Сэмюэл С. осторожно пролавировал между вечно занятыми маленькими муравьями по их заболоченному миру ворсистого ковра. Выполз из одежды, будто из старой кожи. Наполнил ванну до краев кипятком. Закрыл кран. Скомкал туалетную бумагу и обложил дверной звонок. Закопал телефон в гигантской куче грязного белья. Сколол булавками занавески, везде включил свет. Разложил на кресле простыню, полотенце. Сгреб книги в стопку так, чтобы дотянуться до них рукой. Один том прихватил с собой в ванну.
Сэмюэл С. медленно погрузился в горячую воду. Один муравей, отбившийся от стада, полз по его ноге. Взобрался на колено и заметался по кругу - этот островок безопасности постепенно уходил под воду. Муравей поплыл: судорожно барахтаясь, пытался добраться до берега. Он был в отчаянии. Усики отчаянно шевелились. Сэмюэл С. великодушно подставил ему палец. Поборов инстинктивное желание убить его. Муравей остановился у самой большой на руке веснушки, двигая челюстями. Легким щелчком Сэмюэл С. отправил его в безопасное место. В ту же секунду раздались два отчетливых удара во входную дверь.
Сэмюэл С. похолодел в горячей воде. Хозяйка. Или полиция - если тебя и не арестуют, будут выяснять, какой зубной пастой ты пользуешься. Еще три удара.
Это не местный. Обычно венцы, пользуясь твоим отсутствием, расспрашивают о тебе соседей и, если те знают достаточно, уходят вполне удовлетворенные. Еще четыре удара. Полиция. Выследили меня без всяких церемоний. И хотят заставить оплатить все мои пьяные проделки. На которые я спустил все деньги, полученные из Амстердама.
- Отзовитесь.
Слишком уж жарко в ванной, чтобы оставаться хладнокровным. Услышав голос Абигайль. Есть ли какой-нибудь смысл или нужда усугублять мучения. Человек чувствует себя виноватым в том, что отверг тебя, и потом является, чтобы сообщить тебе об этом в подробностях.
- Отзовитесь. Я знаю, что вы здесь. У вас горит свет. Это я, Абигайль.
Сэмюэл С. с усилием вылез из ванны, роняя капли, прошлепал по коридору. Завернулся в простыню и полотенце, разложенные на кресле, и двинулся к входной двери, чтобы прервать крики, проникающие сквозь тонкие, как картон, стены.
- Чего вы хотите.
- Я хочу поговорить.
- А я нет. Я не одет.
- Я только хочу вам кое-что сказать.
- Что именно вы хотите сказать.
- Еще не знаю. Но я хочу поговорить.
- Не хочу повторять все сначала. Вы победили. С меня хватит.
- Что за тупое упрямство. Почему вы не посмотрите на вещи трезво.
- На что смотреть трезво.
- Я хочу узнать вас поближе.
- Придумайте для меня хоть один повод узнать вас поближе.
- Вы могли бы положить свою голову мне на плечо.
Чтобы найти ответ на это, на Шпицбергене потребуется шесть месяцев совещаний с группой бомбейских дантистов на дрейфующей льдине. И двадцать секунд в Вене.
- Сколько вам лет.
- Достаточно.
- Я почти вдвое вас старше.
- Тогда не ведите себя как ребенок. Откройте дверь. Давайте дружить.
- Это самые чреватые отношения в мире.
- В чем дело. Вы что, трус.
- Да. А вы кто.
- Я - еврейка. На три четверти.
- А я - антисемит. На четыре четверти.
- Отлично. Я избавлю вас от расовых предрассудков.
Придерживая простыню зубами, Сэмюэл С. отомкнул дверные запоры. Его первая посетительница. Во всем коричневом: узорчатая шелковая блузка, кожаная юбка. Большая переметная сума через плечо. На ногах - замшевые ботинки. Остановилась на пороге затхлой полутемной гостиной и пронзительно присвистнула.
- Елки-палки.
- Вы же хотели войти.
- Я читала о европейской нищете, но это прямо для романа. У вас в прихожей мокро. Вы похожи на привидение.
- Если вам что-то не нравится - вон дверь.
- Что вы такой обидчивый.
- Я никого не зазываю к себе в гости. Если сами приходят, я не несу ответственности за те ощущения, которые здесь испытывают.
- Вы шарлатан, самый натуральный шарлатан.
- Я уже сказал - вон дверь.
- Да я бы сама не прочь свалить отсюда. Но не сделаю этого только по одной причине. Это самое грязное жилище из всех, что я видела. Здесь правда очень грязно. И нужно что-то сделать. Зачем вы везде электрический свет включили. А дневной загородили занавесками. Сейчас три часа дня.
- Для меня сейчас полночь.
- Можно я присяду.
- Садитесь.
