Сомнение - Иван Бурдуков

Я стою на мосту и смотрю вниз. Там не река, а железнодорожные пути; прыгнув, навсегда уйдешь из этого мира. Меня окрикивает пожилая женщина, проходящая мимо, затем мужчина, затем ещё один человек и ещё один. Все они твердят о том, что я совершаю ошибку. Все они твердят о том, что мне следует жить. Непременно и безотлагательно – жить.

– Я не расстроен жизнью – она прекрасна. У меня не иссякли силы. Я чувствую себя превосходно. Просто – это мой выбор. Или у меня нет выбора?

– Слезай оттудова, с перил, не занимайся ерундой! – кричит пожилая женщина.

– Да разве я вас тревожу, женщина?

– Тревожишь. Слезай, кому говорю!

Спорить бесполезно. Совершая преступление против естественного порядка вещей, нельзя иметь свидетелей.

Того бы не было, если не было бы этого

Я выпил сегодня после работы с парнями. Предвидев это, пришлось утром ехать до работы на автобусе. Теперь, само собой, домой я возвращаюсь путём общественным. Общественным путём? Кхм. Надо же такое придумать.

Сиденья были расположены так, что я сидел напротив девушки лет тридцати. В данный момент она пыталась скрыть свои пятнистые руки, уже по привычке. У неё были какие-то пигментные пятна на коже. То есть она была не такая как все. Кто-то назовёт мутантом, а кто-то назовёт особенной, думая о том, что она мутант. Я не испытывал жалости к её положению, ведь мне плевать… вернее не так важна её особенность. Как будто наоборот я хотел её взять за руку, и чтобы она пыталась забрать свою руку назад, понимая почему-то, что приносит мне эстетическое неудовольствие, а я бы держал и не отпускал, смотрел в её глаза… жалостливые глаза. Тогда бы я казался выше её? Непременно! И сделал бы ей неудобную вещь… принёс бы ей страдания? Но побуждения же мои были самые искренние. Мысли же были мои, и только мои, в ту минуту. И почему стремление к геройству кажется мне теперь эгоизмом?

– Привет! – сказала мне эта девушка и улыбнулась.

– Привет, – сконфуженно от неожиданности ответил я. Мне было неловко знакомиться в общественном транспорте среди людей – все же очень внимательно и пытливо прислушиваются абсолютно к каждой мелочи.

Она чуть наклонилась вперёд. Я тоже.

– Ты уже минут десять смотришь мне на грудь со стеклянными глазами, – шептала мне она. – Совсем стыд потерял?

– Я не специально, – шептал я, – просто задумался.

– Я чувствую. – Она имела в виду запах перегара от меня.

Мы сели, как сидели до этого. Я протёр глаза, секунду посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на окно.

– Можно познакомиться? – вдруг спросил я.

– Меня зовут Даша.

– Меня Женя.

Молчание. Старушка рядом со мной улыбалась, и вряд ли смотря в окно.

– Может дашь мне свой номер, я позже позвоню. Сегодня позвоню даже.

– Ладно, дам.

– А вообще, ты сейчас типо домой едешь уже?

– Ну да. Номер-то куда запишешь? Запомнишь что ли?

Ты передал ей свой мобильник.

– А пойдём сейчас прогуляемся, зайдём куда-нибудь?

Она записала тебе номер и отдала мобильник.

– Куда пойдём?

Казалось, ей было всё неприятнее и неприятнее общаться со мной. Но я заметил как она всё больше и больше старалась скрыть руки, которые уже и так были невидны. А она всё равно пыталась их спрятать куда-то глубже подмышки, дабы они там растворились. Ей было неловко, что с ней знакомятся. Знакомятся с такой вот уродиной, как с обыкновенной девушкой. Она, возможно, хотела этого знакомства, и это желание, если оно и было, потерялось в неловкости.

– А для начала куда глаза глядят, там посмотрим.

– Ну пойдём.

Мы вышли на следующей остановке.

– Можешь, кстати, не прятать от меня руки, – сказал я.

Даша промолчала. Скорее всего, твои слова только сильнее пристыдили её.

Я чувствовал превосходство, как чувствуют превосходство все нормальные люди перед теми же инвалидами. У меня есть независимая от меня власть над ней.

– Пойдём, пожалуй, вот сюда? Как тебе? – Я указал на бар, где горела вывеска: «Живая музыка».

– Пойдём, – кротко ответила Даша.

В баре приятным голосом пела девушка:

«…And last night you were in my room

And now my bedsheets smell like you

Every day discovering something brand new

I'm in love with your body

Oh I oh I oh I oh I

I'm in love with your body

Oh I oh I oh I oh I …»

Подошла официантка.

– Добрый вечер. Что-нибудь закажете?

– Я буду пиво, давайте вот это. – Даша указала на название в меню. – Оно ведь тёмное?

– Да, – ответила официантка.

– Мне вина пожалуйста вот этого. – Я указал так же на название в меню. – Прямо всю бутылку можно.

Официантка ушла.

Я хотел отвлечь её от самой себя, поэтому начал говорить:

– Допустим, по улице идёт мужчина в женской одежде. На улице день, людей ни много ни мало. Не важно. Вот как тебе кажется, через сколько в его сторону пустят первый упрёк? Через сколько его ударят?

– Да, наверное, сразу же. Но я бы не стала.

– Хорошо, и я не стал бы. Но мы же знаем, что это произойдёт. И почему мы должны считать время до первого упрёка? ПОЧЕМУ МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ЭТО ПРОИЗОЙДЁТ? Вроде наши люди вполне безразличны ко всему обыденному, или к зверствам и ненормальностям, происходящим на регулярном уровне. К бомжам на лавочках, например. К наркоманам, в принципе, например. К человеку, решившему быть таким, каким он хочет, не нарушая закон, – почему не безразличны? Почему принято считать стандартное, обычное – абсолютным? Я скажу: «Я не хочу заводить детей. Я не хочу заводить семью». Всем будет плевать, безусловно. Но я буду не прав, без суда и разбирательств. Я буду деградант, подобно наркоманам и бомжам. Ведь продолжение рода не обсуждается, как не обсуждается наличие имени или фамилии.

Можно научно доказать смысл жизни в репродукции и самореализации, можно заставлять население всей страны делать по утрам зарядку и следить за здоровьем – обозвав всё это правильным путём к правильной цели. К цели жить долго, работая во благо страны, к цели – здоровым детям, которые будут долго работать во благо страны. И так миллионы лет до того, пока Солнце не начнёт умирать. Рационально это всех устраивает. Нравственность писана ошибками прошлого: говорит то, как делать не надо, иначе будет хуже, чем сейчас. Всё хорошо. Всё хорошо, говоря о цели максимально долго прожить.