- Да. В 309-й. Я могу к тебе, или ты ко мне можешь.
- Лучше ты ко мне, - ответила она.
- Хорошо, - сказал я. Я оделся, открыл дверь, закрыл дверь, поднялся по лестнице, зашел в лифт и нажал на кнопку 3.
Примерно неделю спустя, вечером, мы выпивали вина с Марти. Разговаривали о разном, неважном, а потом он сказал:
- Господи, как мне ужасно.
- Что, опять?
- Ага. Моя девушка, Джини. Я тебе о ней рассказывал.
- Да. Та, что живет в подвале. Ты в нее влюблен.
- Ага. Ее вышибли из подвала. Она даже за подвал платить не могла.
- Куда она пошла?
- Не знаю. Пропала. Я слышал, что ее вышибли. Никто не знает, что она делала, куда пошла. Я сходил на собрание Анонимных Алкоголиков. Ее там не было. Мне плохо, Хэнк, мне в самом деле очень плохо. Я любил ее. Я скоро рехнусь, наверное.
Я не ответил.
- Что же мне делать, мужик? Просто на части все рвется...
- Давай выпьем за ее удачу, Марти, чтоб ей повезло.
Хорошую и долгую мы за нее пропустили.
- Она нормальная была, Хэнк, ты должен мне поверить, она такая четкая.
- Я тебе верю, Марти.
Через неделю Марти выкинули на улицу за неуплату, а я устроился работать на мясокомбинат, а через дорогу там стояло два мексиканских бара. Нравились мне эти мексиканские бары. После работы от меня несло кровью, но всем это было до балды.
Только когда я садился в автобус ехать к себе в каморку, носы начинали морщиться, на меня гадко смотрели, и я начинал себя чувствовать мерзким снова.
Становилось легче.
НАЕМНЫЙ УБИЙЦА
Ронни должен был встретиться с теми двумя в немецком баре в Силверлэйке. Было 7.15 вечера. Он сидел за столиком один, пил темное пиво. Барменша - блондинка, приятная задница, а груди такие, что сейчас из блузки вывалятся.
Ронни любил блондинок. Это как разница между коньками и роликами. Блондинки катаются на коньках, а остальные - на роликах. Блондинки даже пахнут по-другому.
Но женщины - это всегда хлопоты, а для него хлопоты часто перевешивали радость.
Иными словами, цена была слишком велика.
Однако, мужику женщина время от времени необходима - хотя бы для того, чтобы доказать, что он ее может заполучить. Секс уже на втором месте. Этот мир - не для влюбленных и никогда не будет.
7.20. Он махнул ей, чтобы принесла еще пива. Она подошла с улыбкой, неся пиво перед грудью. Вот такой она не могла не нравиться.
- Вам нравится здесь работать? - спросил он.
- О, да, со многими мужчинами знакомлюсь.
- С хорошими мужчинами?
- И с хорошими, и с другими.
- А как вы их отличаете?
- По виду.
- А я какой?
- О, - рассмеялась она, - хороший, конечно.
- Вы заработали чаевые, - сказал Ронни.
7.25. Сказали, в семь. Он поднял голову. Курт. С Куртом - еще один парень.
Подошли к столику и сели. Курт махнул рукой, чтобы принесли графин.
- "Бараны" ни хера не годятся, - сказал Курт. - Потерял на них в этом сезоне 500 баксов, ни больше, ни меньше.
- Ты думаешь, Протро уже кранты?
- Да, с ним уже все, - ответил Курт. - Кстати, это Билл. Билл, это Ронни.
Они пожали друг другу руки. Подошла барменша с графином.
- Джентльмены, - сказал Ронни, - это Кэти.
- О, - сказал Билл.
- О да, - сказал Курт.
Барменша рассмеялась и отрулила, виляя задом.
- Хорошее пиво, - сказал Ронни. - Я уже здесь с 7 часов жду. Точно вам говорю.
- Тебе вовсе не надо напиваться, - заметил Курт.
- А он надежный? - спросил Билл.
- Самые лучшие отзывы, - ответил Курт.
- Слушайте, - сказал Билл, - мне не нужна комедия. Это мои деньги.
- А откуда я знаю, что ты не свинья? - спросил Ронни.
- А откуда я знаю, что ты не подорвешь с двумя с половиной кусками?
- Три куска.
- Курт сказал, два с половиной.
- Я только что поднял цену. Ты мне не нравишься.
- Меня твоя жопа тоже не волнует. Я ведь запросто могу все и отменить.
- Не отменишь. Такие, как ты, никогда не отменяют.
- Ты этим занимаешься регулярно?
- Да. А ты?
- Ладно, джентльмены, - сказал Курт, - мне наплевать, на чем вы сговоритесь. Я получаю свою штуку за контракт.
- Везунчик ты, Курт, - сказал Билл.
- Ага, - подтвердил Ронни.
- Каждый - специалист в своем деле, - сказал Курт, прикуривая.
- Курт, откуда мне знать, что этот тип не слиняет с тремя кусками?
- Не слиняет, иначе вылетит из бизнеса. Это единственное, что он умеет.
- Это ужасно, - заметил Билл.
- Что в этом ужасного? Он же тебе нужен, правда?
- Ну, да.
- И другим людям он нужен. Говорят, каждый человек в чем-то хорош. Вот он хорош в этом.
