class="p1">– Раз уж вы, господин военачальник, решили спасти народ, то пусть ничто не остановит вас на вашем пути. Неуклонно идите к вашей благородной цели.
Расставшись с провожающими, Хун Синь призвал на помощь милость неба и стал подниматься в гору. Так он шел некоторое время по извилинам горной тропинки; на крутых склонах ему часто приходилось цепляться за лианы и другие ползучие растения. Пройдя два или три ли 10 и оставив позади несколько горных перевалов, Хун Синь почувствовал, что ноги у него ослабели и он не в силах больше двигаться. Тогда он подумал: «Я один из почитаемых при императорском дворе сановников, в столице я уставал даже когда спал на мягкой постели и ел из драгоценной посуды. Как же я измучаюсь, поднимаясь на такую гору в этих соломенных сандалиях! И подобные мучения я вынужден терпеть лишь для того, чтобы узнать, где находится какой-то наставник!»
Пройдя еще шагов пятьдесят, он остановился и расправил плечи, чтобы перевести дух, как вдруг из лощины налетел сильный порыв ветра. Раздалось громовое рычанье, и из чащи соснового леса выскочил огромный тигр с белым пятном на лбу и глазами навыкате. Хун Синь перепугался и с криком «ай-я!» повалился на землю. Тигр приблизился к Хун Синю, обошел его кругом и с громким рыком умчался в горы. Хун Синь, лежа под деревом, стучал зубами от страха, сердце его учащенно билось, тело онемело, а ноги ослабели, словно у петуха, побитого в петушином бою. Он лежал и беспрерывно стонал, охваченный страхом.
Немного погодя Хун Синь поднялся с земли, подобрал курильницу, зажег еще несколько курительных палочек из императорских кладовых и снова двинулся в путь, решив во что бы то ни стало разыскать наставника. Сделав еще шагов пятьдесят по тропинке, он снова принялся вздыхать и сетовать на свою судьбу:
– Поручение императора заставляет меня переживать такие страхи…
Не успел он произнести этих слов, как опять поднялся сильный ветер, вокруг распространилось омерзительное зловоние. Хун Синь стал оглядываться и вдруг услышал шипение: из зарослей бамбука выползла громадная змея с белыми пятнами, толщиной ведро.
Тут Хун Синя обуял ужас. Он отбросил курильницу и с воплем: «Ну, теперь я погиб!» попятился и свалился у выступа скалы.
Змея быстро подползла к нему и, свернувшись кольцами, уставилась на Хун Синя глазами, сверкавшими желтым светом. Широко раскрыв свою огромную пасть и высунув язык, она обдавала его ядовитым дыханием.
У Хун Синя от страха душа ушла в пятки. Змея еще некоторое время смотрела на него, затем, извиваясь, поползла прочь и вскоре скрылась. Когда она исчезла, Хун Синь поднялся на ноги и воскликнул:
– Еще счастливо отделался! Ведь я чуть не умер от страха!
Тут он увидел, что все его тело покрылось пупырышками, словно от холода, и принялся ругать монахов:
– Бессовестные негодяи! Надули меня, и по их милости я переживаю все эти страхи! Если только я не найду великого учителя на вершине горы, то уж разделаюсь с ними по возвращении!
Снова он поднял курильницу, поправил на спине котомку с императорским указом, привел в порядок одежду и головной убор и снова стал подниматься в гору. Но едва он сделал несколько шагов, как из-за леса послышался слабый звук флейты, который все приближался. Вскоре Хун Синь увидел молодого послушника, ехавшего на буйволе, лицом к хвосту. Послушник, улыбаясь, играл на флейте. Хун Синь окликнул его:
– Эй, ты откуда? Ты знаешь меня?
Но послушник не обратил на него никакого внимания и продолжал играть на флейте. Хун Синь несколько раз повторил свой вопрос, и тогда, наконец, послушник громко рассмеялся и, указывая на Хун Синя флейтой, сказал:
– Так это вы прибыли сюда повидаться с великим учителем?
Хун Синь удивился:
– Ты простой пастух, откуда тебе известно это?
Послушник засмеялся и ответил:
– Утром я прислуживал учителю в хижине, и он сказал: «Сегодня прибудет военачальник Хун Синь, посланный ко мне Сыном Неба с указом и курильницей для возжигания благовоний. Он взойдет на гору и попросит, чтобы я отправился в столицу для жертвоприношений и вознесения молитв всем святым о прекращении мора. Я сегодня же полечу на журавле ко двору императора». Теперь он, верно, уже в пути, – продолжал послушник, – в хижине вы его не найдете. Вам нет нужды ходить туда, потому что на горе много диких зверей и ядовитых змей и вы можете там погибнуть.
– Смотри, не ври! – пригрозил Хун Синь послушнику.
Но тот только рассмеялся и, снова заиграв на флейте, стал спускаться с горы. «Откуда этот мальчишка все знает? – подумал про себя Хун Синь. – Вероятно, сам небесный наставник послал его. И все так и есть, как он рассказывает. Надо бы взойти на гору, да только страшно, как вспомнишь те ужасы, от которых я только что чуть было не погиб… Нет, лучше мне спуститься вниз».
Хун Синь подобрал курильницу, отыскал тропинку, по которой пришел, и стал быстро спускаться с горы. Монахи проводили Хун Синя в келью настоятеля, и настоятель спросил его:
– Удалось вам повидать великого учителя?
– Я сановник, уважаемый при дворе императора, – отвечал Хун Синь, – как же могли вы послать меня на гору, где я чуть было не лишился жизни? Прежде всего на полпути мне повстречался тигр с белым пятном на лбу и с глазами навыкате и до смерти перепугал меня. Когда же я пошел дальше, то из зарослей бамбука выползла громадная пятнистая змея и, свернувшись кольцами, преградила мне дорогу. Если бы судьба не благоприятствовала мне, вряд ли довелось бы мне вернуться живым в столицу! И все это учинили вы, даосские монахи, чтобы посмеяться надо мной!
– Как посмели бы мы, смиренные монахи, проявить такое непочтение к вам, уважаемому сановнику? – возразил настоятель. – Все это были лишь испытания, посланные вам небесным наставником, и хоть на этой горе и водятся змеи и тигры, они не причиняют людям вреда.
– Я уже выбился из сил, – продолжал Хун Синь, – и все же карабкался на гору, как вдруг увидел послушника, который выехал из леса верхом на буйволе и играл на флейте. Когда он подъехал ближе, я спросил его, откуда он едет и знает ли он меня. Он ответил, что знает все, и сообщил мне, что небесный наставник еще утром сел на журавля и отправился в Восточную столицу. Вот почему мне пришлось вернуться обратно.
– Очень жаль, господин военачальник, что вы упустили такой случай, – опечалился настоятель. – Ведь пастушок и был сам великий учитель!
– Если это был великий учитель,
