Мы так и застываем все втроем.
С раззявленными щщами и по ходу слегка расслабленными сфинктерами.
Вот ведь какая шняга, думаю…
Я все-таки не ошибся в тебе, Жека.
Хоть ты и совсем щенок и иногда просто откровенно не рубишь тему.
Потому как то, о чем ты сейчас сказал, в нашей компании до тебя мог сказать только один человек.
Так кто же тебя все-таки сменит, Мажор, когда ты вслед за Али отойдешь в сторону от бригады?
Я?!
Или вот эта вот зеленая ждановская отморозь?!
Ну-ну.
Гы.
Ну уж нет.
Мы еще, пожалуй, поборемся…
К Инге я уехал прямо от ребят, из парка на Воробьевых горах, оставив их и дальше обсуждать происходящее с миром, с ними самими и с нашим общим другом Али на тихой скамеечке неподалеку от трамплина.
И так и не предупредив, кстати, насчет неприемлемости простых силовых решений.
Впрочем, они, похоже, и сами все прекрасно поняли.
И без специально поданной команды голосом действовать и не собирались, причем ни при каких обстоятельствах.
Школа.
Все-таки у жестко-иерархических структур, типа хулиганских околофутбольных бригад, есть, думаю, свои определенные преимущества.
Хотя бы в принципах управления.
В других жизненных ситуациях и с другими людьми, – пришлось бы попотеть, объясняючи самые простые и элементарные вещи.
А тут: сказано – сделано.
И даже не сказано – все равно сделано.
Одна, кстати, из причин, почему я на этой стороне баррикад.
И менять ее, эту сторону, не собираюсь.
Ни при каких обстоятельствах.
Накосячить эти люди, разумеется, могут, причем по полной программе.
А вот предать – никогда.
…А Инге я, разумеется, сначала позвонил.
Еще когда там, у скамейки, с парнями пасся.
Без звонка в таких ситуациях в гости ездят только самовлюбленные кретины, полагающие, что уж их-то точно все и всегда рады видеть.
Я сам таких обычно либо бью, либо игнорю.
В зависимости от обстоятельств.
Причем бью как раз тех, кто, с моей точки зрения, еще пока что не совсем безнадежен.
Иначе зачем к ним еще и какие-то усилия прилагать, время свое тратить, отнюдь, кстати, не бесконечное?
И по этой самой – страшной и оттого весьма уважительной причине еще более ценное…
– Привет, – говорю, – Инусь, как себя чувствуешь?
– Спасибо, – отвечает, – хреново. Можно подумать, что сам не понимаешь. Вы с Глебом как, – приедете? Я жду…
– Глеб, – мнусь, – пока не готов. Он сейчас делами занят сильно, догадываешься какими, наверное. Сказал, что ты поймешь, типа, не просто так двенадцать лет вместе прожили. А мне велел к тебе ехать обязательно. Впрочем, я бы и сам приехал, без всяких его указивок…
– Понятно, – усмехается Инга, – ему просто так приехать нельзя. Только в роли принца на белом коне. Спасающим бедную принцессу от ментов и прочей уголовщины. Ну что ж, рада, что хоть что-то в этой жизни не меняется. А ты приезжай, конечно, буду ждать…
Но в голосе, чувствую, реальное недовольство присутствует.
И даже не слишком сильно скрываемое.
Я там нужен, разумеется.
Но только в качестве сопровождающего лица.
А так – как рыбе зонтик, приблизительно.
Нда, думаю…
– Напрасно ты так, Инг, – говорю. – Я бы и сам на его месте сразу вот так вот к тебе мчаться реально подобосрался бы. К тому же еще в такой поганой ситуации…
Она замолкает. Надолго.
Словно как на стенку какую с разбега налетает, мне почему-то так кажется.
– Так ты, – выговаривает, наконец, – исключительно в этом дело, думаешь? Что он не на место мое, – слева, в самом крайнем ряду, меня поставить хочет, а просто с духом собирается?
Я тоже замолкаю.
Только по совсем другой причине.
Ошарашенно.
– Дура ты все-таки, Инга, – выдыхаю. – Хоть и умная. Нет, если это тебе так интересно, дело не в этом. Точнее, не только в этом, конечно. Там, в его мозгах, я так понимаю, чересчур много всего сейчас наворочено. И насрано. У меня бы вообще, наверное, крыша бы прохудилась. Ну и постановка тебя на место, наверное, тоже имеет место быть. Сразу же после желания выиграть первенство мира по перетягиванию каната. И необходимости срочно научиться вязать на спицах крестиком…
Инга вздыхает.
– Сам ты дурак, Данька, – всхлипывает, – причем еще и безграмотный. Крестиком не вяжут, крестиком вышивают. И гладью. Так что если в следующий раз захочешь что-то умненькое сказать, то сначала подумай хорошенько. Головой, желательно. И инфу покачай. Тоже мне – хардкор, хулиган, кежуал. Известный, блин, журналист с именем. Сопляк неумытый. А так – приезжай, конечно. Буду ждать. Очень. Только не обижайся, пожалуйста, я сейчас не в себе немного. И внешне разобранная, и внутри растрепанная. Мне времени нужно, хоть немного. Хотя бы для того, чтобы умыться элементарно, понимаешь? И задуматься…
– Хорошо, – говорю торопливо, понимая, что вот как раз задумываться-то ей в этой ситуации ну совершенно не стоит.
