- Ты будешь что-нибудь говорить, Сэм.
- Съешь кекс. Он уже засох, но еще не заплесневел. Я весь в холодном поту.
- Ты раскрываешь все свои карты.
- Потому что хочу жить со всеми в ладу.
- Слушай, Сэм, тогда я сяду. Подожду, пока мы поладим. И ты рассчитываешь, что все будут этого дожидаться и никто не даст тебе в челюсть. Для твоего же собственного блага, чтобы не слишком долго раздумывал.
- У меня есть свои собственные методы ведения боя.
- Только на тот случай, если ты уверен, что можешь победить противника.
- Понятно.
- О господи, прости за то, что я сказала.
- Затем я и торчу здесь все эти пять лет. Чтобы выправиться. Так что я могу принять к сведению эти замечания.
- Надо же, пять лет.
- Мог бы и еще пять лет.
- Ты можешь себе это позволить.
- Я не позволяю себе этого. Я на мели. Живу на подачки богатых друзей - им больно мне отказывать.
Молчание. Ее карие глаза и мои голубые. Хрупкие суставы пальцев обтянуты нежной кожей. Берет рукой кекс, купленный на обед в момент слабости и малодушия, и запивает прохладной прозрачной венской водой.
- Сэм, ты честный человек. Угощаешь меня кексом, хотя он и черствый. Думаю, я смогла бы привыкнуть. Знаешь, главной целью моего приезда в Европу было расширение границ жизненного опыта. Ну мы его и набрались. Прямо уже в Гавре. То есть через час после высадки, по дороге в Париж один француз, водитель грузовика, пытался уломать нас с Кэтрин. Так, говорит, вы изучите Европу. Я сказала ему, что у него воняет изо рта. Тогда он сделал наглое предложение. Меня это даже развеселило, ну а Кэтрин заехала ему по физиономии. Он-то не ожидал, что мы так хорошо знаем французский. Тогда он выкинул нас из своего грузовика. Я считаю европейцев грязными и неотесанными. Ты европеизировался. Это неправильно.
- А что.
- Европейцам следует повзрослеть. Они считают, что у них есть духовные ценности. Им бы надо стать мудрее.
- Ты так думаешь.
- Свои проблемы надо решать. Куча людей с поврежденной психикой решают их через какое-то время. Возьми меня.
- Мы возьмем тебя.
- Из меня пытались сделать фортепьянного вундеркинда. Мои родители богатые. Я выросла в тепличных условиях. Моя мать старалась высосать из моего отца все соки. Но не успела - на арене появилась другая куколка, тоже заинтересованная в его соках; пока они воевали, отец получил короткую передышку.
- Продолжай, пожалуйста.
- Не высокомерничай.
- Я просто слушаю, продолжай.
- Так что у меня тоже были свои проблемы. Моя мать устроена как опухоль. Ну, может, не совсем так, но иногда казалось, что, поглощая отцовские соки, она расцветает. Омерзительный образ. А отец говорил, что любит меня по-настоящему, то есть как мужчина женщину, представляешь. Ну, я сказала, что это отклонение. Вообще-то мой отец неплохой мужик: смеется, острит и все такое. У него отличное чувство юмора. Так что мы могли и пошутить. Его беда в том, что он еврей только наполовину.
Августовская пятница. Вдалеке пять раз мерно прогудел колокол. Сэмюэл С. вглядывается через стол в эти темные глаза. Изготовителю глазных протезов понадобилась бы крупинка черного стекла на крупной капле коричневого. Ее американская попка при ходьбе готова лопнуть от спелости. Одна ее нога смуглее и тоньше другой. Крошка, вынырнувшая из самой глубины и гущи венского туристического сезона. Эта хрупкая фигурка. Эти узкие плечи. Все будет погребено под моим жиром. Тонкие пальцы, темно-розовые ногти. Первобытная чистота деревяшек, прибитых осенью к песчаному океаническому побережью в Мэне. Улыбки умирают на ее губах и вновь возвращаются к жизни, как только загрустишь об их исчезновении. О, крошка. Крошка.
- Знаешь, Сэм, я из Балтимора. Не знаю, может, и не верится, но мой отец вырос на задворках кафе-мороженого, а его родители не знали английского; и если бы мои подружки познакомились с моими дедом и бабкой, то перестали бы водиться со мной. Я ходила в престижный университет, и знаешь, если бы у меня не было денег, те девицы отшили бы меня. Америка набита снобами. Ты ведь давно там не был. Ты не знаешь.
- Знаю.
- Это тебе так кажется. Тебе надо съездить и посмотреть, как там все переменилось. Подчиняется общественному мнению. В смысле, массам. Я даже и не знаю, как это у меня глаза открылись. Их выпускают из колледжей пачками. Ты ведь не представляешь. Дядин приятель сказал, что ты изолировался. Только представь себе все эти мозги, отягощенные образованием. Я просто испугалась. И вытряхнула свои знания. Потеряла девственность. Тебя это шокирует.
