Ринтын вскочил в трамвай и покатил на Пятую линию. Вагон петлял по кривым улицам Петроградской стороны, по мостам и набережным…
Скоро начнутся занятия. Вот уже и третий курс университета. Еще два года — и снова родная Чукотка, яркие, чет кие линии морских берегов и легкий, как гагачий пух, первый снег, ложащийся на застывшую до каменной твердости землю…
Ринтын вытащил из тумбочки наполовину исписанный лист бумаги, перечитал строчки и… сел за стол… Тэгрынэ смотрит в иллюминатор самолета и видит провожающих. Они машут руками, и среди них стоит отец. Он уже старый. Морские ветры проложили на его лице глубокие морщины. Девушка разглядывает своих спутников. Какой-то толстяк сидит в переднем кресле, смотрит на часы. Нет, не на часы. Рядом с часами у него еще и компас. Конечно, он географ! А может быть, археолог. Несколько лет назад в Улаке на древних могильниках работала экспедиция Академии наук СССР. Ученые искали следы переселения народов с Азиатского материка на Американский. Этот спутник девушки вполне мог быть членом экспедиции.
А что знает читатель о Тэгрынэ? Откуда и кто она? Надо и о ней рассказать поподробнее. Почему она летит на материк?
Ринтын отложил ручку. На столе лежали несколько новых, густо и торопливо исписанных страниц. Он уже видел девушку, худую, высокую. Она ходит по тундре и собирает цветы. Не в букет она их складывает, а в толстую книгу "Флора Севера". Когда девушка нагибается, кончики длинных кос касаются травы и нежных лепестков цветов… А кто ее родители? Кажется, ее провожал один только отец. Значит, матери нет. Она умерла, когда Тэгрынэ была совсем маленькой.
Но откуда у нее тоска по растущему на земле? Почему она так любит цветы, живую траву и мечтает увидеть большие деревья? Может быть, это учительница зародила у нее интерес к ботанике? Да, она тоже причастна к тому, что Тэгрынэ решила стать ботаником. Учительница была родом с Брянщины, из лесного края. Даже село, в котором она родилась, называлось Верхние Лесники. Это был островок в зеленом лесном океане, где еще вокруг каждого дома росли фруктовые деревья… Учительница вспоминала о родных краях, смотрела на разрисованное морозом окно и, может быть, в эту минуту видела леса, а в вое пурги ей слышался шум деревьев.
Когда Тэгрынэ приезжала на каникулы, она много рассказывала о своей учительнице, а однажды привезла в своем фанерном чемоданчике несколько проросших луковиц. Отец сколотил два ящика, насыпал в них землю и посадил луковицы. В солнечные дни отец выставлял «огород» на улицу, а в холодные, пасмурные убирал обратно в ярангу.
Возможно, что соседи осуждали охотника за любопытство к растениям, свойственное старухам. Они посмеивались над стариком, а некоторые даже высказывали предположение о том, что у него с луком ничего не получится.
Отец и дочь были настоящими большими друзьями. Старик любил слушать, когда дочка пересказывала ему содержание прочитанных книг, а потом он передавал своим друзьям рассказы о человеке трудной судьбы Челкаше, о безудержном врале и хвастуне Хлестакове и о многих других людях, о жизни которых писали великие писатели…
Перо валилось из рук. Усталость разлилась по всему телу; сковало плечо и кисть правой руки. На столе в беспорядке лежали исписанные листы. Надо бы немного передохнуть, выйти на свежий воздух, прогуляться. Но уходить из-за стола не хотелось. Писать бы и писать, пока мысли текут, пока сердце стучит в лад с написанными словами.
…Ринтын прошел пешком Средний проспект, Первую линию, мимо домов, мимо одиноких высоких деревьев, шелестевших пожелтевшей листвой на высоте третьих-пятых этажей… Рано утром Аня распахивает окно на четвертом этаже общежития, к ней заглядывают зеленые ветки и говорят: "Здравствуй, друг наш!"
Вот и Соловьевский садик. На скамейках сидели старики и старухи, матери с младенцами, юноши и девушки, готовившиеся к вступительным экзаменам в вузы. Надо было зайти к Саше Гольцеву, к Ане Тэгрынэ и узнать, как у них дела, может быть, им надо помочь. Ринтын вспомнил лицо эскимоски и вдруг обнаружил, что девушка в рассказе получается мало похожей на живую. Переделывать или оставить так? Пожалуй, лучше оставить. Пока. Когда рассказ будет закончен, можно и исправить.
