Дэнни Кинг - Дневник порнографа

Я посвящаю эту книгу Джиму Хаидлбаю, Эндрю Эмери, Нэту Сондерсу, Барри Смиту, Крису Хейварду, Бену Эшби и – Питу Кэшмору – друзьям, коллегам и порнографам.

Все имена и события, описанные в этой книге, – вымысел. Конечно, зайдя в любой угловой магазин, вы обнаружите миллион цветных журналов, сваленных на верхней полке. И некоторые совпадения с их текстом вполне возможны, но они – в чистом виде случайность. Все персонажи, издания, названия компаний и забавные истории – выдумка автора. Исключение составляет Мэтт Сэндерс, который не только существует, а еще и задолжал автору семнадцать фунтов пятьдесят пенсов или (на выбор) возможность посмотреть на его девушку в душе. Ну же, гад! Выбирай!

Когда работаешь в порножурнале, постоянно приходится отвечать на одни и те же вопросы – стоит только окружающим узнать о твоем занятии. При всем разнообразии формулировок и стилей вопросов этих только пять:

1. Можешь раздобыть несколько номеров?

2. Можешь помочь с трудоустройством?

3. А письма – настоящие?

4. А на съемках ты бываешь?

5. А моделей трахаешь?

Навскидку ответы будут "да", "нет", "да", "да" и "иногда, если повезет". А в деталях... Нет, тут надо но порядку.

Я заорал от боли.

– Ты чего? – спросил пробирающийся следом Барри.

– Занозу посадил!

Я вытащил руку из ежевики и присосался к Маленькой черной точке на ладони. Теперь за колючку можно было уцепиться зубами. Пока я се тащи:, на глазах у меня выступили слезы, а губы задрожали. К счастью, я стоял к Барри спиной, так что i школе ни о чем не узнают. Я вытер кровь о джинсы и пополз дальше.

– Ну как, нашел? – опять заныл Барри.

– Еще раз спросишь – получишь в зубы! – прошипел я в ответ, имея в виду следующее: "Если ты спросишь об этом еще раз, я, пока ты будешь в магазине, брошу твой велосипед в реку, а потом скажу, что это сделал Нил Барратт".

Я ухватил еще несколько перемазанных, измочаленных страниц и благоговейно на них уставился. Цвета потемнели от сырости и грязи, кое-где остались лишь фрагменты картинок, но этого оказалось достаточно. Роскошные, манящие тела!.. Женщины дерзко на меня оглядывались. Что на них вообще было? Отсутствующее выражение на лицах, а еще – пятна какой-то мерзости, которую можно найти среди растительности... Нет-нет, я не о дамской растительности, а о тех колючих кустах в Беркшире.

Так я увидел свой первый порножурнал... Мне понравилось! Само собой, каталог "Грейт Юниверсал"[1] был мне знаком – точнее, те его отделы, что посвящены нижнему белью и занавескам для душа, а доведись вам разбросать по спортивной площадке наши учебники географии, то они открылись бы на одной и той же странице. Но тут совсем другое дело. Ведь это порножурнал! С настоящими, голыми тетками! Чудеса... Большие сдобные сиськи, внушительные волосатые междуножия... Все такое всамделишнее, что воображения больше не требовалось. Глянцевые страницы розовели голой плотью; тут и там темнело птичье дерьмо и зеленела плесень. Я аж задохнулся! Покупка рождественских подарков и случайно обнаруженный дневник старшей сестры сразу отошли на второй план.

Видите ли, женское тело прельстило меня совсем незадолго до этого. Я говорю не о девочках, не о тех маленьких девочках, моих одноклассницах (мне и теперь нет до них дела), – речь идет о женщинах. Например, о мамах моих друзей или даже о подругах моей мамы. Ко мне то и дело возвращалось одно видение: моя бывшая учительница, мисс Дженкинс, оставляет меня после школы: запирает дверь и садится мне на лицо. Картинке, тогда еще не сложилась полностью, однако журнал, похоже, содержал несколько интересных подсказок.

Я был наслышан о таких изданиях. Гэри Аллисон как-то рассказал нам, что его отец припрятал у себя в сарае журнал, в котором полно всяких теток: им пришлось раздеться и встать так перед фотографом. Барри поинтересовался, не закрываются ли они ладонями, не становятся ли боком или как-то там еще, но Гэри заверил нас, что они "повернуть, лицом, и у них все видно". Я толком ничего не понял. Впрочем, если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что у вселенной нет ни начала, ни конца, я бы понял ровно столько же.

– Все видно! – воскликнул Дэвид Тиннингс.

В другой раз мы заявили бы ему, чтобы отвалил и лучше поиграл на своей маленькой флейте, но в тот миг большинству из нас стало не до этого: потребовалось срочно одернуть собственные штаны.

