так что Рольф отступил и попытался зайти с другой стороны, где под ногами ощущалась более твердая почва. Наконец приблизившись, он вытащил веревку и обвязал ею девочку под мышками, чтобы ее смогли вытащить. Он улыбнулся ей той самой улыбкой, от которой у него щурятся глаза и он становится похож на ребенка. Он говорил Лилии, что все хорошо, что он с ней и что сейчас ее вытащат. Рольф подал сигнал спасателям: «Тащите!» Но едва веревка натянулась, девочка закричала. После второй попытки на поверхности показались плечи и руки девочки, но вытянуть ее не смогли: она застряла. Кто-то предположил, что ее ноги завалены обломками дома, а Лилия сказала, что ее удерживают не только обломки, но и тела братьев, вцепившихся в нее.
– Не беспокойся, мы тебя вытащим отсюда, – пообещал Рольф.
В первые часы Рольф Карле испробовал все способы для спасения Лилии. Он применял палки и канаты, но каждый рывок причинял пленнице невыносимые муки. Ему пришло в голову смастерить из палок рычаг, но он не помог, и от этой идеи пришлось отказаться. Рольф нашел двух солдат, которые помогали ему некоторое время, но потом ушли: жертв было много и все нуждались в помощи. Девочка не могла двигаться и едва дышала, но, казалось, не падала духом, словно вековое смирение позволяло ей предвидеть судьбу. Журналист был полон решимости вырвать Лилию из лап смерти. Ему принесли покрышку, и он надел ее на тело девочки, как спасательный круг. Потом он протянул доску над отверстием покрышки, чтобы на нее опереться и добраться до Лилии. Убрать обломки дома вслепую было невозможно, поэтому Рольф пару раз нырнул в болотный ад. Вынырнул он в отчаянии, сплевывая глину и камни. Стало ясно, что необходимо откачать воду, и Рольф по радио запросил насос. Но в ответ пришло сообщение, что нет транспорта и насос смогут привезти только утром.
– Мы не можем столько ждать! – взмолился Рольф Карле, но в сумятице никто ему не посочувствовал. Прошло еще много часов, прежде чем он осознал, что время застопорилось и действительность непоправимо исказилась.
К девочке подошел военный врач, осматривавший детей. Он сказал, что сердце у Лилии работает нормально и что она переживет ближайшую ночь, если не замерзнет.
– Потерпи, милая, завтра привезут насос, – постарался утешить ее Рольф.
– Не оставляй меня одну, – попросила она.
– Нет, конечно нет.
Им принесли кофе, и он дал его выпить девочке по глоточку. Горячее питье взбодрило ее, и она стала рассказывать Рольфу о своей короткой жизни, о семье, о школе, о том, каким был окружающий мир до извержения вулкана. Ей было тринадцать лет, и она никогда не покидала пределов родной деревни. Журналист на гребне волны преждевременного оптимизма настроился на благополучный исход в надежде на то, что вот-вот привезут насос, разберут завалы и Лилию на вертолете доставят в больницу и там она быстро пойдет на поправку, а он будет навещать ее и приносить ей подарки. Он подумал, что Лилия уже вышла из того возраста, когда девочки играют в куклы, а что ей подарить: может, платье? «Я не знаток женщин», – подумал он с улыбкой, потому что, хоть в его жизни было немало женщин, ни одна не научила его этим тонкостям. Чтобы чем-то занять время, он принялся рассказывать девочке о своих путешествиях и репортерских приключениях, а когда уже не о чем было больше говорить, он призвал на помощь воображение и стал придумывать всякие истории, чтобы ее развлечь. Иногда она дремала, но Рольф все равно продолжал говорить в темноте, чтобы она знала, что он рядом, и чтобы легче было преодолеть страх неопределенности.
Это была длинная ночь.
За много миль от места трагедии я на телеэкране наблюдала за Рольфом и за девочкой. Не в силах сидеть дома, я отправилась в студию Национального телевидения, где мы столько раз бывали с Рольфом, пока он работал над выпусками своих программ. Находясь в студии, я чувствовала, что он рядом, и могла собственными глазами видеть все, что произошло за три решающих дня. Я обошла всех влиятельных людей в столице, обращалась к сенаторам, к генералам вооруженных сил, к послу Соединенных Штатов Америки и к президенту нефтедобывающей компании. Я просила их достать насос для откачки селя, но в ответ получала лишь расплывчатые обещания. Я выступила со своей просьбой по радио и на телевидении: а вдруг кто-нибудь поможет? Между телефонными звонками я бегала в центр координации спасательных работ, чтобы не пропустить изображений со спутника, периодически приносивших новую информацию о катаклизме. Пока журналисты отбирали самые зрелищные эпизоды для выпуска новостей, я выискивала те кадры, где была видна Лилия. На телеэкране несчастье выглядело плоско, и было понятно, какое расстояние отделяет меня от Рольфа, и все равно я была рядом с ним. Страдание девочки отзывалось муками во мне, как и в нем. Я тоже чувствовала фрустрацию и бессилие. Не имея возможности поговорить с Рольфом, я решила сконцентрироваться, чтобы поддержать его силой мысли и придать ему мужества. Временами на меня нападала лихорадочная активность, а иногда накатывало сострадание, и я начинала плакать. Валясь с ног от усталости, я словно смотрела в телескоп на свет звезды, погасшей тысячу лет назад.
В первом утреннем выпуске новостей я увидела этот ад, где плавали трупы людей и животных в потоках рек, возникших за одну ночь из растаявших снегов. Из селя торчали верхушки деревьев, выступала церковная колокольня, на которой сидело несколько спасшихся в ожидании спасательной команды. Сотни солдат и волонтеров из гражданской обороны пытались сдвинуть с места обломки зданий в поисках выживших, длинные очереди одетых в лохмотья привидений ожидали своей чашки бульона. Радиостанции сообщали, что их телефонные сети обрушились от звонков: многие семьи были готовы усыновить сирот. Ощущалась нехватка питьевой воды, бензина и продовольствия. Врачи, смирившись с тем, что приходится ампутировать конечности без анестезии, просили хотя бы физраствор, обезболивающие и антибиотики. Но большинство дорог было разрушено, и бюрократия все тормозила. Тем временем зараженная трупным ядом грязь угрожала чумой