- Если тебе так хочется.
- Слушай, с тобой трудно говорить, но меня прорвало. Дядин друг единственный мужик, чье мнение меня интересовало, - сказал, что ты один из самых загадочных объектов в Европе. И что за жизнь ты ведешь в Вене. И что, если тебе недодают сдачи, ты тихо и вежливо говоришь: "Вы меня обманули", раскланиваешься и идешь дальше. Это произвело на меня впечатление. А потом... Хочешь знать правду.
- Говори, если хочешь.
- Так вот, потом, когда я увидела тебя, я была разочарована. Прежде всего, было странно познакомиться с тобой таким образом. Потом, когда ты клеился, я вот что подумала. Ну что за старомодный мужик. Мой отец мог бы составить ему компанию. Видишь, я говорю тебе все без утайки.
- Вижу.
- Потом, когда я влепила тебе парочку замечаний и ты раскис прямо на наших глазах, я подумала: или он не в себе, или он и впрямь какой-то особенный. Когда распускает нюни американский мужик - это сопровождается словами. Но ты как бы и не плакал. Крупные слезы катились сами по себе. Вот почему мне хочется узнать тебя поближе. Мне кажется, что ты самый интересный человек из всех, кого мне доводилось встречать в Европе. Мне кажется, что я смогу у тебя чему-то научиться.
- Это все.
- Да, все. Ты какой-то неиспорченный. Я хочу сказать, я не знаю, что я хочу сказать. Но, о господи. Я - женщина. А ты - мужчина. Слушай, мы же в Европе, и мы одни. Разве все это тебя не волнует.
- Я взволнован.
- Послушай, Сэм.
- Послушать что.
- Послушай, я же сказала тебе, зачем я здесь. Мне как-то неловко. Неужели я должна говорить это еще раз. Я повторяю, что ты можешь дать мне кое-какие знания. Я могу дать тебе себя.
- Это все.
- На этот раз все. А что еще. Чего ты ожидал.
- Я хочу жениться.
- Елки-палки. Ты что, спятил.
- И завести детей.
- Слушай, может, мы сменим тему. Я имею в виду женитьбу. Черт возьми. Надеюсь, ты не делаешь мне предложение. Я говорила только насчет переспать.
- Я не хочу переспать.
- Не надо орать. Я не глухая. Может быть, ты хочешь, чтобы я ушла. Я уйду.
- Я не стану тебя удерживать.
- Значит, ты не стал бы меня удерживать. Слушай-ка, лучше бы тебе трезво взглянуть на факты в этой жизненной лотерее. И взять то, что выпало. Тебе больше не подвернется случай с такой молоденькой девушкой. Ты уже седой, значит, твои возможности на исходе. Тебе даже нечем козырнуть.
Сэмюэл С. смотрит в эти два горящих карих глаза. Сердце прыгает у него в груди. Колени ее скрещенных ног - кожа натянута, получились два белых пятна. Ярко-голубая вена на лодыжке. Что такое крошка. Проспрягай по-латыни. Проспрягай по жизни. Крошка - это такая маленькая, тощая, загорелая штучка. С мозгами, которые отключились, словно свет, когда уложил ее в постель. Избавляется от груза знаний, когда ищет наслаждений. А когда начинает размышлять, обнаруживает много горя.
- По всем мировым канонам я - неудачник. Но я живу здесь. Я занимаюсь своим делом. Я не принимаю посетителей. Ты находишься здесь только по одной причине: молодые интеллектуалы не проявляют к тебе интереса. Не то чтобы ты некрасивая, но и никто не скажет, что от подбородка и выше ты победительница конкурса красоты. И, хотя я спятил настолько, что считаю тебя чертовски хорошенькой, я знаю, как на это смотрят ребята твоего возраста. Нахальство тебе не идет. Это неприятно, жестоко и невоспитанно.
- Погоди, Сэм.
- Это ты погоди.
- Но, Сэм, именно такого разговора я и ожидала. Я рада, что пришла. Я знаю, что это было неприлично говорить насчет переспать и всего остального. Мне было неловко просто взять и прийти сюда. Я могла застать тебя с кем-то или за чем-то. Хоть мне и говорили, что ты поступаешь так: ложишься на дно, как подводная лодка, и не подаешь признаков жизни по нескольку дней. Я не считаю тебя неудачником. Правда.
- Кто же я.
- Отвечу тебе так же, как ты мне. Люди твоего возраста могут смотреть на тебя свысока. Но на мой взгляд, у тебя есть та зрелость, которой нет даже у моего собственного отца.
- Если бы ты просто увидела меня за столиком в кафе такого, какой я есть, ты бы не обратила на меня внимания.
- Ты упрям как осел, черт тебя побери.
- Правильно.
- Разве мужики не стараются отвертеться от женитьбы. Ты вот ищешь жену и хочешь детей, чтобы в старости не быть одному. А я, слушай, я хочу пожить и словить удовольствие, прежде чем надеть ярмо.