Вместо того чтобы идти в общежитие, где поселились Саша Гольцев и Аня Тэгрынэ, Ринтын вернулся обратно на Пятую линию.
Пришел Кайон и спросил:
— Где ты пропадаешь? Я давно тебя ищу. Пошли.
— Никуда я не пойду.
— Гольцев и Аня ждут. Погуляем по городу, — настаивал Кайон.
— Не могу я, — упирался Ринтын. — Идите одни. Мне тут нужно кое-что срочно сделать.
— Заболел, что ли? У тебя какой-то странный вид, — Кайон заглянул ему в глаза. — Худо тебе?
— Все у меня в порядке! — резко ответил Ринтын. — Просто у меня есть свое дело. Срочное!
— Не иначе как Машу ждешь? — не отставал Кайон. — Так бы и сказал. А то корчит из себя черт знает кого! Секреты устраивает. Друг называется!
Кайон ушел, а Ринтын опять сел за стол, но не мог написать ни строчки. Стычка с Кайоном его расстроила, и прошло немало времени, прежде чем перо снова послушно побежало по бумаге.
Исписав еще несколько страниц, Ринтын обнаружил, что его несет в сторону от задуманного. Ведь девушка летит на самолете, а он рассказывает ее биографию, биографию ее отца, об отношениях старика со своими соседями, с другом Ани Тэгрынэ, мотористом охотничьего вельбота…
Ринтын вернулся к Ане, летящей в самолете. Пусть машина идет в Хабаровск. Ведь именно в этом городе Аня увидела настоящее дерево. А пока девушка сидит, смотрит в иллюминатор и гадает, кто же соседи по самолету. О толстом она уже определенного мнения — он географ. Остальные, видимо, сотрудники Главсевморпути, а один из них Герой Советского Союза, участник рекордных перелетов… Может быть, лучше почитать, чтобы скоротать время? Или поговорить с толстым пассажиром?.. А под самолетом проносятся леса, покрывшие горные склоны. Спуститься бы к ним, походить между деревьев, как в толпе людей, прикоснуться ладонью к живому, покрытому корой стволу.
Неожиданно девушка заговаривает с толстым пассажиром. Ничего особенного, она просто говорит, что с высоты полета кажется, будто под ними не земля, а географическая карта. Она признается, что впервые в жизни совершает воздушное путешествие.
Аня старается не пропустить ни одного мгновения этого необычного и первого в жизни полета. И все же получается так, что она упускает момент, когда самолет касается колесами бетонного покрытия аэродрома. Попутчики будят ее, и девушка долго не может сообразить, где она: вроде только что летела, но ни шума, ни покачивания больше нет, вокруг суетятся люди и торопят ее.
Машина подвезет ее к общежитию. Она звонит и долго ждет, пока сонная дежурная откроет дверь. Вот тут Аня и слышит незнакомый шелест, долго прислушивается и гадает, что это такое. Вроде птицы? Или сухой снег по моржовой покрышке яранги? Что-то странное и непонятное…
Ринтын успевает познакомить Аню с будущими подругами, прежде чем уложить ее спать.
Утром Аня просыпается оттого, что солнце, прорвавшись сквозь занавески, бьет ей прямо в лицо. Солнечные блики бегут по лицу, будто кто-то за окном разорвал облако и маленькими кусочками пускает его по ветру. И вдруг догадка осеняет ее. Это же дерево! То самое, которое вчера вечером шумело над головой! Девушка босиком, в одной рубашке подбегает к окну, широко распахивает створки и видит, как две высокие стройные березки протягивают к ней свои ветви… Здравствуйте, зеленые друзья!
Ринтын поставил точку и в изнеможении опустил занемевшую руку. Несколько минут он неподвижно сидел перед стопкой исписанных листков и чувствовал себя совершенно опустошенным.
Взяв себя в руки, Ринтын собрал листки, сложил в аккуратную стопку, хотел прочитать написанное и вдруг понял — это невозможно. По крайней мере в ближайшие дни немыслимо вернуться к написанному — ведь кто знает, что там получилось? Может быть, все это ничего не стоящий бред…
