Корпорация — это как анонимные алкоголики: она не лечит, зато дает понять, что не один ты так облажался. Философия корпоративности лишь на первый взгляд лежит в плоскости сугубо профессиональных отношений. На самом деле корпорация остается с тобой, даже когда ты о ней не думаешь. Хотя попробуй о ней не думать, и она пробьет твою грудную клетку в самом тонком месте. Вкус корпорации остается на твоих пальцах, когда ты приходишь с собрания, ее запах впитывается в сукно твоего комбинезона. Корпорация проливается кофе на твои финансовые разработки, разъедает желтым производственным кариесом твои резцы, проникает тебе под кожу, как утопленники — под разбухший мартовский лед. Ты носишь ее с собой изо дня в день, из ночи в ночь, с производства — в банк, с вокзала — на стадион. Корпорация следит за тобой, она формирует твое социальное поведение. Ты отхаркиваешь ее с кровью после ночной драки, ты выдавливаешь ее по́том во время утреннего секса. Корпорация сидит в твоем горле во время разговоров, распыляется во время кашля, забивает тебе выдох во время утренних пробежек. За каждым твоим шагом стоит корпорация, за каждым твоим поступком угадывается ее внешняя политика, каждым своим словом ты повторяешь условия индивидуального контракта, который ты пытаешься любой ценой продлить. Корпорация выполняет функцию прикладных духовных практик. Корпорация делает из тебя человека, который не боится просыпаться утром и сверяется с рабочим планом. Корпорация учит тебя правильно расставлять вещи возле себя, так, чтобы не натыкаться на них в осенних сумерках. Корпорация упорядочивает твою персональную камеру, придавая ей более-менее цивилизованный вид, насколько это нужно тебе как работнику корпорации. Корпорация как разновидность церкви спасает души безнадежных грешников, которым гореть бы в аду, если бы не их профсоюзные билеты, которые они покажут святому Петру на заводской проходной, и старик просто вынужден будет допустить их к потустороннему небесному конвейеру, поскольку корпорация связывает все. Корпорация побеждает диалектику с ее недальновидным материализмом, корпорация попирает смертью смерть, потому что смерть на производстве — это начало хорошей карьеры, кто бы там что ни говорил. Корпорация сама по себе является формой сексуальности, поскольку в контексте корпоративной этики дух команды и чувство локтя перестают быть метафорами. Речь идет о способности в случае производственной надобности целиком заменить своего напарника, прикрыть его в прямом и переносном смысле. В какой-то момент ты откроешь для себя эту корпоративную бисексуальность, делающую тебя полноценным членом дружного коллектива, способного решать серьезные экономические задачи. Рабочая семья, собранная в кулак группа единомышленников, братья, обращенные корпорацией в большую единоверную общину, дают тебе возможность ощутить всю полноту личной жизни, которой ты не мог ощутить раньше, не влившись в команду. Корпорация дает тебе шанс на спасение, она избавляет тебя от холодных страстей, которые леденили твою душу, не давая ей до конца прогреться. Корпорация говорит тебе, что настоящий бизнес не предусматривает обогащения. Настоящий бизнес, — говорит корпорация, — требует постоянного капиталовложения, когда ты вкладываешь в корпорацию все свои сбережения, наперед зная, что по ним тебе и воздастся. Дети корпорации, как апостолы, вы идете с конференции на конференцию, с презентации на презентацию, обремененные великим корпоративным учением, держась за него и неся его страждущим, как хлеб и вино; словно первые, еще неумелые проповедники, обращаете вы в веру новых братьев и сестер прямо во время бизнес-ланчей; точно мученики, принимаете на себя тычки и враждебность этого мира, который поворачивается к вашей корпорации спиной, впадая во тьму и безверие. Свет над вашими головами, запах роз в ваших одеждах, золотом сияют ваши тени, когда вы проходите сквозь безъязыкую толпу. Вот только кариес, сука, кариес — тридцать два испорченных зуба, и никакой тебе, сука, медицинской страховки.
