и мы, друзья мои, стали бы жить эскимосами, чтобъ не сказать – чистѣйшими обжорами.
– Докторъ говоритъ, а мнѣ ужъ и въ самомъ дѣлѣ захотѣлось ѣсть, сказалъ Бэлль.
– Все, что вы намъ сейчасъ передавали, поселяетъ во мнѣ отвращеніе въ тюленьему мясу. А! Да вотъ, кажется, представляется удобный случай испытать себя. Или я очень ужъ ошибаюсь, или тамъ, на льдинѣ, я вижу дѣйствительно какую-то, повидимому, живую массу.
– Это моржъ! вскричалъ докторъ. – Молчите и – впередъ!
Дѣйствительно, въ ста саженяхъ отъ охотниковъ на льду барахтался очень большой моржъ; онъ поворачивался во всѣ стороны, съ удовольствіемъ подставляя свое неуклюжее тѣло блѣднымъ лучамъ солнца.
Охотники разошлись такимъ образомъ, чтобы окружить животное и отрѣзать ему путь къ отступленію. Скрываясь за hummock'ами, они подошли бъ нему на нѣсколько сажень и дали залпъ.
Моржъ упалъ, но не смертельно раненый, ломалъ ледъ и хотѣлъ скрыться. Альтамонтъ бросился на него съ топоромъ и пересѣкъ ему спинные плавники. Животное отчаянно защищалось, но нѣсколько выстрѣловъ прикончили его и, бездыханный моржъ растянулся на льду, обагренномъ его кровью.
То было большое земноводное, длиною въ пятнадцать футовъ отъ морды до хвоста; навѣрное, изъ него можно-бы было добыть нѣсколько боченковъ жира.
Докторъ отрѣзалъ лучшія части моржа, а трупъ оставилъ въ добычу воронамъ, которые уже носились въ воздухѣ въ эту пору года.
Начинало темнѣть. Необходимо было подумать о возвращеніи въ фортъ Провидѣнія; небо совершенно очистилось и, въ ожиданіи луны, горѣло великолѣпнымъ звѣзднымъ сіяніемъ.
– Въ путь, сказалъ докторъ,– становится поздно. Наша охота оказалась неудачною; впрочемъ, если охотникъ добылъ себѣ ужинъ, то сѣтовать онъ уже не имѣетъ права. Пойдемъ кратчайшею дорогою и постараемся не сбиться съ пути. Впрочемъ, звѣзды намъ нѣсколько помогутъ.
Не легко, однакожъ, оріентироваться по полярной звѣздѣ въ странахъ, гдѣ она блещетъ надъ головою путешественника. Дѣйствительно, когда сѣверъ находится какъ разъ посрединѣ небеснаго свода, тогда другія части свѣта опредѣлить трудно. Къ счастію, луна и большія созвѣздія помогли доктору найти желанную дорогу.
Въ видахъ сокращенія пути, докторъ рѣшился отправиться не вдоль извилистаго берега моря, а напрямикъ пробраться. къ форту материкомъ. Такъ было ближе, но зато и болѣе рискованно, и въ самомъ дѣлѣ, черезъ нѣсколько часовъ охотники окончательно сбились съ пути.
Возникъ вопросъ: не провести-ли ночь въ ледяной хижинѣ и не подождать-ли утра, чтобы оріентироваться, хотя-бы при этомъ пришлось возвратиться къ берегу и идти по ледяной полянѣ. Но докторъ, опасаясь встревожить Гаттераса и Джонсона, настаивалъ на продолженіи пути.
– Насъ поведетъ Дэкъ, сказалъ онъ,– а Дэкъ ошибиться не можетъ. Онъ одаренъ инстинктомъ, не нуждающимся ни въ компасѣ, ни въ звѣздахъ, отправимся за нимъ.
Дэкъ шелъ впереди; его чутью путешественники довѣряли вполнѣ. И они были совершенно правы, потому что вскорѣ на горизонтѣ показался свѣтъ, который нельзя было принять за звѣзду, потому что звѣзда ни въ какомъ случаѣ не была-бы видна изъ низко-нависшихъ тумановъ.
– Это нашъ маякъ! вскричалъ докторъ.
– Вы полагаете? сказалъ Бэлль.
– Я увѣренъ въ этомъ. Пойдемъ!
По мѣрѣ того, какъ путешественники подвигались впередъ, свѣтъ становился ярче. Вскорѣ они вступили въ полосу свѣтлой пыли и стали подвигаться среди лучезарнаго пространства; ихъ громадныя, отчетливо очерченныя тѣни, длинными полосами ложились на покровы освѣщенаго снѣга.
Путешественники ускорили шаги и черезъ полчаса поднимались уже по склону форта Провидѣнія.