Она молчит, дышит в трубку.
– Хорошо, – повторяю, – тогда через час жди, как раз умоешься. И кофе приготовь покрепче, а то я считай почти что всю ночь не спал…
Вру, конечно.
Нормально вполне я у ее бывшего мужа на квартире выспался.
Просто их сестре в такой ситуации жизненно необходимо хоть о ком-то, хоть в чем-то, хоть чуть-чуть позаботиться.
Иначе – кранты.
А ничего умнее кофе за эти короткие секунды у меня придумать все равно не получается…
Так что – сойдет и такая «забота», думаю.
Ибо – не фиг.
Вздыхаю в ответ – и немедленно отключаюсь.
Чтобы у нее даже шанса мне возразить не было ни малейшего.
…Слышавший весь этот безумный диалог Мажор понимающе и устало усмехается и, незаметно для Никитоса и Жеки, манит меня в сторону.
Он это умеет лучше всех, кого я когда-либо знал, – быть, если надо, совершенно незаметным.
Вообще, тактик гениальный, кстати.
Как я теперь начинаю понимать, именно это Али в нем в свое время особо и ценил, как ценил любое умение, ему самому недоступное.
– Держи, – сует мне в карман плотно запаянный прозрачный пакетик с белым порошком, – потом перепрячешь, куда положено. Здесь четыре веса, так, на всякий случай. Может, и пригодится, черт ее знает, в каком она сейчас состоянии…
Я жму плечами, привычно воровато оглядываюсь.
– Ну, – говорю, – ей-то это вряд ли понадобится. Она и раньше, в хорошие времена, да при живом-то Али, который тогда нос в порошок совал, как не каждый кобель под хвост течной суки, этой дрянью не шибко увлекалась. А теперь, думаю, и вовсе побрезгует. Хотя, конечно, кто его знает, что могло за такую кучу времени в человеке перегореть и перекраситься…
Гарри кивает и делает такие сложносочиненные щщи, что я даже не понимаю, чего мне больше хочется, плакать или смеяться, на них глядючи.
Все-таки психолог он – никакой, думаю.
– Так что, – спрашивает, – не нужно что ли?
Я усмехаюсь и немного отвожу глаза в сторону.
– Почему же не нужно? – хмыкаю. – Мне, по крайней мере, эта фигня – совершенно точно пригодится. Я уж и сам дилера какого искать хотел, врать не буду. Хотя бы для того, чтобы мозги себе в порядок чутка привести, да и выговорить девушку как следует. А то, догадываешься, небось, что она внутри себя под такую сурдинку насочинять может? А какие там еще, внутри этой хорошенькой головки, тараканы бегают, мне, Гарри, честно скажу, даже представить себе страшно…
– Мне тоже, – вздыхает. – Иначе бы я, наверное, с тобой поехал. Может, хоть чем-то помочь попытался бы. Хоть и не очень умею. Но я таких баб, как эта чертова Инга, просто боюсь, представляешь? И неважно, в каком они состоянии. Вчера, пока с ней по врачам ходил полночи, так чуть с ума не сошел, честно. Так что, извини, но помочь могу только тем, что тебе только что в карман бросил. А насчет того, нужно это ей сейчас или не нужно, так это пусть уж она сама решает. Я вон тоже уже больше года на «чистом» сидел и ни о чем таком просто даже не задумывался. А сегодня с утра вызвал своего старого дилера, взял пять весов и один убил прямо у себя в кабинете, представляешь? Охренеть себе, зампред правления банка, пусть и не самого крупного…
– Да ладно, – машу рукой, – видал я вас, банкиров, во всех позициях. За не самое причем длительное время моей текущей журналистской практики. И за горой кокоса, и в саунах с такими шмарами, на которых у нормального мужика и не встанет никогда, даже если ее всю этим самым порошком с ног до головы усыпать. Вперемешку с какой-нибудь виагрой, которую я, к счастью, тоже никогда не пробовал. Так что – фигня это все. Кроме пчел. А в твоем случае, кроме того, чтобы эта твоя секретарша распрекрасная, которую ты о чем-то там «предупреждал», тебя с этим самым кокосом куда надо не застучала…
Гарри в ответ только морщится.
– Я ж, Дэн, – говорит, – еще не совсем дурак. Понимаю, что в людях не как Али разбираюсь. Да что там Али, если я даже тебе в этом вопросе уступаю, причем по праву. Зато кое в чем другом вас с Глебом, как детишек сделаю, на стоячего. Но вопрос сейчас не об этом. Об этом потом как-нибудь поговорим, если будет подходящее настроение. А сейчас тебе достаточно понимать, что беду эту за собой я вполне трезво расцениваю. И секретарш себе поэтому подбираю всегда соответственной длинноногости и соответствующей степени тупости. Да еще и меняю их почаще, чтобы не сильно приживались. Так что эту куклу, ты уж поверь, только один вопрос занимает: почему это я ее еще не разложил ни разу, прямо поверх финансовых документов разной степени просроченности. И что еще, кроме вожделенного минета и варки средней говенности кофе, может входить в ее, так сказать, служебные обязанности. А кокаин, она уверена, нюхают исключительно в сортирах ночных клубов, и никак иначе. Причем только «для престижу». А балдеют исключительно от экстази…
