Септимус. А! Господин Ноукс! Любитель мерзостей земных! Мой отважный соглядатай! Где же ваша подзорная труба?
Ноукс. Прошу покорно... я думал, ее сиятельство... простите...
В полнейшем смятении он пятится к двери, где его настигает голос Чейтера. Чейтер выразительно и громко читает дарственную надпись.
Чейтер. "Моему щедрому другу Септимусу Ходжу, который всегда готов отдать все лучшее, - от автора, Эзры Чейтера. Сидли-парк, Дербишир, 10 апреля 1809 года". (Передает книгу Септимусу.) Вот, сэр, сможете показывать внукам!
Септимус. О, я не заслуживаю столь лестных слов! Верно, Ноукс?
Их беседу прерывает появление за стеклянными дверями, ведущими в сад, леди Крум и капитана Эдварда Брайса, офицера Королевского флота. Говорить леди Крум начинает еще снаружи.
Леди Крум. Ах, нет! Только не бельведер! (Она входит в сопровождении Брайса. В руках у него альбом в кожаном переплете.) Господин Ноукс! Что я слышу?
Брайс. И не только бельведер! И до лодочного павильона добрался, и до китайского мостика, и до кустов акации, и...
Чейтер. Клянусь Богом, сэр! Это невозможно!
Брайс. Спроси господина Ноукса.
Септимус. Господин Ноукс, это чудовищно!
Леди Крум. Рада услышать возражения именно от вас, господин Ходж.
Томасина (приоткрыв дверь из музыкальной комнаты). Теперь мне можно вернуться?
Септимус (пытаясь прикрыть дверь). Еще не пора...
Леди Крум. Пусть останется. Дурной пример отвратит лучше, чем сто назиданий.
Брайс кладет альбом на конторку и открывает его. Это работы Ноукса, который, судя по всему, является ревностным почитателем "Красных книг" Хамфри Рептона. Слева располагаются акварели, изображающие пейзаж "до", а справа "после". Страницы искусно вырезаны, так что новая часть пейзажа при перелистывании накладывается на старую - хотя сам Рептон делал ровно наоборот.
Брайс. Что ты устроил из Сидли-парка? Место отдыха благородного джентльмена или притон корсиканских бандитов?
Септимус. Не стоит преувеличивать, сэр.
Брайс. Но это насилие! Самое настоящее насилие!
Ноукс (запальчиво). Таков современный стиль.
Чейтер (он, так же как и Септимус, пребывает в заблуждении). Да, таков стиль, хотя об этом можно только пожалеть.
Томасина подходит к конторке и внимательно рассматривает акварели.
Леди Крум. Господин Чейтер, вы всегда всем потакаете. Я взываю к вам, господин Ходж!
Септимус. Мадам! Я сожалею о бельведере, я искренне сожалею о бельведере и - до определенной степени - о лодочном павильоне. Но китайский мостик! Какая нелепость! Что до кустов акации - исключено! Меня возмущает само предположение! Господин Чейтер, неужели вы поверите этому не в меру озабоченному садоводу, которому под каждым кустом мерещится карнальное объятие?
Томасина. Септимус! Речь не о карнальном объятии, правда, маменька?
Леди Крум. Ну разумеется, нет! А ты-то что смыслишь в карнальных объятиях?
Томасина. Все! Спасибо Септимусу! На мой взгляд, господин Ноукс предлагает превосходный проект сада. Настоящий Сальватор!
Леди Крум. Что она мелет?
Ноукс (не разобравшись, чем возмущена Леди Крум). Сальватор Роза, ваше сиятельство. Художник. И в самом деле, характернейший пример живописного стиля.
Брайс. Ходж, изволь объясниться!
Септимус. Ее устами глаголет не опыт, а невинность.
Брайс. Ничего себе невинность! Девочка моя, моя разрушенная невинность, он тебя погубил?
Пауза.
Септимус. Отвечайте дядюшке.
Томасина (Септимусу). Чем разрушенная невинность отличается от разрушенного замка?
Септимус. Подобные вопросы лучше адресовать господину Ноуксу.
Ноукс (выспренне). Разрушенный замок живописен.
Септимус. В том-то вся и разница. (Обращается к Брайсу.) Я преподаю девочке классических авторов, и кто, если не я, разъяснит ей значения употребляемых ими слов?
Брайс. Ты - ее наставник, и главная твоя цель - подольше продлить ее неведение.
Леди Крум. Не жонглируй парадоксами, Эдвард, не то падешь жертвой собственного остроумия. Томасина, пойди к себе в спальню.
Томасина (направляясь к двери). Хорошо, маменька. Я не хотела подводить тебя, Септимус, прости. Похоже, кое-что девочкам понимать разрешается - к примеру, всю алгебру до последней формулы, - а кое-что запрещается. Не дают, например, разобраться, что значит обхватывание руками мясной туши. Только когда девочка вырастет и обзаведется собственной тушей...
Леди Крум. Минуточку!
Брайс. О чем она?
Леди Крум. О мясе.
Брайс. О каком мясе?