Гаттерасъ и Джонсонъ съ нѣкоторымъ безпокойствомъ ждали возвращенія охотниковъ, которые очень обрадовались, добравшись, наконецъ, до теплаго и удобнаго угла. Вечеромъ температура значительно понизилась и термометръ показывалъ семьдесятъ три градуса ниже точки замерзанія (-31° стоградусника).
Истомленные и почти замерзшіе охотники выбились изъ силъ. Къ счастію, печь дѣйствовала исправно; плита ждала только добычи охоты; докторъ преобразился въ повара и изжарилъ нѣсколько котлетъ. Въ девять часовъ вечера, пятеро застольниковъ усѣлись за сытный ужинъ.
– Хоть-бы пришлось прослыть за эскимоса, сказалъ Бэлль,– но я утверждаю, что ѣда имѣетъ существенное значеніе во время полярной зимовки. Попадись только человѣку порядочный кусокъ, и всѣ церемоніи въ сторону.
Такъ какъ у всѣхъ застольниковъ рты были полны, то никто не могъ тотчасъ-же отвѣтить Бэллю. Однакожъ, докторъ знакомъ далъ понять плотнику, что онъ совершенно правъ.
Моржевыя котлеты были найдены отмѣнными, и хотя никто не заявлялъ этого, тѣмъ не менѣе на столѣ ничего не осталось, а это было равносильно всевозможнымъ заявленіямъ.
За дессертомъ докторъ, по своему обыкновенію, приготовлялъ кофе. Клоубонни никому не позволялъ варить этотъ превосходный напитокъ, изготовлялъ его тутъ-же на столѣ, на спиртѣ, и подавалъ горячимъ, какъ кипятокъ. Если кофе не обжигало ему языка, то докторъ не удостоивалъ проглотить свою порцію. Въ описываемый вечеръ онъ пилъ кофе при столь высокой температурѣ, что товарищи не могли подражать ему.
– Да вы сгорите, докторъ, сказалъ Альтамонтъ.
– Никогда, отвѣтилъ онъ.
– Значитъ, нёбо у васъ обшито мѣдью? спросилъ Джонсонъ.
– Нисколько, друзья мои. Совѣтую вамъ брать примѣръ съ меня. Нѣкоторые люди, и я въ томъ числѣ, пьютъ кофе при температурѣ ста тридцати одного градуса (+55° стоградусника).
– Ста тридцати одного градуса! вскричалъ Альтамонтъ. – Рука не выдержитъ такого жара!
– Само собою разумѣется, Альтамонтъ, потому что рука выноситъ только сто двадцать два градуса жара. Но небо и языкъ менѣе чувствительны, и выдерживаютъ то, чего рука выдержать не въ состояніи.
– Вы изумляете меня, сказалъ Альтамонтъ.
– Что-жъ, я готовъ воочію убѣдить васъ.
Докторъ взялъ термометръ, погрузилъ его чашечку въ кипящія кофе, подождалъ, пока ртуть поднимется до ста тридцати одного градуса, и затѣмъ съ видимымъ удовольствіемъ выпилъ благотворный напитокъ.
Бэлль хотѣлъ было подражать доктору, но обжегъ себѣ ротъ и заоралъ благимъ матомъ.
– Недостатокъ привычки, замѣтилъ Клоубонни.
– Можете-ли вы, докторъ, спросилъ Альтамонтъ,– сказать намъ, какую степень жара способно выдержать тѣло человѣка?
– Это не представитъ мнѣ ни малѣйшихъ затрудненій, отвѣтилъ докторъ, тѣмъ болѣе, что по этому вопросу произведенъ цѣлый рядъ вполнѣ точныхъ опытовъ. Въ этомъ отношеніи я могу указать вамъ на чрезвычайно замѣчательные факты. Я помню два или три изъ нихъ; они докажутъ вамъ, что ко всему можно привыкнуть и, между прочимъ, выдерживать температуру, при которой жарится бифстексъ. Утверждаютъ, будто дѣвушки, служившія въ общинной пекарнѣ города Ларошфуко, во Франціи, втеченіе десяти минуть оставались въ печи, нагрѣтой до трехсотъ градусовъ (+132° стоградусника), т. е. до температуры на девяносто градусовъ, превышающей температуру кипящей воды. Вокругъ нихъ жарились въ печи яблоки и говядина.
– Нечего сказать, дѣвушки! – вскричалъ Альтамонтъ.
– A вотъ вамъ другой, не подлежащій сомнѣнію фактъ. Девять нашихъ соотечественниковъ, Фордайсъ, Бэнксъ, Саландеръ, Благдинъ, Гомъ, Нусъ, лордъ Сифорсъ и капитанъ Филапсъ выдерживали въ 1774 г. температуру двухсотъ девяносто пяти
