танцы. Помните?
– Помню. Волосы у тебя были повязаны белой лентой.
– Нет, – покачала головой Хидэко. – Белой лентой я стянула волосы в тот день, когда была буря. Я это прекрасно помню, потому что в тот день я впервые узнала о Кинуко-сан и меня это потрясло.
– Значит, это было тогда?
Синго вспомнил, что именно в тот вечер, когда повел Хидэко на танцы, он впервые услышал от нее, что хриплый голос Кинуко – чувственный.
– Это было, кажется, в сентябре прошлого года. Вся эта история с Сюити доставила тебе немало хлопот.
Синго вышел без шляпы, и солнце припекало голову.
– Как ни печально, я ничего не могла поделать.
– При чем здесь ты? Я и то ничего не мог поделать. В общем, опозорилась моя семья.
– Я вас все равно глубоко уважаю. После того как я ушла из фирмы, я еще больше привязалась к вам, – сказала Хидэко странным тоном и немного помолчала. – Я без конца убеждаю Кинуко, что ей ни к чему рожать. А она с надменным видом обрывает меня – что, мол, ты знаешь, что понимаешь. Не вмешивайся не в свое дело. А потом говорит: это касается только того, кого я ношу под сердцем…
– Хм.
– «…Кто тебя просил говорить мне все эти глупости? Ты все твердишь: брось Сюити. Хорошо, если Сюити уйдет от меня, мне ничего не останется, как бросить его, но ведь рожать-то мне одной. Тут уж никто не поможет. А плохо это, если я рожу, или хорошо, ты лучше спроси, если сможешь, у ребенка, который у меня здесь». Кинуко думает, что я еще слишком молодая, и насмехается надо мной. И я ей сказала, что нечего смеяться над человеком. По-моему, Кинуко все-таки будет рожать. Я потом долго думала о нашем разговоре – ведь от мужа, погибшего на фронте, у нее нет детей.
– Да?
Продолжая шагать, Синго понимающе кивнул.
– Может, я сгоряча так говорю, а на самом деле она не будет рожать.
– Сколько уже?
– Четыре месяца… Я-то сама ничего не замечала, а девушки из салона сразу догадались… Хозяйка, узнав об этом, тоже посоветовала ей не рожать. Ведь если Кинуко родит, ей придется уйти с работы, что она тогда будет делать? – Хидэко охватила щеку ладонью. – Просто не представляю себе. Теперь вы все знаете, поговорите с Сюити-сан…
– Хорошо.
– Если решите встретиться с Кинуко-сан, я думаю, лучше поторопиться.
Синго и сам думал об этом – Хидэко высказала его мысли.
– А та женщина, которую ты как-то приводила ко мне в фирму, все еще живет вместе с ней?
– Икэда-сан? Да.
– Кто же из них старше?
– Кинуко-сан, я думаю, года на два, на три моложе.
После обеда Хидэко дошла с Синго до самой фирмы. На ее лице появилась жалкая улыбка, вот-вот расплачется.
– Всего хорошего.
– Благодарю тебя. Ты вернешься в салон?
– Да. В последнее время Кинуко-сан обычно стала уходить домой раньше, но до половины седьмого она всегда в салоне.
– Вряд ли стоит мне заходить в салон.
Кажется, Хидэко и сегодня толкает Синго на встречу с Кинуко, – на душе у него стало тяжело.
Наверно, когда он вернется домой, ему будет невыносимо смотреть в глаза Кикуко.
Кикуко настолько целомудренна, что ей противно заводить ребенка, пока у Сюити есть женщина, и поэтому она не родила. Но ей и в самом страшном сне не приснится, что эта женщина беременна.
Когда через несколько дней после того, как Синго узнал о том, что случилось с Кикуко, она вернулась от своих родителей домой, они с Сюити, казалось, жили в полном согласии. Сюити каждый день приходил рано и трогательно заботился о жене, – что же тогда все это значит?
Если толковать его поведение в хорошем смысле, то, возможно, Кинуко, решив родить, доставляет Сюити немало хлопот, и он, порвав с ней, просит прощения у жены.
И все-таки вся эта история оставила у Синго какой-то отвратительный привкус безнравственности, нечистоплотности.
Неужели она действительно родит? Ему казалось ужасным появление этого ребенка.
– Если он родится, то, значит, будет моим внуком? – пробормотал себе под нос Синго.
Синго медленно шел по улице Хонго, мимо университета. Он вышел из машины на противоположной стороне, где магазины, – именно здесь нужно было свернуть в переулок, в котором живет Кинуко, но Синго нарочно перешел на другую сторону.
Он мучительно колебался, не решаясь подойти к дому любовницы своего сына. Как можно беременной женщине, с которой видишься в первый раз, отрезать: не рожай?
– Чем это лучше обыкновенного убийства? Должен ли старик пачкать себе этим руки? – бормотал Синго. – Да, но при таких обстоятельствах любое решение жестоко.
Сын должен сам решать. Отцу вмешиваться нечего. Но Синго не высказал этого Сюити и вот приехал к дому Кинуко. Это доказывало, что он не может положиться на Сюити.
С каких же это пор между ним и сыном легла пропасть непонимания, ужаснулся Синго. Не исключено, что он отправился к Кинуко не столько ради того, чтобы решить все вместо Сюити, сколько из жалости к Кикуко, негодуя на сына из-за того, что с ней случилось.
Яркое вечернее солнце освещало лишь верхушки деревьев на университетском дворе, а дорожки уже были в тени. Студенты в белых рубахах и брюках сидели со студентками на газоне и выглядели спокойными и умиротворенными.
Синго потер лицо рукой. Он старался стряхнуть с себя опьянение.
До окончания рабочего дня Кинуко еще оставалось время, и Синго пригласил приятеля, служившего в другой фирме, поужинать с ним в европейском ресторане. Они давно не виделись и незаметно напились. Перед тем как подняться на второй этаж в зал ресторана, они выпили в баре, внизу, и Синго сразу опьянел. Поужинав, они снова спустились в бар.
– Как, ты уже уходишь? – удивился приятель. Видимо, он рассчитывал, что они с Синго проведут вместе весь вечер, и специально позвонил в одно местечко в Цукидзи.
Синго сказал, что примерно через час у него назначено свидание, и они вышли из бара. Приятель на всякий случай написал на визитной карточке адрес и номер телефона в Цукидзи и протянул ее Синго. Синго взял карточку, хотя не собирался туда.
Идя вдоль университетской ограды, Синго искал глазами переулок на противоположной стороне. Он очень смутно помнил, где нужно повернуть, но переулок узнал сразу же.
Он вошел в темную, обращенную к северу прихожую, – на грубом ящике для обуви стоял горшок с каким-то экзотическим цветком, на стене висел складной дамский зонтик.
Из кухни