Леди Крум. Томасина, пожалуй, останься. Похоже, в живописном стиле ты разбираешься лучше нас всех. Господин Ходж, невежество должно походить на пустой сосуд, готовый наполниться из колодца истины, а не на полный похабщины сундук. Господин Ноукс, теперь мы наконец слушаем вас.
Ноукс. Благодарю, ваше сиятельство...
Леди Крум. Вы изобразили чудесное превращение. Я ни за что не узнала бы собственный сад, не нарисуй вы его "до" вашего вторжения и "после". Только взгляните! Слева знакомая всем пасторальная утонченность английского сада, а справа вздыбился мрачный таинственный лес, громоздятся утесы, темнеют развалины - там, где и построек-то никогда не было; среди скал бурлят потоки где прежде не было ни ручейка, ни камешка - только крикетные лунки. Моя гиацинтовая долина стала приютом для духов и гоблинов; поперек китайского мостика - который считают более китайским, чем мостик в лондонском Кью-гарден, да и в самом Пекине, - валяется оплетенный вереском упавший обелиск...
Ноукс (дрожащим, блеющим голоском). У лорда Литтла точно такой же...
Леди Крум. Прикажете и мне терпеть подобные невзгоды? Лорда Литтла я этим не спасу. Господи, а это что? Что за сарай вы ставите вместо бельведера?
Ноукс. Эрмитаж, мадам. Иными словами, скит, приют отшельника.
Леди Крум. Я в полном недоумении.
Брайс. Но он неправильной формы.
Ноукс. Совершенно справедливо, сэр. Асимметрия - основополагающий принцип живописного стиля...
Леди Крум. Но Сидли-парк живописен и без ваших ухищрений. Склоны холмов зелены и покаты. Деревья стоят купами и прелестно смотрятся с любой стороны. Ручей берет свое начало в чаше холмов, в безмятежном зеркальном озере, и струится голубой лентой среди полей, где там и сям мирно пасутся барашки. Короче, все устроено со вкусом, природа естественна и прелестна, какой и задумал ее Создатель. И я, вторя художнику, восклицаю: "Et in Arcadia ego!" Здесь я в Аркадии, Томасина.
Томасина. Да, маменька. Допустим.
Леди Крум. Чем она недовольна? Моим вкусом или моим переводом?
Томасина. И то и другое поправимо, маменька. А вот с географией у вас полный провал.
Леди Крум. С девочкой что-то стряслось. Буквально за ночь! Во всяком случае, вчера я за ней никаких странностей не замечала. Сколько тебе стукнуло сегодня?
Томасина. Тринадцать лет и десять месяцев, маменька.
Леди Крум. Тринадцать лет и десять месяцев... Гм... Рановато. Дерзить ей не подобает еще по крайней мере полгода. А иметь свое мнение и вкус в таком возрасте вообще не пристало. Господин Ходж, вы - безусловный виновник происшедшего. Вернемс к вашим затеям, господин Ноукс...
Ноукс. Благодарю, ваше сия...
Леди Крум. Вы, по-моему, слишком увлеклись романами госпожи Радклиф. И сад ваш списан с "Замка Отранто" или "Тайн Удольфо"...
Чейтер. Миледи, "Замок Отранто" написал Хорас Уолпол.
Ноукс (восхищенно). Уолпол? Здешний садовник?
Леди Крум. Господин Чейтер, покуда вы наш гость - дорогой гость, - автором "Замка в Отранто" будет тот, на кого укажу я. Иначе какой смысл принимать гостей? (Слышатся отдаленные выстрелы.) Что ж, палят уже на склоне холма... Я сама поговорю с лордом Крумом насчет сада... Обсудим... (Выглядывает в окно.) О! Ваш друг подстрелил голубя, господин Ходж. (Громко.) Браво, сэр!
Септимус. Думаю, это добыча вашего супруга или сына, миледи. Мой однокашник никогда не был охотником.
Брайс (выглядывает в окно). Верно! Его убил Огастес! Браво, мальчик!
Леди Крум (уже снаружи). Пойдемте же! Где мои адъютанты?
Брайс, Ноукс и Чейтер послушно идут следом. Чейтер задерживается лишь на мгновение - пожать Септимусу руку.
Чейтер. Мой дорогой, дорогой господин Ходж!
Чейтер выходит. Выстрелы слышны снова, гораздо ближе.
Томасина. Пах! Пах! Пах! Я расту под звуки ружейной пальбы, точно ребенок в осажденном городе. Круглый год - голуби и грачи, с августа - тетерева на дальних холмах, потом фазаны, куропатки, бекасы, вальдшнепы, кулики. Пах! Пах! Пах! А после - отстрел нагульного скота. Папеньке не нужен биограф, вс его жизнь - в охотничьих книгах.
Септимус. Календарь убоя. Смерть повсюду, даже "здесь, в Аркадии..."
Томасина. Подумаешь, смерть... (Окунает перо в чернила и идет к конторке.) Подрисую-ка отшельника. Что за эрмитаж без отшельника? Септимус, ты влюблен в мою мать?
Септимус. Вам не следует быть умнее старших. Это невежливо.
Томасина. А я умнее?
Септимус. Да. Гораздо.
