-- Не припоминаю, чтобы я его видел. Помню, что дни и ночи чередовались, как белые и черные полосы,-- открывались и закрывались! Я не был болен, я просто утомился.
-- Слабость, которой следовало бы наступить только через несколько десятков лет. Но теперь все прошло.
-- Махарани,-- начал Ким, но, заметив выражение ее взгляда, заменил этот титул простым обращением, продиктованным любовью,-- мать, я обязан тебе жизнью. Как отблагодарю я тебя? Десять тысяч благодарностей дому твоему и...
-- В... благословенье этому дому (невозможно передать в точности словечко старой хозяйки). Благодари богов как жрец, если хочешь, а меня благодари как сын, если вздумаешь. Небеса превышние! Неужто я растирала тебя, и поднимала тебя, и шлепала и крутила все десять пальцев на твоих ногах, чтобы в голову мне полезли священные изречения? Наверное, мать родила тебя, чтобы ты разбил ей сердце... Как называл ты ее... сын?
-- У меня не было матери, мать моя,-- сказал Ким.-Говорят, она умерла, когда я был маленький.
-- Хай май! Так, значит, никто не посмеет сказать, что я украла хоть одно из ее прав... когда ты снова отправишься в путь. А ведь этот дом один из тысячи, дававших тебе приют и позабытых после небрежно брошенного благословения. Ничего. Мне благословения не нужны, но... но...-- Она топнула ногой на бедную родственницу.-- Отнести подносы в дом. Что хорошего, когда в комнате стоит несвежая пища, о женщина, сулящая беду?
-- Я то... тоже родила сына в свое время, но он умер,-захныкала согбенная фигура под чадрой.-- Ты знаешь, что он умер. Я только ждала приказания унести поднос.
-- Это я -- женщина, сулящая беду,-- в раскаянии воскликнула старуха.-- Мы, спускающиеся к чатри (большие навесы у гхатов сожжения, где жрецы собирают плату за погребальные обряды), изо всех сил цепляемся за несущих чати (кувшины с водой; она имела в виду молодых людей, полных жизни, но это неудачная игра слов). Когда не можешь плясать на празднестве, то вынужден смотреть на него из окна, а обязанности бабушки отнимают у женщины все время. Твой учитель дает мне столько та
лисманов для старшенького моей дочери, сколько я прошу, дает потому -- потому ли?-- что он совершенно свободен от греха. Ха-ким теперь совсем опустился. Он отравляет лекарствами моих слуг за неимением больных поважнее. -- Какой хаким, мать?
-- Тот самый человек из Дакхи, который дал мне пилюлю, разорвавшую меня на три части. Он приплелся сюда, как заблудившийся верблюд, неделю назад, клялся, что вы с ним стали кровными братьями, когда шли в Кулу, и притворялся, что сильно встревожен состоянием твоего здоровья. Он был очень худой и голодный, так что я приказала подкормить его тоже и тем утешить его тревогу.
-- Хотелось бы повидаться с ним, если он здесь. -- Он ест пять раз в день и вскрывает чирьи моим батракам, чтобы самому уберечься от апоплексического удара. Он столь полон тревоги за твое здоровье, что не отходит от кухонной двери и набивает себе живот объедками. Так он тут и останется. Никогда нам от него не отделаться.
-- Пошли его сюда, мать,-- у Кима на мгновение заблестели глаза,-- и я попробую с ним справиться.
-- Пошлю, но выгонять его нехорошо. Все-таки у него хватило разума вытащить святого человека из ручья и таким образом, хотя святой человек и не сказал этого, приобрести заслугу.
-- Очень мудрый хаким. Пошли его сюда, мать.
-- Жрец хвалит жреца? Ну, чудеса! Если он твой приятель (в прошлую встречу вы-таки поругались), я приволоку его сюда на аркане и... и потом угощу его обедом, подобающим только человеку нашей касты, сын мой... Вставай и погляди на мир! Лежанье в постели -- мать семидесяти дьяволов... сын мой! Сын мой!
Она засеменила вон из комнаты, чтобы тотчас поднять .целый тайфун на кухне, и едва успела исчезнуть ее тень, как вкатился бабу, задрапированный до самых плеч, словно римский император, зобастый, как Тит, заплывший жиром, без головного убора и в новых лакированных ботинках. Он рассыпался в приветствиях и выражениях радости.
-- Клянусь Юпитером, мистер О'Хара, я действительно чертовски рад вас видеть. С вашего позволения я закрою дверь. Жаль, что вы больны! Вы очень больны?
-- Бумаги... бумаги из килты. Карты и мурасала!-- Ким нетерпеливо протягивал ключ; в это мгновение душа его жаждала развязаться с добычей.
-- Вы совершенно правы. Это правильный, ведомственный подход к делу. У вас все в наличности?