Сэмюэл С. вразвалку прошел в ванную. Смочил голову холодной водой, продрал расческой спутанные волосы, прочертил неровный пробор по левому склону черепа. Жизнь сделала новый поворот. Прямо в маленький оазис. Нафаршированный фальшивыми фигами, которые тают в воздухе, как только протянешь к ним руку. И в довершение всего - хозяйка, разводящая в подвале улиток в стеклянном садке. Те с хрустом жуют виноградные листья. Графиня сообщила, что с наступлением темноты с ней произошло что-то странное: она в ярости билась над своей escargot - а утром, кажется, опять пришла в себя.
Сэмюэл С. вышел из ванной - подбородок вздернут, плечи расправлены, глаза сияют, как солнце. Белый накрахмаленный воротничок, рубашка в голубую полоску. Абигайль сидит нога на ногу. Листает справочник по банковскому делу. Поднимает карие глаза; при электрическом освещении ее губы кажутся пунцовыми.
- Простите за то, что я сказала тогда, на Каленберге. Я познакомилась с вашими друзьями, и они объяснили мне, что вы проходите курс лечения. Если бы я знала это, я никогда не сказала бы то, что сказала.
- Люди говорят то, что хотят сказать. И говорят всерьез. А поступают совсем наоборот.
- Черт, мне стыдно. Даже и не знаю, что ответить. Может быть, откроем окно.
- Окна заклеены.
- Не могу привыкнуть к этим европейским запахам.
- Такой воздух здесь уже четыре месяца. И я не вижу причин его менять. Мне дурно от свежего воздуха.
- Неужели вам нравится это пещерное существование.
- Нет.
- Почему же вы так живете.
- Потому что нет средств жить по-другому. И потом, никто не станет наводить здесь порядок.
- Вы сами должны навести здесь порядок.
- У меня нет желания наводить здесь порядок.
- Извините, что вмешиваюсь не в свое дело.
Сэмюэл С. с неприступным видом застыл у импровизированного письменного стола, заваленного кипами бумаг. Подожми все форпосты жизни, честолюбивые замыслы, далекие проекты. Чтобы какой-нибудь случайный налетчик, размахивающий кривым ятаганом, не поотрубал их все. Подойди к финишу живым - это единственное, что имеет значение. Тщательно прощупывай свой путь, пока все зубы на месте. Остерегись протягивать руку к тому маленькому цветочку: он врос корнями в подземный электрический кабель и шарахнет тебя так, что отлетишь в другой конец лужайки. Я протягиваю руку.
- Зачем вы пришли сюда.
- Переспать с тобой.
Сэмюэл С. отослал кровь вниз, в пальцы ног, но кровь снова подпрыгнула вверх. В половине четвертого дня. Мечтаю, чтобы она замялась. Мечтаю, чтобы она размякла. А сам малодушно медлю и мямлю.
- Послушай, как ты можешь такое говорить.
- Уже сказала, Сэм.
- Дай-ка я присяду на минутку. Сложившуюся ситуацию надо обмыслить.
- Ничего, если я встану.
- Да, вставай, подожди, я расчищу тебе место.
- Все нормально. Я стою.
- Нет-нет, минуточку, тебе нужно место. Отодвинь это кресло.
- Да все нормально.
- Только сброшу полотенце и простыню.
- Не надо утруждаться.
- Я не утруждаюсь.
Сэмюэл С. стоит на задних лапках. В отличие от тех многих случаев, когда он прижимал женщин к ногтю, предварительно накрыв их остальными частями тела. Отыскать собственное место, открыть свою собственную дверь. Пахнуло студенческими годами: тщательно обдуманные процедуры, чистый, промытый вид, штанишки благоухают, как новогодняя елка.
- Можно я буду называть тебя Сэм.
- Называй как хочешь.
- Я слышала, что ты хотел заняться любовью, Сэм.
- Давай пока займемся чем-нибудь другим.
- Слушай, что за странный разговор. Если хочешь, я заберу назад свое предложение.
- Не надо.
- Ладно, но вроде как неприлично предлагать себя еще раз.
Абигайль стоит, втянув живот, выставив грудь. Маленький изящный мускул подрагивает на ее смуглом локте. Сэмюэл С. снова откидывается в свое кресло. Подносит руку к сочащемуся влагой лбу. В комнате цвета морской волны. Сразу после войны ее снимал изготовитель глазных протезов. Возле окна у него стоял специальный верстак; за ним он споро работал все дни напролет: выдувал маленькие, изящные стеклянные пузыри; заказчик сидел рядом и сверкал при дневном свете здоровым глазом. Мастер тем временем наносил легкие мазки, подлаживая мертвый глаз под живой. Хозяйка говорила, что он сделал и ей.
- Ты будешь что-нибудь говорить, Сэм.
- Съешь кекс. Он уже засох, но еще не заплесневел. Я весь в холодном поту.
- Ты раскрываешь все свои карты.
- Потому что хочу жить со всеми в ладу.
- Слушай, Сэм, тогда я сяду. Подожду, пока мы поладим. И ты рассчитываешь, что все будут этого дожидаться и никто не даст тебе в челюсть. Для твоего же собственного блага, чтобы не слишком долго раздумывал.
