вдруг вырастает шестерка молодцов. Их палицы нещадно разбойникам удары раздают, их голоса полны негодованья:
Ах вы, гнусные похитители детей!
Держи их, вяжи!
От нас не уйдет ни один!
Носильщики паланкина в страхе разбегаются.
Вот он, героев предводитель,
Он руку подает О-Тё,
И лик его смущает взор,
Пленяет совершенством черт.
Да ведь это женщина!
И ей уже немало лет!
Без следа пудры и румян
Ее прекрасное лицо,
И гребень, словно лунный луч,
Пронзил волну ее волос.
Простой гребешок из благородного кипариса, такие делают в Нодзиро. Верно, модные шпильки из черепахи не по ней. Но как изящен ее простой дорожный наряд!
Женщина. Друзья мои, остудите свой пыл! Ведь негодяи уже разбежались.
Шестеро спасителей О-Тё. Ишь, недотепы! Мы – жители восточной столицы [21], и с нами шутки плохи! Подонки сбежали без следа. Жалкие трусы! Нечестивцы! Да они не знают, с кем имеют дело! Пусть же хорошенько прочистят уши и усвоят себе: мы братья почтенной госпожи O-Ёси из Коумэ.
– Я – Рюкити Санта, Черный Дракон [22], и да не покажется вам это имя старомодным.
– Я тоже житель Коумэ. Всегда к вашим услугам. Пусть я продымлен копотью печей, в которых у нас издавна обжигают черепицу, но ведь и храм кавалера Нарихиры тоже находится в нашей округе. Как и этот святой, я любим женщинами, и меня, первого слугу госпожи О-Ёси, зовут Гомпати – это имя любому напомнит о нежных чувствах и девах в лиловом [23].
Госпожа O-Ёси. Ну, довольно, довольно! Сейчас не время для столь театральных речей.
Шестеро. Что верно, то верно. Хотя схватка была достойна сцены.
Госпожа O-Ёси (обращается к О-Тё). Представляю, как тебе было страшно! Но теперь все хорошо, верно? А меня зовут О-Ёси, я живу в Коумэ, делаю женщинам прически и вечно суюсь не в свое дело. Каждый месяц я хожу в храм богини Бэнтэн, что на острове Эносима, а эти молодые люди находят для себя приятным сопровождать мою скромную персону. Они величают меня старшей сестрицей, и это мне приятно, хотя со стороны может показаться, что я слишком высокого о себе мнения. Впрочем, люди действительно знают меня как бойкую особу, умеющую за себя постоять и никому не дающую спуску. Тебе повезло, что на этот раз мы замешкались и в темноте сбились с пути. Шли через поля, по межевым тропкам, пробирались сквозь заросли и вот очутились возле этого заброшенного храма. Как раз вовремя! Мы лишь перекинулись словцом – и за дело! Ведь ты и правда была в опасности.
Слушая это, О-Тё мало-помалу начинает приходить в себя. Сердце ее перестало бешено колотиться, и из глаз полились счастливые слезы. Глотая их и захлебываясь, она не может даже вымолвить слова благодарности, но это так естественно в ее состоянии. Лишь через некоторое время она вновь обретает голос.
О-Тё. О, поистине, у меня такое чувство, будто я заново родилась. И теперь, хотя просить о таком одолжении нелегко, я осмеливаюсь…
O-Ёси. Ты про то, чтобы мы проводили тебя туда, куда ты направляешься?
О-Тё. Да… Пожалуйста, прошу вас!
О-Ёси. Непременно проводим. Можешь не беспокоиться. Вон сколько провожатых: куда скажешь, туда и доставят! А если там, куда ты идешь, тебя плохо примут, милости просим ко мне. Коли у тебя есть основания с кем-то не ладить (если только речь не идет о серьезных провинностях перед властями), положись на меня, я не дам тебя в обиду твоим гонителям. А теперь пора: уже ночь, совсем темно, да и ночлег еще сыскать предстоит. Ну-ка, ребята, встаньте по краям, чтобы девочка оказалась в серединке. Надо приготовиться к тому, что те захотят вернуться и отомстить.
Молодые парни. Ну, это едва ли… А сестренку мы можем нести на спине!
О-Ёси. Ни тебя, Канэ, ни Гэна мы не станем об этом просить. Кинта или Дзиро еще смогли бы, а прочим опасно доверить юную девушку.
Так они подшучивают друг над другом. А луна тем временем опять скрывается за тучами. Держась тесным кружком, они пробираются в кромешной тьме к ближайшему селенью.
* * *
Несколько гейш, и среди них Ёнэхати, сидят кружком в гостиной одного из увеселительных заведений района Фукагава.
Ёнэхати. Умэдзи, я непременно хочу сделать так, как тебе рассказывала.
Умэдзи. Конечно, так и делай. Никто тебя не осудит.
Сидящая рядом гейша Масадзи выщипывает себе брови.
Масадзи. Конечно, любой бы огорчился, оказавшись на его месте, но ведь иначе никак…
Ёнэхати. Раз все вы мне это советуете, так и сделаю. Я теперь настроена поскорее все ему сказать…
Умэдзи. «Настроена сказать»! Этого мало. Масадзи, ты помнишь, когда у меня так вышло с господином Ко?
Масадзи. А как же! Неловкое было положение, ничего не скажешь. Хорошо, что матушка, хозяйка «Оцуя», помогла тогда.
Ёнэхати тем временем завязала уже пояс оби на своем кимоно.
Ёнэхати. Умэдзи, налей-ка. (Протягивает чашку.)
Умэдзи. Тебе этого? (Берет в руки глиняный чайник, стоящий на полу возле жаровни.)
Ёнэхати. Какая ты непонятливая! Будь добра, из той…
Умэдзи. А-а!
Берет стоящую рядом бутылочку подогретого сакэ и наливает из нее в чайную чашку Ёнэхати. Ёнэхати залпом выпивает содержимое и хлопает себя рукой по груди. Несколько раз с отвращением выдохнув, она передергивается, скрипя зубами.
Ёнэхати. Ну, я пошла!
Масадзи и Умэдзи. Обязательно сегодня скажи ему. Удачи тебе!
Ёнэхати с улыбкой выходит из комнаты.
Есть в глубине квартала
Тупичок укромный, –
Когда засыплет землю снег,
Следы гостей
Укажут путь к нему.
Впервые чье-то имя
Услышишь здесь –
И пожелаешь вечно
Свиданье длить…
Не знаю, в этом самом доме
Или в другом мы оказались,
Но мы, конечно, в Фукагаве.
Здесь половодье чувств
И гавань страсти,
В портовых складах вожделения запас,
А корабли нагружены любовью –
Она у гостя на борту и в лодке
Красавиц, что спешат ему навстречу.
С причалов слышно то и дело:
«Пожаловал такой-то господин!»
Всегда здесь песни, праздник,
гул застолья.
Но рядом, в домике у самого причала,
В тиши покоев верхних, двое
Сидят лицом к лицу,
да с невеселым видом,
