вы доставили мне столько мучений своим безразличием. Ах, как же я страдала, как страдала! Теперь вы здесь, и мы будем любить друг друга, мой Роберт. Мы будем всем друг для друга. Другое не имеет значения. Я должна сейчас идти к моей подруге, но вы ведь дождетесь меня? Как бы ни было поздно, подождите меня, Роберт!
– Не уходите, не уходите! Эдна, останьтесь со мной, – умолял молодой человек. – Почему вам нужно уходить? Останьтесь, останьтесь со мной.
– Я вернусь, как только смогу. Я найду вас здесь. – Эдна спрятала лицо у него на груди и снова попрощалась.
Ее голос вкупе с его сильным чувством затопили разум Роберта и лишили его всяких душевых движений, кроме стремления удержать ее.
Эдна вошла в аптеку. Мистер Ратиньоль сам составлял микстуру, капая красную жидкость в крошечную мензурку. Он поблагодарил Эдну за то, что она пришла. Ее присутствие успокоит его жену. Сестра миссис Ратиньоль, которая всегда была с ней в таких случаях, не смогла бросить плантации, и Адель тяжело переживала ее отсутствие, но любезное обещание миссис Понтелье присутствовать при родах успокоило ее. На прошлой неделе акушерка оставалась у них на ночь, поскольку она далеко живет. А доктор Манделе приходил за день несколько раз. Они ожидают его в самое ближайшее время.
Эдна заторопилась наверх по дальней лестнице, которая вела из подсобных помещений аптеки в апартаменты наверху. Дети спали в задней комнате. Адель оставалась в салоне, куда она удалилась некоторое время назад. Она сидела на диване в просторном белом пеньюаре, судорожно зажав в руке платок. Лицо ее осунулось и казалось измученным, красивые голубые глаза запали и неестественно блестели. Прекрасные волосы были убраны назад и заплетены в косу, свернувшуюся золотистой змеей на диванной подушке. Акушерка, уравновешенная женщина в белом фартуке и шапочке, призывала ее вернуться в спальню.
– Никакого толку, никакого, – сразу же обратилась Адель к Эдне. – Мы должны избавиться от Манделе. Он стареет, ему все равно. Он сказал, что будет здесь в полвосьмого, а сейчас, должно быть, уже восемь. Жозефина, посмотрите, который час.
Акушерка, женщина очень жизнерадостная, отказывалась осознавать драматизм хорошо знакомой ей ситуации. Она призывала миссис Ратиньоль сохранять присутствие духа и иметь терпение. Но Адель только закусила зубами нижнюю губу, и Эдна увидела, как на белом лбу подруги выступили капли пота. Через несколько мгновений она издала глубокий вздох и вытерла лицо скрученным в шарик платком.
Адель выглядела измученной. Акушерка дала ей чистый платок, спрыснутый одеколоном.
– Это уже слишком! – закричала Адель. – Манделе убить надо! Где Альфонс? Как такое возможно, что меня все бросили, как бродяжку?
– Ничего себе бродяжка! – воскликнула акушерка. – Разве я не здесь? А вот миссис Понтелье, которая, вместо того чтобы приятно провести вечер, приехала к ней. И мистер Ратиньоль уже поднимается сюда. И вот уже раздался стук в дверь – без сомнения, это приехал доктор Манделе. Да, это он там внизу, в дверях.
Адель согласилась вернуться в спальню. Она села на край низкой кушетки рядом с кроватью.
Доктор Манделе не обращал никакого внимания на придирки и укоры Адель. Он привык к ним и был совершенно уверен в ее благосклонности.
Доктор обрадовался, увидев Эдну, и хотел пройти с ней в гостиную побеседовать. Но Адель не соглашалась отпустить Эдну ни на секунду. Между схватками она могла немного поболтать, это отвлекало бедняжку от страданий.
Эдна почувствовала смятение. Ею овладел священный ужас. Ее собственный опыт остался далеко позади, воспоминания казались нереальными. Она смутно припоминала страшную боль, тяжелый запах хлороформа, забытье, которое притупило ощущения… и появление на свет благодаря ей нового маленького человека, еще одной души среди бесчисленного множества других душ, которые приходят и уходят.
Эдна начала жалеть, что пришла. Ее присутствие не было необходимым. Она могла бы изобрести какой-нибудь предлог, для того чтобы остаться дома. Она даже могла придумать повод, чтобы уйти поскорее сейчас. Но Эдна не ушла. Охваченная внутренней борьбой, отчаянно и дерзко восставая против основ этого мира, она заверяла своим присутствием несовершенство человеческого существования.
Все еще потрясенная и безмолвная от захлестывающих ее душу эмоций, она склонилась над подругой, поцеловала ее и нежно попрощалась.
Адель, прижав голову к ее щеке, прошептала измученным голосом:
– Помни о детях, Эдна. О, помни о детях! Не забывай их!
Все еще в смятении, Эдна вышла на открытый воздух. За доктором Манделе приехал его двухместный экипаж, дожидавшийся хозяина около ворот. Эдне не хотелось ехать, и она сказала доктору, что пройдется пешком, она не боится и часто выходит одна. Манделе отправил экипаж к дому миссис Понтелье и пошел вместе с ней.
Их маршрут пролегал через узкую улицу между высоких домов. Сияли звезды. Воздух был очень приятным, хотя в нем чувствовались прохлада и дыхание ночи.
Они шли медленно, доктор ступал тяжело, размеренно, заложив руки за спину, Эдна – с отсутствующим видом, как однажды ночью на Гранд Айл. Казалось, все ее мысли летели впереди, и женщина стремилась нагнать их.
– Вам не следовало приходить, миссис Понтелье, – сказал доктор. – Вам там не место. Адель в такие моменты одолевают всякие причуды. Она могла бы позвать к себе десяток менее впечатлительных женщин. Я считаю, что это жестоко. Да, жестоко. Вам не следовало приходить, – повторил он.
– О, ладно! – отмахнулась Эдна. – В конце концов, я уже не знаю, что важно, а что нет. Когда-то же нужно подумать о детях, и чем раньше, тем лучше.
– Когда возвращается Леонс?
– Довольно скоро, где-то в марте.
– И вы поедете за границу?
– Возможно, нет, я не поеду. Я не хочу, чтобы меня принуждали что-то делать. Я не хочу ехать за границу. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Никто не имеет права, кроме детей… Возможно, и даже они, мне кажется… Или казалось…
Эдна почувствовала, что в этих словах выразилось смятение, царящее в ее душе, и резко оборвала себя.
– Беда в том, – вздохнул доктор, интуитивно улавливая, что его спутница имеет в виду, – что в молодости человек предается иллюзиям. По-видимому, в этом выражается предусмотрительность природы. Это просто ловушка, призванная обеспечить выживание популяции. И природа не принимает во внимание соображения морали, выдуманные нами условности, которые мы считаем себя обязанными соблюдать любой ценой.
– Да, – согласилась Эдна, – годы пролетают как во сне, и если бы можно было продолжать спать и видеть сны… Но проснуться и обнаружить… Да, да! Возможно, лучше все-таки проснуться, пусть даже чтобы страдать, чем оставаться