– Принеси! – потребовал Барри.

– Не могу! Папа меня убьет... – ответил Гэри.

– Видали специалиста! Того и гляди со штанов закапает! – это уже Нил Барратт.

Потом он добавил:

– Гэри все врет!

(А то вдруг кто не понял, чего он тут разорался?)

– Не вру! – настаивал Гэри.

– Тогда принеси! – подключился весь класс.

И тут я посмотрел в его глаза: Гэри уже сам был не рад, что заикнулся об этом журнале. Увы, его приперли к стенке, и теперь надо было спасать лицо. Когда вам одиннадцать лет от роду, у вас просто нет выбора.

На следующий день Гэри стянул у папаши журнал и принес его в школу. Теннисные корты в то утро смахивали на Мекку в час пик, и мистер Эскотт-Нью заподозрил что-то неладное. Гэри попытался запихнуть контрабанду обратно в портфель, но окружающие по его же вине пришли в такое неистовство, что журнал прямо-таки рвали на куски.

Гэри отволокли к директору. Хорошо еще, что не выпороли. Его родителям было написано письмо, и мало парню не показалось. Впрочем, сам виноват. Спереть у предка любимый журнал для рукоблудия! То-то он взбесился.

А я – опоздал, просто опоздал... И даже краем глаза не увидел сего тайного свитка. Я изводил себя неделями напролет, и вот Барри рассказал мне, что, по слухам, на дальнем иоле лежит такой журнал, и его, наверное, можно поискать. Через десять секунд мы уже топали по дороге через ближнее поле, потом перешли ручей, потом... Собственно, с этого я и начал свой рассказ.

– Ну же, Год, давай их сюда! – торопил меня Барри.

– Подожди ты!

Я еще раз просмаковал прелести женщины. Возраст модели оставался для меня загадкой: самому-то мне исполнилось всего одиннадцать. На взгляд я дал бы ей лет сорок пять (вот видите!), а уж страшная была... Хмурое лицо, щель между зубами, густо накрашенные глаза и стоящие дыбом волосы – по огромной кучерявой копне сверху и снизу. Она лежала, откинувшись назад, опершись на руки, и сердито смотрела в объектив. В ее взгляде мне чудилось презрение, хотя теперь я понимаю, что женщина изображала похоть. Ладно-ладно! По первому разу немудрено и перепутать. Вот мы и решили, что раздевались они по принуждению. Вид у них и вправду был недовольный. Да и не могли мы представить себе такую тетку, которая добровольно разделась бы и еще дала себя сфотографировать. Зачем ей это? Нет, где-то наверняка есть комната, где их держат. Там они смиренно раздеваются, а потом хмурятся перед фотографом – им просто не оставляют другого выхода. Помните песенку?

В Париже за волшебною стеной

Танцуют женщины, как бабочки весной!

А в той стене проверчена дыра.

В нее мужчины смотрят до утра.

И я решил, что в Англии наверняка есть такая же стена. Возможно, в Лондоне. Поту сторону сидят, развалясь, голые девицы, которым страшно надоело так сидеть, а домой – не отпускают. В этом-то самый смак и есть. Стыдно признаться, но мне и в голову не приходило пожалеть девушек или выпустить их на волю, к родным и друзьям, – я хотел лишь сам увидеть, как их заставляют раздеваться.

Хорошее было бы место, правда? Замечательное даже!

Это я тогда так думал, вы ж понимаете. Впрочем... Нет-нет, я не собираюсь искать ту стену.

Впечатление та женщина произвела грандиозное, и хотя с тех пор я видел тысячи и тысячи женщин – в журналах, на видео, а иногда и во плоти, – она до сих пор стоит перед моими глазами, словно я только вчера держал в руках ее фотографию. Она стала для меня олицетворением похабности: голая, угрюмая, покрытая слякотью и птичьим дерьмом. У меня выработались соответствующие рефлексы, мой мозг в этом совершенно уверен. Как вылупившийся утенок принимает плюшевого медвежонка за свою мамашу, так и мрачная голая тетка сформировала мое восприятие противоположного пола. Жаль только, что не всякая баба готова угваздаться с головы до ног и полезть вместе со мной в заросли ежевики. Иногда я задумываюсь: где теперь та женщина, чем занята? Надеюсь, ее больше не держат за стеной, да и какой теперь в этом смысл?

Наконец я запустил кончики пальцев в зловонную липкую массу: это и была основная часть журнала. Подтащив его к себе, я оставил несколько десятков озадаченных муравьев без крыши над головой. Обложка почернела от грязи, однако я умудрился отслоить несколько страниц, с которых так и полыхнуло розовой плотью.