Кто-то сунул монетку в музыкальный автомат. Они сидели, слушали музыку и пили пиво.
- Хорошо бы этой блондинке засадить, - сказал Ронни. - И пежить ее так шесть часов кряду.
- Я б тоже не отказался, - поддакнул Курт, - если б мог.
- Давайте еще графин возьмем, - сказал Билл. - Что-то мне не по себе.
- А чего волноваться? - спросил Курт. Он махнул барменше: еще один. Те 500 баксов, что я профукал на "Баранах", верну в Аните. Они открываются 26 декабря.
Я там буду.
- Башмак сядет в финале? - спросил Билл.
- Я еще не читал газет. Наверняка, да. Он не сможет просто так бросить. Это у него в крови.
- Лонгден же бросил, - сказал Ронни.
- Так ему пришлось: старика приходилось привязывать к седлу.
- А свой последний заезд выиграл.
- Кампус придержал вторую лошадь.
- Я думаю, лошадь не одурачишь, - сказал Билл.
- Умный человек может одурачить все, стоит только захотеть, - ответил Курт. - Я, например, никогда в жизни не работал.
- Ну да, - сказал Ронни, - а мне сегодня ночью придется.
- И сделай все, как надо, малыш, - сказал Курт.
- Я всегда все делаю, как надо.
Они замолчали и просто пили пиво. Затем Ронни произнес:
- Ладно, где эти чертовы деньги?
- Получишь, получишь, - заверил его Билл. - Хорошо, что я захватил лишних 500.
- Давай сейчас. Полностью.
- Дай ему деньги, Билл. И, пока не передумал, мои тоже давай.
Все было сотками. Билл пересчитал их под столом. Сначала свои получил Ронни, затем Курт. Проверили. Нормально.
- Где? - спросил Ронни.
- Вот, - ответил Билл, передавая ему конверт. - Адрес и ключ внутри.
- Далеко отсюда?
- Полчаса. По шоссе Вентура.
- Можно у тебя кое-что спросить?
- Конечно.
- Зачем?
- Зачем?
- Да, зачем?
- Тебе не все равно?
- Все равно.
- Тогда чего спрашиваешь?
- Пива перепил, наверное.
- Тебе уже пора, наверное, - сказал Курт.
- Еще один графин, - ответил Ронни.
- Нет, - сказал Курт, - вали давай.
- Ну, ладно, блядь.
Ронни проерзал вокруг стола, выбрался, пошел к выходу. Курт с Биллом сидели и смотрели ему вслед. Он вышел наружу. Ночь. Звезды. Луна. Дорога. Его машина. Он отпер дверь, влез, отъехал.
Ронни тщательно проверил название улицы, а адрес - еще тщательнее. Оставил машину в полутора кварталах и вернулся к дому пешком. Ключ подошел. Он открыл дверь и вошел. В гостиной работал телевизор. Он прошел по ковру.
- Билл? - спросил кто-то. Он прислушался к голосу. Она была в ванной. Билл? - Он распахнул дверь: вот она, в ванне, очень блондинка, очень белокожая, молодая.
Она закричала.
Он сомкнул руки вокруг ее горла и втолкнул ее под воду. Его рукава намокли. Она яростно дергалась и боролась. Так сильно, что ему пришлось залезть вместе с нею в ванну, прямо в одежде и со всеми делами. Ее нужно было придержать. Наконец, она затихла, и он ее отпустил.
Одежда Билла оказалась не очень-то впору, зато сухая. Бумажник вымок, но его он оставил. Потом вышел, прошел полтора квартала до машины и уехал.
ВОТ ЧТО ДОКОНАЛО ДИЛАНА ТОМАСА
Вот что доконало Дилана Томаса.
Сажусь в самолет со своей подругой, звукорежиссером, оператором и продюсером.
Камера работает. Звукорежиссер пришпандорил маленькие микрофончики к подруге и ко мне. Лечу в Сан-Франциско на свой поэтический вечер. Я Генри Чинаски, поэт.
Я глубок, я великолепен. Хуйня. Впрочем, да, хуйня у меня действительно великолепная.
Канал 15 подумывает снять обо мне документальный фильм. На мне - чистая новая рубашка, а моя подруга экстазна, великолепна, ей чуть-чуть за тридцать. Она лепит, пишет, чудно занимается любовью. Камера тычется мне в лицо. Я делаю вид, что ее тут нет. Пассажиры наблюдают, стюардессы сияют, землю у индейцев украли, Том Микс помер, а я отлично позавтракал.
Но не могу не думать о тех годах, что я провел в одиноких комнатах, когда кроме домохозяек, требовавших вернуть долг за квартиру, да ФБР ко мне никто не заходил. Я жил с крысами, мышами и винищем, а кровь моя ползала по стенам мира, который я не мог постичь, да и сейчас не могу. Чем жить их жизнью, я голодал; я сбежал в собственный разум и спрятался там. Закрыл все ставни и лыбился в потолок. Если и выходил куда-то, то только в бар, где клянчил выпивку, был мальчиком на побегушках, меня били в переулках сытые и обеспеченные люди, скучные и приличные. Ладно, в нескольких драках я победил, но только потому, что был психом. Целые годы я жил без женщин, питался ореховым маслом, черствым хлебом и вареной картошкой. Я был придурком, олухом, идиотом. Я хотел писать, но машинка вечно сдавалась в ломбард. Тогда я бросал и пил...