-- Я взял все рукописи из килты. Остальное сбросил под гору.-- Ким услышал лязг ключа в замке, мягкий треск медленно рвущейся клеенки и шелест быстро перебираемых бумаг. В течение праздных дней болезни он, без всяких на то причин, тяготился тем, что вещи лежат под его постелью и никому нельзя передать это бремя. Поэтому кровь закипела у него в жилах, когда Хари, подпрыгнув по-слоновьи, снова пожал ему руку.
-- Вот это здорово! Лучше некуда! Мистер О'Хара! Вы, ха! ха!-- вы попали в самую точку! Одним выстрелом в семерых! Они говорили мне, что их восьмимесячная работа полетела к чертям. Клянусь Юпитером, как они колотили меня!.. Глядите, вот письмо от Хиласа!-- Он прочел нараспев несколько строчек на придворном персидском языке, который служит языком официальной и неофициальной дипломатии.-- Мистер раджа-сахиб попал ногой в яму. Ему придется давать официа-альные объяснения, какого дьявола он вздумал писать любовные письма царю... А карты весьма искусно составлены... Три или четыре премьер-министра этих областей причастны к данной переписке. Клянусь богом, сэр, британское правительство изменит порядок престолонаследия в Хиласе и Банаре и назначит новых наследников престола. "Преда-ательство самого низкого разбора"... Но вы не понимаете, а?
-- Ты все забрал?-- спросил Ким. Это единственное, что его сейчас заботило.
-- Можете держать пари сами с собой, что забрал,-- он рассовал всю добычу по разным местам своей одежды, как это умеют делать только восточные люди.-- Все это тоже попадет в наше учреждение. Старая леди думает, что я навсегда поселился в ее доме, но я сейчас же удалюсь со всеми этими вещами... немедленно. Мистер Ларган будет горд. Вы официа-ально подчинены мне, но я включу вашу фамилию в свой устный доклад. Жаль, что нам не разрешается делать письменных докладов. Мы, бенгальцы, отличаемся в точных науках.-- Он отложил в сторону ключ и показал Киму пустую шкатулку.
-- Хорошо. Это хорошо. Я чувствовал себя совсем разбитым. Мой святой тоже был болен. И он упал в...
-- О да-а! Я -- его приятель, могу вас уверить. Он вел себя очень странно, когда я пришел сюда за вами, и я думал -не у него ли бумаги. Я следил за ним, когда он погружался в созерцание, а также обсуждал с ним некоторые этнологические вопросы. Теперь я, видите ли, играю здесь оч-чень маленькую роль в сравнении со всеми его талисманами. Клянусь Юпитером, О'Хара, вы знаете, что он иногда страдает припадками. Да-а, именно так, уверяю вас. Каталептическими, если не эпилептическими вдобавок. Я нашел его в таком состоянии под деревом in articulo mortem, и он вскочил, вошел в ручей и утонул бы, не будь меня. Я вытащил его.
-- Это потому, что меня с ним не было,-- сказал Ким.-- Он мог умереть.
-- Да, он мог умереть, но теперь он высох и уверяет, что пережил преображение.-- Бабу со значительным видом постучал себя по лбу.-- Я записал его показания для Королевского Общества... in posse. Вам придется поскорее совсем выздороветь и вернуться вСимлу, а я расскажу вам обо всем подробно у Ларгана. Вот было здорово! Брюки у них совершенно обтрепались внизу, и старый Нахан-раджа подумал, что это европейские солдаты, дезертиры.
-- Ах, русские? Как долго они пробыли с тобой?
-- Один был француз. О, они были со мной столько, столько. столько дней! Теперь все горцы уверены, что все русские -нищие. Клянусь Юпитером, ни единой крупинки своей у них не было, все я им доставал! А простому народу я рассказывал -о-а, такие истории и анекдоты! Я повторю их вам у старика Ларгана, когда вы подъедете. Мы, ах! весело проведем вечер! Это перо на вашу шляпу и на мою! Даа, они дали мне рекомендацию. Ну и потеха! Надо было вам поглядеть на них, когда они удостоверяли свои личности в Союзном банке! И, благодарение всемогущему богу, вы так хорошо добыли их бумаги! Сейчас вы не оч-чень смеетесь, но вы будете смеяться, когда поправитесь. Сейчас я прямо на железную дорогу и... прочь. У вас теперь все преимущества в Игре. Когда вы думаете подъехать? Все мы оч-чень гордимся вами, хотя вы здорово нас перепугали, и особенно гордится Махбуб.
-- А, Махбуб. А где он?
-- Продает лошадей здесь побли-изости, само собой разумеется.
-- Здесь! Как так? Говори медленно. У меня все еще голова тяжелая.
Бабу скромно потупил глаза.
-- Ну, видите ли, я пугливый человек и не люблю ответственности. Вы были больны, видите ли, а я не знал, где именно находятся эти дьявольские бумаги и сколько их. Поэтому, придя сюда, я дал частную телеграмму Махбубу,--- он был в это время в Миратхе, на скачках,-- и сообщил ему, как обстоят дела. Он является со своими людьми и совещается с ламой, а потом обзывает меня дураком и ведет себя очень грубо...
