раз проходили («Львы в зверинце»), огороженную настоящей решеткой. — Предел! Ниже пасть нельзя! — воскликнул он.
Сельские пасторы, будь они предоставлены самим себе, несомненно были бы очарованы этим зоологическим шедевром, но слова одобрения замерли у них на устах, замороженные суровым приговором доктора. И они покорно засеменили дальше.
Тем временем Джерд, гордый тем, что он, пользуясь выражением, усвоенным им благодаря чтению «Рингголдской окружной газеты», возбудил интерес самого достопочтенного Гауди, поспешно листал взятую им у портье справочную книгу в поисках адреса почтенного джентльмена.
VII
Джерд еще не успел разыскать доктора, а уже новая волна приезжих хлынула в город и расплескалась по коридорам отелей. Провинциалов (и духовенство и мирян) привлек в столицу «Праздник Торговли». И повсюду их встречала Тыква. Здесь, в самой гуще непостижимой и беспокойной городской жизни, они находили нечто простое, осязаемое, привычное, дружелюбное. У Джерда возникла счастливая идея водрузить несколько своих шедевров на мольберты, снабженные специальными приспособлениями, на которые он клал настоящие тыквы. «Да которая же из них настоящая!» — восторгались простодушные зрители.
Провинциальные лавочники выражали свое одобрение коммивояжерам, и эти служители моды, избравшие своей специальностью «знать, чего хочет публика» и действовать соответственно, сообщили о таком мнении, быть может даже случайно, главам крупных торговых домов. Так прослышала о Тыкве знаменитая фирма Мейер, Ван-Горн и К°.
Надо сказать, что компаньоны этой фирмы в отдельности отнюдь не пользовались широкой популярностью. О Мейере никто не имел ни малейшего представления. Ван-Горн прозябал в полной неизвестности. О том, кто такой К°, знали лишь в узких коммерческих кругах. Но сообща они являли собой силу. Если не считать заправил трамвайных компаний, Мейер, Ван-Горн и К° были наиболее влиятельными лицами в городе. Они мостили улицы вокруг своих владений; они устраивали витрины и перегораживали переулки, полностью игнорируя постановления муниципальных властей; они печатали такую уйму объявлений и реклам, что определяли не только внешний вид газет, но и чуть ли не их политический курс. И, что важнее всего, они были законодателями вкуса, наставниками и воспитателями. То, что они сбывали несметному числу покупателей башмаки, скобяные изделия, содовую воду, диванные подушки, не имело ровно никакого значения; то, что они дергали зубы, фотографировали, вели банковские счета, значило немногим больше. Но они снабжали публику идеями и идеалами. Шумно разрекламировав одну книгу и не давая ходу другой, они решали таким образом, что должны читать жители города; с утра до вечера бренчали фортепьяно, повторяя мелодии, которые, по мнению Мейера, Ван-Горна и К°, должны были пользоваться успехом и спросом; в пятнадцати огромных окнах помещения фирмы выставлялись картины (по праздникам люди приходили с самых отдаленных окраин лишь для того, чтобы посмотреть на них), призванные развивать художественные взгляды покупателей.
Как раз в это время Мейер, Ван-Горн и К° вознамерились приобрести картину «стоимостью в десять тысяч долларов». По их мнению, это было бы неплохой рекламой.
Они послали за Джердом.
— Десять тысяч! — ахнул наш герой. Ему почудилось, что перед ним растворились врата рая. — Да за такие деньги я смог бы написать величайший шедевр!
— Еще бы! — отрезал Мейер-старший. — Вы написали бы и за пять сотен. Именно столько вы, кстати сказать, и получите, а не хотите — дело ваше. — Он разговаривал с Джердом так, словно тот торговал вразнос подтяжками и шнурками для ботинок.
— Как? — негодующе воскликнул изумленный Джерд, — вы ведь сказали десять ты...
— Сейчас я вам все объясню, — вмешался Ван-Горн, бывший чуть повежливее своего компаньона. — Дело в том, что нам нужна картина, оцененная в десять тысяч долларов, но уплатить за нее мы намерены пятьсот.
— Кто, по-вашему, захочет смотреть на картину, оцененную в пятьсот долларов? — прорычал старый Мейер. — Никто. Такую увидишь где угодно.
— Это верно, — ответил Джерд, припоминая свое первое посещение выставки.
— А вот десять тысяч долларов всякого убедят.
— Итак, — сказал Ван-Горн, —вы получите от нас пятьсот долларов. И картина должна быть больше, чем те, что выставлены сейчас, а рама вдвое шире. Надеюсь, от вашего забора еще что-нибудь осталось?
— Осталось, — ответил Джерд.
— Знайте же, — сказал Мейер, — другого такого случая заработать на нем вам больше не представится. И не скупитесь на семечки, налепите их побольше.
— Мы отведем под вашу картину целое окно или место у главной лестницы, рядом с фонтаном, — продолжал Ван-Горн. — Мы объявим, что за картину уплачено десять тысяч долларов и что вы великий художник. Вашу картину увидит весь город, и вам будет создана такая реклама, какой вы не получили бы за десять тысяч.
— И мы хотим, чтобы вы насовали туда побольше всякой деревенской всячины, — вмешался Мейер-младший, который своим уменьем украшать витрины неоднократно вызывал восхищение всего города. — Разные там травки, лозы и побольше тыкв. Настоящих тыкв. Надеюсь, вы достаточно уверены в своем мастерстве и не боитесь сравнения?
— Пожалуй, нет, — ответил Джерд, — сравнение, так сказать, уже выдержано.
— Хорошо бы и на раме поместить настоящие тыквы, — оказал Мейер-старший. Изысканный вкус сына был унаследован непосредственно от него. — Вы уже пробовали это делать?
— Кое-что в этом роде пробовал, — ответил Джерд.
— Так попробуйте как следует. В каждом углу рамы по половинке тыквы, наподобие больших розеток. И чтобы половинка была с хвостиком. Понимаете?
— Если я выставлю ее в витрине, — задумчиво произнес сын, — мне понадобятся еще козлы для пилки дров, большие плетенки и...
— Бери все прямо со склада, — распорядился любящий отец.
— ...и что-нибудь такое, чтобы получился настоящий сельский вид. Пожалуй, неплохо бы посадить рядом с картиной фермера в грубошерстных штанах. Лучше всего пусть сидит сам художник. Но мы, очевидно, установим картину возле фонтана. Тогда я помещу там оркестр, и он будет играть «На берегах Канкаки».
— Песня уже у тебя? — осведомился отец.
— Не беспокойся. Будет готова через неделю, а через две недели весь город будет сходить от нее с ума; это уж верное дело, не будь я...
Ван-Горн прервал мечтания юного Мейера.
— Итак, решено, — обратился он к Джерду, — поднажмите и состряпайте нам эту штуку. Чек на пятьсот долларов — по исполнении заказа. Только чур не болтать, — добавил он с грубоватым добродушием, — полная тайна с обеих сторон.
— Пусть кто-нибудь скажет, что я не умею держать язык за зубами, —
