и более Сэм. – На каком основании? Будьте любезны немедленно объясниться.
– Я…
Сэм хлопнул рукою по столу.
– Будьте осмотрительнее, сэр! Поосторожнее! – Он знал, что так обыкновенно говорят все юристы. Конечно, существует небольшая разница между человеком, подозреваемым в совершении какого-нибудь преступления, и отцом девушки, на которой вы хотите жениться, но Сэму в этот момент было не до тонкостей.
– Что вы хотите сказать этим «поосторожнее»? – спросил его мистер Беннетт.
– Почем я знаю? – вырвалось у Сэма. Желая скрыть свою оплошность, он постарался изобразить на лице спокойную улыбку.
– Не смейте смеяться мне в лицо! Заорал на него мистер Беннетт.
– Я и не смеюсь.
– Нет, вы смеетесь.
– Я не смеюсь, а только спокойно улыбаюсь.
– Так не улыбайтесь спокойно! – воскликнул мистер Беннетт. – Не понимаю, зачем я трачу с вами время на разговоры. Положение вполне ясно и определенно. Я ничего не имею против вас лично…
– Это уже лучше.
– Я недостаточно знаю вас, чтобы иметь против вас что-нибудь. Я всего второй раз встречаю вас в жизни.
– Заметьте себе, – сказал Сэм, что я принадлежу к тем людям…
– Для меня лично вы просто не существуете. Может быть, вы самый благородный человек в Лондоне, а, может-быть, в данный момент вас разыскивает полиция. Не знаю и знать не хочу. Это меня не интересует. Вы для меня не существуете! Я вас не знаю…
– Напрасно, – ответил Сэм. – Вам следует постараться узнать меня. Не бросайте раз начатого дела. Первый шаг всегда труден, но наберитесь терпения, и недельки через две-три вы будете довольно хорошо знать меня.
– Я не желаю вас знать!
– Это вы говорите сейчас, но подождите.
– И благодарение богу, я не буду вас знать, не нуждаюсь в этом, – вскричал мистер Беннетт, теряя разом все свое спокойствие и рассудительность. – Мне достаточно того, что я вас видел. Будьте любезны понять, что дочь моя помолвлена и выходит замуж за другого, и что я не желаю ни видеть вас ни слышать о вас. Я попытаюсь даже забыть самое ваше существование и постараюсь, чтобы то же самое сделала и Вильгельмина. Вы бесстыдный мошенник, сэр. Наглец!.. Вы мне не нравитесь, и я не хочу вас больше видеть. Если бы даже вы были последним мужчиной, оставшимся на свете, я и тогда не позволил бы своей дочери вступить с вами брак. Если вы уяснили себе это, то позвольте пожелать вам доброго утра!..
Мистер Беннетт бомбой вылетел из кабинета, и Сэм, оглушенный этой тирадой, с открытым ртом остался на месте. Прошло несколько минут, прежде чем жизнь снова вернулась в его парализованные члены. Ему показалось, что мистер Беннетт забыл поцеловать его на прощание, и он вышел в другую комнату напомнить ему об этом. Но другая комната была тоже пуста.
Сэм постоял с минуту, погруженный в мысли, затем вернулся в кабинет и, взяв расписание поездов, стал искать ближайший поезд, направлявшийся в Виндлгэрст в Гэмпшире, ближайшей станции от дома его тетки.
Перечитав последние главы этой повести, и убедился, что читателю пришлось немало поволноваться, и хотя Аристотель именно требует этого, а все-таки считаю необходимым дать ему некоторую передышку. Читатель может выдержать душевное напряжение до известных пределов, но после этого ему необходимо дать отдых. Вот почему я с особенным удовольствием приступаю теперь к описанию спокойной и мирной сцены из домашней жизни. Это будет продолжаться недолго, приблизительно около трех минут по хорошему секундомеру, но это уже не моя вина. Моя обязанность передавать факты в том порядке, как они совершаются.
Утреннее солнце радостно освещало сад в «Веретенах», превращая его в зеленый ароматный Эдем. Множество птиц мелодично распевало в кустарниках на конце лужайки, в то время как другие птицы, более энергичные, прыгали в траве, отыскивая червей. Пчелы, – к счастью не подозревая, что все плоды их каторжного труда слопает бездельник человек, – деловито гудели, перелетая с цветка на цветок и ныряя в чашечки за нектаром. Крылатые насекомые вытанцовывали какую-то безумную сарабанду.
Сидя в кресле с балдахином пол кедровым деревом, Билли Беннетт зарисовывала в блокнот развалины замка. Рядом с ней, свернувшись в клубок, лежал ее пекинский песик Пинки-Будлс, а рядом с Пинки-Будлс спал бульдог Смит. Неподалеку около конюшен невидимый, но слышимый мальчик, засучив рукава, мыл автомобиль и, невыносимо фальшивя и путая слова распевал какую-то сентиментальную балладу
Вы думаете это все? Вы, может-быть, думаете, что больше уже ничего нельзя прибавить для усиления атмосферы мира и довольства? Ошибаетесь. В это самое мгновение в стеклянных дверях гостиной появилась фигура мистера Беннетта в белом фланелевом костюме и внесла последний недостающий штрих. Мистер Беннетт вышел на лужайку и присел рядом с дочерью. Бульдог Смит, подняв сонную голову втянул в себя воздух, но это не обеспокоило мистера Беннетта. Со времени их последнего и не совсем удачного знакомства между ними установились сдержанные, но прочные дружеские отношения. Несмотря на весь свой скептицизм, мистер Беннетт, в конце концов, позволил убедить себя в том, что Смит предобродушное животное, исполненное самых невинных намерений. Поэтому сей доблестный джентльмен ощущал на мгновение некоторое беспокойство только в тех случаях, когда он неожиданно встречался с собакой где-нибудь за углом.
– Рисуешь? – спросил мистер Беннетт.
– Да, папочка, – откровенно призналась Билли, так как между отцом и дочерью не было секретов. За исключением разве очень незначительных. Так, например, она случайно позабыла рассказать ему, что виделась вчера утром с Самюэлем Марлоу и намерена встретиться с ним сегодня опять. Во всем же остальном ее сердце и голова были открытой книгой для отца.
– Прекрасное утро, – проговорил мистер Беннетт.
– Да, такое безмятежное! – ответила Билли.
– Яйца здесь в английской деревне, продолжал мистер Беннетт, неожиданно впадая в лирический тон, просто изумительные. Я съел три штуки к завтраку. Они были такие большие, коричневатые и свежие, точно только-что скошенное сено.
Он замолчал, охваченный экстазом.
– А ветчина! – продолжал он, ветчина, которую мне подали сегодня на завтрак, – вот это была ветчина! Я даже не помню, когда я ел еще такую. Они, должно-быть, особенным способом откармливают свиней – Он издал легкий вздох. – Да, жизнь прекрасна!
Наступило молчание нарушаемое только храпом Смита. Билли думала о Сэме и о том, что он говорил ей вчера, о его красивом лице и о выражении его глаз, которое уж никак нельзя было сравнить ни с одним выражением, появлявшимся когда-либо в глазах Брима Мортимера. Она убеждала себя, что ее отношения с Сэмом носят чисто идиллический характер; будучи молодой и романтичной
