подобного, да и тебе не следовало бы рассуждать в таком ужасном циничном духе о… о…
Миссис Форд залилась краской. Временами она просто ненавидела Синтию, особенно когда та вынуждала ее выказывать подлинные чувства, что светской даме не пристало. Она уже двадцать лет старалась забыть, что до замужества была продавщицей в иллинойском городишке, и выплески нецивилизованной искренности неизменно ее смущали.
– Нет-нет, ничего подобного я в виду не имела! – повторила она.
Синтия добродушно усмехнулась.
– Ну конечно! Я просто шутила. Дурачилась – так у вас, кажется, выражаются?
Миссис Форд тут же смягчилась.
– Прости, Синтия, я не хотела тебя одергивать. Но все же… – Она замялась. То, что так хотелось спросить, неприятно отдавало Механиксвиллем, штат Иллинойс. Однако неведомый мистер Бернс почему-то очень ее беспокоил. – Ты что, совсем его не любишь?
– Конечно, люблю! – просияла Синтия. – Он такой душка, никогда его не брошу. Старина Питер меня очаровал. Просто я хотела объяснить, какой он добросердечный. Он пойдет ради меня на все… Ну что, прощупать почву насчет Огдена?
Миссис Форд довольно рассмеялась. Магическое имя перевело ее мысли от матримониального будущего мистера Бернса к его ипостаси странствующего рыцаря. Образ верного паладина мигом излечил боль недавнего поражения, и битва с Мэнником уже казалась легкой стычкой.
– Но… как же?! – воскликнула она. – Как мистер Бернс сможет помочь нам?
– Очень просто! Ты же слышала, как Мэнник читал телеграмму. Огдена отошлют в частную школу, и Питер поедет туда же.
– Не понимаю. Откуда нам знать, какую школу выберет Мэнник?
– Да ну, это просто выяснить.
– А как мистер Бернс туда проникнет?
– Проще простого. Заявит, что получил наследство и хочет открыть собственную школу. Предложит директору деньги за то, чтобы поработать у него помощником учителя, попрактиковаться. На такую выгодную сделку директор охотно пойдет. Питер окончил Оксфорд без особых отличий, зато в спорте настоящий чемпион. Для частной школы он просто сокровище!
– А Питер согласится?
– Я его уговорю.
Миссис Форд расцеловала подругу с жаром, какой до сих пор приберегала только для Огдена.
– Моя дорогая девочка! – воскликнула она. – Ты не представляешь, как я счастлива!
– Представляю, – спокойно заверила Синтия. – А теперь можешь оказать ответную услугу.
– Все что угодно! Новые шляпки тебе не помешают.
– Нет, шляпок не надо. Я хочу с тобой на Ривьеру на яхте лорда Маунтри.
– Видишь ли, – замялась миссис Форд, – яхта ведь не моя…
– Да, конечно… но ты уговоришь лорда, дорогая.
– Компания будет очень небольшая… и тихая.
– Толпа меня утомляет, я обожаю тишину.
Миссис Форд сдалась.
– Пожалуй, твоя услуга того стоит. Ты непременно будешь с нами на яхте.
– Я немедленно вызову Питера сюда, – кивнула Синтия и направилась к телефону.
Часть вторая,
в которой другие заинтересованные стороны, в том числе Бык Макгиннис и его конкурент Ушлый Сэм, также строят планы на будущее Капитальчика. Ночной налет на частную школу для мальчиков и иные тревожные события, а также поездка, приводящая к неожиданной встрече влюбленных – все в изложении Питера Бернса, праздного джентльмена, который жертвует праздностью во имя благой цели.
Рассказ Питера Бернса
1
Я совершенно убежден, что никому старше двадцати одного года не следует бодрствовать до четырех утра. Какой час, такие и мысли. В двадцать лет вся жизнь впереди, и о ней можно задумываться безболезненно, но к тридцати прошлое и будущее уже сплелись в колючую чащу, и размышлять куда приятнее, когда солнце стоит высоко и мир полон тепла и оптимизма.
Так размышлял я, вернувшись в свою квартиру после бала у Флетчеров. Заря еще только занималась, и воздух тяготил особым запустением лондонского зимнего утра. Дома казались мертвыми и необитаемыми. Мимо тарахтела тележка, а на той стороне улицы крался по тротуару ободранный черный кот, добавляя сцене лишний штрих заброшенности.
Я зябко передернул плечами. Устал, проголодался, в душе после бурной ночи царит уныние.
