как? Почему ты не написал?
– А зачем? Я никогда не пишу. И что вообще случилось? Я забыл про чей-нибудь день рождения?
– Не дури, Жервез. Я говорю об этой девице, которая охотится за Томом. Ты ее видел?
– Ах, ты про это? Да, я у них обедал. Том молодец, не дал маху. Блондинка, толстенькая, глаза круглые, характер, судя по внешности, легкий.
– А говорит она как… с австралийским акцентом?
– Вот не заметил.
– А отец?
– Напыщенный индюк.
– Но его можно посадить за один стол с леди Энкоредж?
– Еще как можно. Только они не приедут. Они обещали погостить у Казмов.
– Что ты говоришь, как странно… Впрочем, да, ведь Арчи Казм был когда-то генерал-губернатором. Но все же это значит, что они в какой-то мере люди нашего круга. Где они остановились?
– У Клариджа.
– Стало быть, они к тому же и богаты. Это интересно. Напишу им сегодня же вечером.
XI
Три недели спустя они прибыли. Мистер Макдугал, отец, был высок ростом и сухощав, носил пенсне и интересовался статистикой. Он владел земельными угодьями, по сравнению с которыми Томб-парк показался ему уютным участочком. Он не подчеркивал этого, не хвастал, но в своем статистическом рвении привел кое-какие поразительные цифры.
– У вас, кроме Бесси, нет детей? – спросила миссис Кент-Камберленд.
– Нет, она моя единственная дочь и наследница, – отвечал он, без проволочек переходя к делу. – Вас, вероятно, интересует, что я могу за ней дать. К сожалению, точно ответить на этот вопрос я не в состоянии. У нас бывают удачные годы, миссис Кент-Камберленд, а бывают и неудачные.
– Но даже и в неудачные годы доход, надо полагать, немалый?
– В неудачный год, – сказал мистер Макдугал, – в очень неудачный год, такой, как нынешний, чистая прибыль, за вычетом текущих расходов, страхования, налогов и амортизации, колеблется от… – (Миссис Кент-Камберленд слушала, замерев), – от пятидесяти до пятидесяти двух тысяч фунтов. Я понимаю, это цифра очень приблизительная, но точнее сейчас сказать невозможно – последние отчетные данные еще не поступили.
Бесси была сплошная кротость и улыбки. Все ее восхищало.
– Это такая старина! – ахала она, шла ли речь о романской церкви в Томб-парке, или о викторианской обшивке стен в бильярдной, или о центральном отоплении – одном из недавних нововведений Жервеза.
Миссис Кент-Камберленд прониклась к девушке большой симпатией.
«Обтесать ее будет легко, – решила она. – Только вот не знаю, вполне ли она подходящая пара для Тома… вот не знаю…»
Макдугалы прогостили четыре дня, и на прощание миссис Кент-Камберленд очень звала их приехать еще и погостить подольше. Бесси была в восторге от всего, что ей довелось увидеть.
– Вот если бы нам здесь жить, – сказала она Тому в первый же вечер. – В этом очаровательном старинном доме.
– Да, дорогая, хорошо бы. Конечно, тут все принадлежит Жервезу, но я всю жизнь только здесь чувствовал себя по-настоящему дома.
– Как австралийцы в Англии.
– Вот именно.
Она пожелала увидеть решительно все: старый дом с острой крышей, который служил хозяевам, пока в XVIII веке не был построен новый, теперешний, а сейчас стоял пустой, неказистый и неудобный, – дом, в котором миссис Кент-Камберленд в минуты уныния мысленно доживала свои дни; мельницу и каменоломню; ферму, которая показалась Макдугалам крошечной и тесной, как Ноев ковчег. По всем этим местам их водил Жервез.
– Он ведь знает поместье гораздо лучше, чем Том, – объясняла миссис Кент-Камберленд.
Побыть наедине с невестой Тому вообще почти не удавалось. Однажды, когда они все сидели в гостиной, зашла речь о его свадьбе. Он спросил у Бесси: может быть, теперь, когда она побывала в Томб-парке, ей больше хочется венчаться не в Лондоне, а здесь, в деревенской церкви?
– Не стоит ничего решать в спешке, – сказала тогда миссис Кент-Камберленд. – Дай Бесси время оглядеться.
После Томб-парка Макдугалы отправились в Шотландию посмотреть замок предков. Мистер Макдугал на совесть изучил свою родословную, время от времени переписывался с родичами, а теперь пожелал лично с ними познакомиться.
Бесси написала всем обитателям Томб-парка. Тому она писала каждый день, но вечерами, когда ей не спалось на грандиозной кровати, предоставленной ей дальними родственниками, в сердце ее впервые стало закрадываться чувство легкого разочарования и неуверенности. В Австралии Том показался ей совсем особенным. Он был такой обходительный, благородный, культурный. Здесь, в Англии, он словно потускнел. В Англии все казались такими же.
И еще ей не давал покоя дом – в точности такой, каким она всегда представляла себе жилище англичанина, и этот миленький миниатюрный парк – меньше тысячи акров, и мягкая трава, и замшелый камень. Том хорошо вписался в дом, даже слишком хорошо, – он без остатка растворился в нем и стал как бы частью фона. Центральное место занимал Жервез – похожий на Тома, но красивее, такой же обаятельный, но более яркий. Не в силах прогнать эти мысли, она вертелась с боку на бок на жестком, неровном ложе, пока за стрельчатым окошком викторианско-баронской башни не начинал брезжить день. Башня эта, при всех своих неудобствах, ужасно ей нравилась – такая старина…
XII
Миссис Кент-Камберленд была женщина энергичная. Не прошло и десяти дней с отъезда Макдугалов, как она с победой возвратилась из короткой поездки в Лондон. После обеда, оставшись наедине с Томом в малой гостиной, она сказала:
– Угадай, кого я сегодня видела? Глэдис.
– Глэдис?
– Глэдис Кратвел.
– Боже милостивый, где ты могла с ней встретиться?
– Это вышло совершенно случайно, – протянула мать. – Она теперь работает в Лондоне.
– Ну и как она?
– Очень мила. Пожалуй, даже похорошела. – Наступило короткое молчание. Миссис Кент-Камберленд прилежно вышивала шерстью чехол для диванной подушки. – Ты ведь знаешь, мой милый, я никогда не вмешиваюсь, но мне не раз приходило в голову, что ты не очень-то хорошо обошелся с Глэдис. Я знаю, отчасти я и сама виновата, но вы оба были так молоды, и виды на будущее у вас были такие неопределенные… Я подумала, что год-другой разлуки послужит хорошей проверкой, действительно ли вы друг друга любите.
– Брось, я уверен, что она меня давным-давно забыла.
– Нет, Том, ты ошибаешься. Она показалась мне очень несчастной.
– Но как ты можешь это утверждать, мама, ведь ты виделась с ней каких-то несколько минут.
– Мы с ней позавтракали, – сказала миссис Кент-Камберленд. – В кафе.
Опять молчание.
– Но послушай, я-то о ней и думать забыл. Я теперь люблю только Бесси.
– Ты ведь знаешь, мой дорогой, я никогда не вмешиваюсь. Бесси, по-моему, прелестная девушка. Но свободен ли ты? Свободен ли перед лицом своей совести? Ты-то знаешь, а я не знаю, на чем
