Внучок - Данила Валик

I

Стояла избушка на опушке, и жили в той избушке дедушка, бабушка, да их внучок. Бедно жили дед с бабой, и тесен был их теремок. Но и такой маленький уголок получилось бабушке да дедушке уютно обустроить: скамья под окном, икона в углу на верёвочке подвешена, и сундук на ключик запертый стоял. Всё из дерева в той избе было, да вот только дверь стояла из камня. Тяжела была она, только вдвоём старикам сил хватало сдвинуть её. Толкали, пыхтели и всегда получалось у них. Да за каждым разом на пол плюхались, абы минутку передохнуть и пузырьки слюнные попускать. внучок часто задавал вопрос бабушке:

— Бабушка, а зачем нам дверь-то такая тяжёлая? — удивлялся внучок, бровки вверх подымая и надув губки бубликом.

— Люди с мыслями пагубными да лицами злыми бродят по миру. Вот дверь у нас и стоит, чтобы по миру они бродили, но в избушку нашу не заходили. — приветливо объясняла бабушка.

Боялся внучок злых людей, да не видел их никогда. Во снах только являлись ему, вот только забывал он их за каждым разом. внучок любил сидеть на скамейке, свесив ноги. Высока была скамейка, трудно было на неё забраться. Но бабушка всегда великодушно становилась на четвереньки, чтобы любимый внучок по ней залез. Сидел внучок, да в окошко всё время глядел. А дедуля с бабулей, обустроившись на сундуке напротив, только и делали, что песни пели, да внучку своему радовались. Приятно было быть любимым внучку, да и сам он бабульку с дедулей любил своей детской любовью. Как глянет на них, а они ему улыбаются всегда своими зубами деревянными. Подсаживался на скамейку к внучку — раз бабуля — раз бабуля, да уму разуму внучка учили.

Как-то раз спросил внучок подсевшую бабулю:

— Бабулечка, а почему у вас с дедушкой зубы деревянные, а у меня молочные?

— Зубки у тебя молочные, потому что мама твоя коровкой была — бурёнкой. Вот тебе и молочком зубки и наполнила. А наши зубы давно уже повыпадали, мой родной, вот и срезал дедушка твой от избушки нашей дерева, да смастерил нам зубы. — ответила бабушка.

Внучок заулыбался, да и бабушке на душе тепло стало. Погладила его по головке, да и песнь петь начала:

— Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет небо! Пусть всегда будет мама!..

— А где моя мамочка, корова? — грустно и озадаченно оборвал внучок песню.

— Убежала как-то в лес коровка, да не вернулась. — печально поник взгляд бабули — Три дня и три ночи искали мы её, доченьку мою ненаглядную. Да след простыл… — ответила тяжко вздохнув в конце.

Заплакал внучок горькими слезами, отвернулся от бабушки к окошку. Стал он слёзы вытирать, мокрыми глазками в лес дремучий внизу опушки вглядываться. Не мог он туда долго смотреть: уж сильно слепила его зелень природы, лежавшая за окошком. Как от окошка отвернулся — а к нему уже дедушка подсел. Слезятся глаза дедушки от любви к внучку своему. Решил он внука отвлечь от мыслей грустных — выдул из слюньки такой большой пузырь, что внучок смехом весёлым залился, да и забыл про матушку-корову. Проткнул внучёнок своим маленьким пальчиком дедушкин пузырь — и пуще прежнего смехом залился. Заулыбался дедуля, во всю зубную ширину свою, обрадовался веселью внука. Но внучок снова напустил на личико своё тревогу с грустью-поганкой и покатил по щёчке слезу горькую.

— Дедушка, а папочка мой кто? Он тоже пропал или в лес убежал?

Замялся дедушка, да не хотел внука своего в неведении держать. Рассказал внучку всю правду, как было:

— Злым человеком отец твой ходил в народе. Царем могучим некогда будучи, потерял он всё нажитое. Обижал он людей многих, ни в чём не виноватых. И нас тоже обижал. Схватил людей разгневанный отца твоего и запер в темнице на острове колючем. — серьёзно и с сожалением глубоким, открыл внучку правду об его непутёвом отце.

Ещё сильнее заплакал внучок, на пол упал и под скамейку забился. Высосало горе все силы несчастного внучка-сиротки. Утих внучок и заснул горем изнеможенный, под скамьей своей. Снилось внучку, что он семечка маньоханькая и что лежит он забытый всеми под той же лавкой, где заснул. Страшно стало внучку, что склюёт его птичка-синичка, а двинутся не может. Но узрел в окне он глаз добрый и заботливый, глаз серафима шестикрылого. И понял внучок, что ничего не грозит ему. И никакая птичка не клюнет, пока серафим могучий смотрит на него.

Смотрел серафим на семечку, моргнул, покрутил во все стороны света глазным яблоком своим, да пустился вверх. Как на небеса поднялся, то испустил рёв пронзительный. А внучок, как рёв услыхал, так сразу и проснулся. Страшен был рёв птицы шестикрылой, так внучка напугал, что насикал внучок со страху в штаники свои. Стыдом краснея, покрылся внучок, да и страх не отступал. Успокоили его дедушка с бабушкой и сразу в сундук полезли — штанишки поменять. Только попросили глаза внучка закрыть, чтобы из тайного места ключ от сундука достать. Как глаза открыл, а перед ним уже шортики бабуля держит. А сундук уже заперли, да уселись на него сверху. Подошёл внучок к бабушке, взял шортики и проворно надел их, из штанов мокрых выпрыгнув. Шортики бабуле нравились: хлопала она, да притопывала, радуясь одёжке внучка.

Забегал внучок в шортиках по избе, развеселился. Но как увидел дедушку с думой тяжёлой на лице, то сразу прыг к нему и спрашивает:

— Дедушка, а о чём ты задумался? — весело подвизгнул внучок.

Поднял свои густые брови дедушка и поведал внучку:

— Стареем мы, у тебя внучок. — лицо внучка дрогнуло — Старые мы, а дверь наша тяжела. Сейчас, пока силёнок нам хватает, но с каждым днём всё тяжелее и тяжелее нам дверь даётся. А как откроем — так и плюхаемся всегда. Молодыми не плюхались, а сейчас с каждым днём всё больше и больше в отдыхе нуждаемся. Придет время, внучок, что плюхнутся твои бабушка с дедушкой, дверь открыв, да и не станет нас. Ты тогда уже взрослым, возмужалым будешь. Как поймёшь, что отжили своё старики — беги через дверь открытую и не оглядывайся. А нас оставь под дверью в избушке нашей. В избушке жили — в избушке и починем навеки.

Испугался внучок, что когда-нибудь помрут дедушка с бабушкой, да ничё поделать с этим не мог. Так и