Итак, я помолвлен. Час назад сделал предложение Синтии Драссилис – если честно, к своему большому удивлению. Зачем я так поступил? Влюбился? Любовь – предмет непростой… А может, сама попытка разобраться и есть ответ на вопрос? Пять лет назад я любил Одри Блейк и в чувствах своих не копался, а просто жил изо дня в день счастливо и беспечно, будто под гипнозом, принимая счастье как данность. Но тогда я был на пять лет моложе, а Одри – это Одри.
Впрочем, про нее нужно пояснить, потому что иначе не объяснишь Синтию.
Никаких иллюзий насчет своей личности в то время я не питаю. Природа одарила меня свинским характером, а обстоятельства будто сговорились довершить дело. Я любил удобства и мог себе их позволить. Достигнув совершеннолетия и освободив опекунов от забот о моих деньгах, я закутался в удобства, как в теплый халат. Я погряз в эгоизме. Если за последующие пять лет и вспомнил хоть мельком не о себе любимом или совершил хоть один благородный поступок, в памяти это не отложилось.
В самый разгар той поры мы и обручились с Одри Блейк. Теперь я понимаю ее лучше, а о себе прежнем сужу беспристрастнее и могу понять, сколь невыносим был в те дни. Любовь моя была настоящей, но снисходительное самодовольство не делалось оттого менее оскорбительным. Слова короля Кофетуа: «Эта нищенка станет моей королевой» я не произносил, но ясно выражал своим поведением.
Одри была дочерью беспутного и взбалмошного художника, с которым я познакомился в одном богемном клубе. Он перебивался случайными картинами и журнальными иллюстрациями, а больше рисовал рекламу. Какой-нибудь продавец патентованного детского питания, не довольствуясь простым заявлением, что для младенца оно «Самый смак», считал необходимым втолковать это публике средствами искусства, и Блейк получал заказ. На последних страницах журналов подобные его творения попадались нередко.
На жизнь можно заработать и таким способом, но тогда поневоле ухватишься за богатого зятя. Вот Блейк и ухватился за меня, что стало одним из последних его поступков в нашем бренном мире. Через неделю после того, как Одри – думаю, по настоянию отца – приняла мое предложение, он скончался от пневмонии.
Смерть его имела ряд последствий. Из-за нее отложили свадьбу, а моя высокомерная снисходительность достигла высшей точки, ведь потеря невестой кормильца исправила единственный изъян в роли короля Кофетуа. В то же время, однако, Одри получила возможность выбрать мужа по своей воле.
К последнему обстоятельству мое внимание было вскоре привлечено письмом, которое я получил как-то вечером в клубе, попивая кофе и размышляя о лучших сторонах жизни в этом лучшем из миров.
Письмо оказалось кратким и сухо извещало, что Одри вышла замуж за другого.
Сказать, что та минута стала поворотным пунктом в моей жизни, значит сказать до смешного мало. Она взорвала мою жизнь, разбила вдребезги, в каком-то смысле убила меня. Я прежний умер в тот вечер, и оплакивали меня, полагаю, немногие. Так или иначе, сегодня я кто угодно, но не тот благодушный созерцатель жизни.
Я сидел, уставясь на скомканное в кулаке письмо, а мой уютный свинарник рушился на глазах. Как оказалось, даже в лучшем из миров не все продается за деньги.
Помню, ко мне тогда подсел один клубный зануда, от которого я прежде не раз спасался бегством, и завел разговор. Коротышка, но голосистый, поневоле прислушаешься. Он тараторил и тараторил, а я тихо ненавидел его, пытаясь думать под его словоизвержение.
Теперь я понимаю, что он спас меня, отвлек от катастрофы. Свежая рана кровоточила, я силился осмыслить немыслимое. Любовь Одри касалась мне прежде неоспоримой, так удобно дополняя мое довольство. Я сам ее выбрал к своему удовлетворению, а значит, все было прекрасно… и вот теперь приходилось осознать внезапную и невероятную потерю.
Письмо Одри стало зеркалом, в котором я увидел себя. Написала она мало, но я все понял, и мое самодовольство разлетелось в клочья – и не только оно, а и нечто более глубокое. До меня дошло, что я любил ее сильнее, чем мог когда-либо мечтать.
А клубный зануда меж тем все не умолкал.
Сдается мне, такая вот навязчивая болтовня в минуты горя помогает лучше молчаливого сочувствия. Поначалу она невыносима, но в конце концов начинает успокаивать. Во всяком случае, так вышло со мной. Постепенно