Вернулась она неожиданно, где-то через неделю. «Только не думай, что я вернулась, я за вещами пришла», — сказала она и начала распаковывать свой рюкзак. Достала телефонные справочники и кинула их посреди комнаты, достала третий том энциклопедии на букву «г» и спрятала его под подушку, отнесла на кухню вилки и фен, разбросала по постели свою одежду и фотографии, осторожно достала бумажную коробку, вынула оттуда Элвиса и спрятала под кровать. Каганович сразу успокоился — ее шарфики свисали со стульев, как флаги союзников, жизнь была долгой и прекрасной, а главное, что она принесла его зубную щетку. На следующий день он сделал для нее запасные ключи. Это очень просто, — говорил он ей под утро. Становилось холодно, и он накрывал ее тяжелым одеялом, которое она сразу прожгла в нескольких местах. Это все очень просто, это как в истории про Билла и Монику, помнишь ее? Любовники занимались бог знает чем, хотя бога тут лучше не поминать, занимались себе своей любовью, так и не объяснив друг другу самых важных вещей — вещей, которые их объединяли и которые их в конце концов разлучили. А что потом? — говорила она ему сквозь сон. Потом? Потом произошло непостижимое — они разошлись, и вдруг выяснилось, что она сохраняет на своей одежде следы его любви. Понимаешь, просто какие-то апокрифы начались, истории о гонении первых христиан, апостол Билл и святая Моника, сохраняющая платье со следами его любви, словно Туринскую плащаницу. И тут к ней приходят какие-нибудь фарисеи и саддукеи из си эн эн и говорят: мэм, отдайте нам следы его любви, отдайте их нам, мы выиграем этот процесс, и на вас просто посыплется дармовое бабло. И что она? Что она, она согласилась, отдала им плащаницу, сдала апостола Билла и разводит себе сейчас где-нибудь кроликов. Или вышла замуж за арабского студента и открыла ему все радости и прелести западной цивилизации — после апостола Билла она его такому могла научить! Или сбухалась где-нибудь на ранчо — у нее была склонность к полноте, со временем это могло развиться во что угодно, но скорее всего — в алкоголизм, ну, ты понимаешь. А апостол Билл? Апостола Билла канонизировали и изобразили его портрет на пятибаксовой купюре, чтобы потомки, глядя на его резной профиль, помнили, насколько суетны все наши страсти и устремления и к чему приводит неконтролируемая ебля в рабочее время. Идиотская история, — сказала она и заснула. К чему я веду, — вел дальше Каганович, — иногда я думаю, что мы все повторяем ошибки Билла и Моники. Мы оставляем всюду следы нашей любви. Мы развозим ее по плотным гостиничным простыням и серым колючим одеялам, наша одежда и наши тела перемазаны ею, этой нашей любовью, которой оказывается так много, что ее следы обнаруживаются везде, где мы появляемся. По нашим с тобой маршрутам, по адресам и случайным остановкам можно составить большой путеводитель. Уже столько времени мы с тобой боремся сами с собой, мы бьем друг друга острыми предметами и прикладываемся друг к другу свежими ранами, так чтобы кровь наша могла перемешаться и перетечь из артерии в артерию, а когда кровь сворачивается, как уличная торговля вечером, мы вдруг забываем об этом, забываем о своей крови и следах своей любви, и о том, что всему этому можно было бы найти объяснение, но объяснение никому, оказывается, не нужно — ни тебе, ни мне. Поэтому завтра ты снова будешь отбиваться от меня и метать мне в сердце вилки и кухонные ножи, ты будешь убегать отсюда, как будто я тебя держу, а я буду сидеть среди твоих вещей и долго перебирать их, пытаясь найти на каждой из них следы твоей любви.
Я вижу будущее за движением профсоюзов. В идеале профсоюзы должны заменить и церковь, и родину, и систему образования как таковую. Люди все сильнее боятся покидать пределы производственной сферы, охватывающей с каждым разом все бо́льшие участки их жизни. Профсоюзы, как форма коллективной защиты, постепенно выходят за фабричные ворота и становятся первыми моделями будущего общества — общества, построенного на принципах коллективизма и корпоративной ответственности. Такое общество, в отличие ото всех предыдущих известных нам форм общежития, имеет одно неоспоримое преимущество — оно является самодостаточным и не требует внешних коммуникативных проявлений. Оно не требует от тебя открываться каждый день, раздраивать свои защитные люки, подставляться под перекрестные удары, лишать себя возможности отступления. Общество будущего, основанное на принципах внутренней корпоративности, позволяет тебе согласовывать все свои личные интенции с правилами и обычаями твоих ближних, готовых всегда поддержать тебя в твоем одиночестве и твоем отчаянии. Потому что иначе все равно не выходит, и каждая история заканчивается фронтовыми подвигами влюбленных в жизнь главных героев, которые вваливаются в эту жизнь веселой шумной гурьбой и которых выносят поодиночке, оттаскивая за кулисы их еще теплые тела, из которых вылетают счастливые души. Иначе просто не выходит. Никто даже не знал, что они были любовниками. Когда она умерла, ей не было двадцати пяти, не говоря обо всем остальном.
