последний раз? Мы договорились без острой необходимости не писать друг другу. Хотелось провести месяц вдали от всего и всех.
– А я приехал и нарушил покой. Не могу выразить, как стыдно: и за нетактичный поступок, и за то, что не смог удержаться от посягательства на вашу свободу.
– О! Но я действительно очень рада вас видеть, – поспешила заверить его Кэролайн, и не покривила душой: Арундел выбрал для визита самый подходящий день, чтобы избавиться от влюбленного Бриггса. – Итак, как же поживает мама?
Кэролайн так хотела побольше узнать о родителях, что Арунделу пришлось придумывать увлекательные истории. Он был готов бесконечно говорить обо всем, что ее интересует, лишь бы видеть восхитительное лицо и слышать дивный голос, хотя мало что знал о Дройтвичах и их друзьях: встречались они только на крупных светских мероприятиях, куда допускают модных литераторов, да порой он выступал во время званых ленчей и обедов. Близким знакомством он похвастаться не мог, и для них неизменно оставался мистером Арунделом. Никто не звал его Фердинандом. А что касается сплетен, то до него доходили только те из них, что печатались в газетах или обсуждались в клубах. Но придумывать Арундел умел очень хорошо, а потому, исчерпав реальные факты и желая любым доступным способом удержать внимание благодарной слушательницы, начал импровизировать. Не составляло труда прилепить забавные поступки и речи, которые постоянно крутились в голове, к другим людям и выдать за их собственные. Обладая той особой любовью к родителям, которая возрастает вместе с расстоянием, Кэролайн жаждала новостей и с благодарным интересом принимала каждое известие.
Поначалу Арундел излагал обычные события: встретил леди Дройтвич здесь, увидел там. Выглядела, как всегда, превосходно, а говорила то-то и то-то, – но вскоре ее речи приобрели новое качество, а именно стали забавными.
– Мама действительно так сказала? – переспрашивала изумленная Кэролайн.
Арундел сочинял вдохновенно: подарил леди Дройтвич некоторые из своих недавних удачных идей, а также посвятил ей несколько очаровательных смешных поступков, которые вполне могли бы иметь место в жизни. К счастью, придумывать занимательные сюжеты для него не составляло труда.
Кэролайн слушала с округлившимися от удивления и дочерней гордости глазами. До чего же интересно! Подумать только! Милая, милая мамочка. Она и правда это сделала? Просто замечательно! И вот так сказала? Надо же было придумать! А как при этом выглядел Ллойд Джордж?
Леди Кэролайн смеялась и смеялась, мечтая как можно крепче обнять матушку. Время летело незаметно. Сгустились сумерки, а потом стало почти темно, но мистер Арундел по-прежнему продолжал развлекать ее рассказами. О грядущем обеде она вспомнила только без четверти восемь и воскликнула, вскочив:
– Ах, господи!
– Да, кажется, опаздываем, – сдержанно констатировал Арундел.
– Сейчас вернусь в дом и пришлю вам горничную. Придется бежать, иначе не успею переодеться.
С легкостью молодой стройной лани она унеслась вверх по крутой тропинке.
Арундел пошел следом, но поскольку предстать красным и вспотевшим перед отдыхающими не хотелось, пришлось подниматься медленно. Когда он почти добрался до дома, навстречу вышла Франческа, поприветствовала гостя, показала, где можно вымыть руки, и проводила в пустующую гостиную, чтобы синьор смог отдышаться возле пылающего камина.
Стараясь держаться как можно дальше от огня, Фердинанд Арундел спрятался в одной из глубоких оконных ниш и устремил взор на далекие огни Меццаго. Дверь гостиной оставалась открытой, а в доме царила обычная предобеденная тишина, когда все обитатели в своих комнатах переодеваются. Томас Бриггс нервно отвергал один негодный галстук за другим. Кэролайн торопливо облачалась в черное платье в смутной надежде, что так удастся спрятаться от мистера Бриггса. Миссис Фишер застегивала кружевную шаль брошью, подаренной Рёскином на свадьбу. Таким несложным способом дневное платье регулярно преображалось в вечернее. Украшение представляло собой две перламутровые лилии, связанные голубой эмалевой лентой с надписью золотыми буквами: «Esto perpetua» [18]. Мистер Уилкинс сидел на краешке своей кровати и расчесывал жене волосы – так далеко завел его апрель на третьей неделе совместной жизни в Сан-Сальваторе. В то же самое время, устроившись перед мужем на стуле, Лотти вставляла запонки в манжеты чистой рубашки, а полностью готовая к выходу Роуз сидела у окна и обдумывала прошедший день.
Она прекрасно понимала, что случилось с мистером Бриггсом. Даже если в голову закрались какие-то сомнения по этому поводу, Лотти успешно развеяла их откровенными комментариями, когда после чая подруги сидели на стене. Она выразила восторг относительно вспыхнувшей в замке новой любви, пусть даже неразделенной, и добавила, что, как только приедет муж Роуз, теперь, когда миссис Фишер наконец расклеилась (Роуз осудила выражение, но Лотти заверила, что это цитата из Китса), на свете не найдется более счастливого места, чем Сан-Сальваторе.
– Твой муж, – заверила Лотти, беспечно болтая ногами, – должен приехать совсем скоро: может, даже завтра вечером, если отправится в путь без промедления. Тогда состоится великолепный финал, и все мы вернемся по домам, полные новой энергии и жажды жизни. Не верю, что кто-нибудь из нас станет прежним. И даже ничуть не удивлюсь, если Кэролайн ответит на чувство Бриггса. Здесь воздух наполнен особыми флюидами. Хочешь не хочешь, а все равно в кого-нибудь влюбишься.
Роуз сидела у окна и размышляла. Оптимизм Лотти, конечно, вызывал сомнения, тем не менее достаточно посмотреть на мистера Уилкинса, а еще на миссис Фишер… Если бы только воздух Сан-Сальваторе благотворно подействовал на Фредерика! Между ленчем и чаем Роуз перестала думать о своем муже, но теперь, между чаем и обедом, мысли эти вернулись с удвоенной силой.
Короткая интерлюдия восхищения со стороны хозяина замка казалась забавной и трогательной, но, конечно, появление за чайным столом четвертой леди сразу положило конец наивному интересу. Роуз хорошо понимала свое место и точно так же, как все остальные, признавала уникальную, неповторимую прелесть леди Кэролайн. И все же до чего согревает душу такая простая радость, как мужское внимание! Сразу начинаешь чувствовать себя загадочной, цветущей, привлекательной и… молодой. Откуда-то появляются способности, о которых даже не подозреваешь. Роуз не сомневалась, что на короткое время межу ленчем и чаем внезапно стала разговорчивой, остроумной и хорошенькой. Да, очень хорошенькой. Глаза мистера Бриггса отражали внешность лучше любого зеркала. Подобно оцепеневшей мухе в холодной комнате, где затопили камин, она вдруг встрепенулась и зажужжала. Да и сейчас еще, при воспоминании, продолжала тихо жужжать. Как приятно обрести поклонника, пусть и ненадолго! Каким-то странным образом они помогают вернуться к жизни.
Хотя история закончилась, едва начавшись, Роуз по-прежнему сохраняла вдохновение и оптимизм. Так, наверное, чувствовала себя Лотти, а
