– Девочки, а что, если нам с вами трахнуться прямо здесь – эдак без затей, на скорую руку?
Они бурно негодуют, и это ему приятно.
– Вот псих несчастный!
– Да лучше сдохнуть!
Он улыбается.
– Напрасно вы отказываетесь. Девушки говорят «да» либо слишком поздно, когда парень уже отступился, либо слишком рано, когда их еще ни о чем не просили.
– А потом, я готов раскошелиться аж на пять кусков.
– Нет, вы только послушайте! Он что, принимает нас за шлюх?
– Ты посмотри на себя! С тобой и за сто кусков никто не ляжет!
Октав хохочет – слишком громко, чтобы это выглядело естественно.
– Сообщаю вам, что Казанова часто платил своим любовницам, значит, ничего зазорного в этом нет.
Затем он демонстрирует им эхограмму, присланную по почте:
– Смотрите, вот мой будущий ребенок. Неужели даже это не внушает вам трепетной нежности к бедному отцу?
Но и такой заход терпит позорное фиаско. Ситэ-4000 стремительно уменьшается в заднем стекле автобуса. Значит, Октав разучился клеить девиц? Значит, ему не хватает убедительности? Если и существует что-нибудь несовместимое с иронией, то это, конечно, способность к обольщению. Одна из девиц спрашивает:
– У тебя, случайно, нет с собой журнала по внутреннему дизайну?
– Которого – «Newlook»? «Playboy»? «Penthouse»?
– Ха-ха! Все остришь, бедняжка Октав!
– По-моему, он стал пошляком. Я-то думала, ему там вправили мозги.
– Нет, тебя явно недолечили! Гляньте на него, девочки, – типичный Альцгеймер!
Опустив глаза, Октав изучает собственные ноги, обутые в сиреневые туфли (стоимость каждой из них равна одной минимальной зарплате). Затем поднимает голову и жалобно взывает к своим собеседницам:
– Ну довольно, пощадите меня, юные девы! Думали ли вы когда-нибудь, что все, кто вам встречается на улице, все, кто проезжает мимо на машинах, все они, абсолютно все без исключения, обречены на смерть? И вон тот дурачок за рулем своей «Audi Quattro». И вон та сорокалетняя психопатка, что обогнала нас на своем «Mini Austin»! И все обитатели многоэтажек, понастроенных за этими антишумовыми, но совершенно неэффективными барьерами! Способны ли вы представить себе, что все они рано или поздно превратятся в кучи гниющих трупов? С тех пор как существует наша планета, на ней прожили свои жизни восемьдесят миллиардов человек. Запомните эту цифру, девушки! Вообразите, что мы с вами ходим по восьмидесяти миллиардам жмуриков! А теперь подумайте о том, что все мы, кому еще дана отсрочка, представляем собой будущую гигантскую свалку смердящей падали! Жизнь – это сплошной геноцид.
Ну вот, теперь он и впрямь вогнал их в тоску. Он доволен. Ощупывает в кармане своей замшевой куртки от Марка Жакоба зеленую коробочку с лексомилом. Она придает ему такую же уверенность в себе, как ампула с цианистым калием – герою Сопротивления перед допросом в гестапо, на улице Лористон, шестьдесят лет назад.
Самолет битком набит рекламистами. Если он разобьется, это будет началом победного шествия Справедливости. Но жизнь так подло устроена, что самолеты с рекламистами не разбиваются никогда. Разбиваются самолеты с невинными людьми, с пылкими влюбленными, с благодетелями человечества, с Отисом Реддингом, группой «Lynyrd Skynyrd», Марселем Дади, Джоном Кеннеди-младшим. И это придает загорелым деятелям мировых коммуникаций еще больше спеси: они боятся не так авиационных катастроф, как биржевых. Октав улыбается, печатая эту фразу на своем ноутбуке. Он VIP, он богат, и ему страшно – все сходится. Он пьет водку-тоник в салоне «Espace-127». («В нашем „Espace-127“ вы с удовольствием сядете в удобные эргономические кресла. Они откидываются на 127 градусов – это именно тот угол, который тело естественно принимает в состоянии невесомости. Оборудованные телефонами, индивидуальными видеоплейерами и противошумными шлемами, кресла „Espace-127“ обеспечат вам идеальный комфорт для работы и отдыха» – сообщает реклама «Air France Madame»).
В салоне бизнес-класса работники отдела стратегического планирования клеятся к артбайершам; директорские замы любезничают с телевизионщицами, координатор-международник лапает директрису по развитию. (На любом предприятии нетрудно выявить девиц, которые спят с коллегами по работе: они единственные, кто одевается sexy.) Вся эта групповуха под названием «семинар» имеет целью «укрепление связей между членами коллектива агентства», или, выражаясь научно, «оптимизацию внутренней коммуникации человеческих резервов». Октава давно уже научили подчиняться этому порядку вещей; кроме того, жизнь – это такой краткий миг, дарованный нам на круглом камешке, летящем в пространстве, что глупо тратить сей миг на обсуждение целесообразности подобной ОПТИМИЗАЦИИ. Лучше сразу принять правила игры.
– Нас выдрессировали так, чтобы мы их принимали не раздумывая. Я серфингую над бездной. Ну, есть тут кто-нибудь, кто согласится без всяких разговоров трахнуться со мной?
Прежде такие фортели вызывали улыбки, нынче они производят тягостное впечатление.
– В конце концов, после всего, что люди сделали для Бога, он мог бы все-таки дать себе труд существовать, разве не так?
Одиночество в толпе. Он непрерывно вопрошает автоответчик своего телефона, но тот упрямо твердит:
– Новых сообщений не поступало.
Октав засыпает в середине фильма с Томом Хэнксом (это не актер, а настоящее снотворное!). Ему снится сексуальная оргия на Багамах: он исследует тактильным методом выбритые влажные «киски» Ванессы Лоренцо и Хайди Клам. Он больше не скрежещет зубами. Ему чудится, что он выбрался из всего этого. Отступил от всего этого на шаг, на два шага, на приличное расстояние. И он с неслышным вздохом облегчения орошает свои «levi-Strauss» (501-я модель из коллекции «Грустные тропики» осенне-зимнего сезона 2001 года).
Но вот агентство приземлилось. Агентство получило свой багаж. Агентство расселось по автобусам. Агентство затянуло хором песенку Фюгена, не вникая в ее мрачный смысл:
«Прославим жизнь, прославим жизнь,
как будто завтра мы умрем.
Поем до завтрашнего дня,
до самой смерти пропоем!»
Октав вдруг понимает, отчего космический корабль в сериале «Star Trek» зовется «Enterprise»: агентство «Rosserys & Witchcraft» очень похоже на этот аппарат, запущенный в межзвездное пространство в поисках внеземных цивилизаций. Кстати, и сами его коллеги тоже хороши: у многих такие странные остроконечные ушки…
Едва прибыв в отель, агентство разбегается кто куда: несколько сотрудниц спешат в бассейн, другие – в магазины, третьи – в постель, отсыпаться. Те, у кого сна ни в одном глазу, идут на танцы в «Ролле» вместе с Одиль и ее обильными грудями. Октав увязывается за ними, берет бутылку «Gordon's» и за компанию выкуривает сигарету с травкой.
На пляже ситуация ясна с первого взгляда. Чернокожие девицы тут как тут. Одна из них спрашивает:
– Хочешь ко мне, котик?
Но, поскольку она говорит с местным акцентом, Октав слышит: «Хочешь ко мне в ротик?»
Вот потеха-то! И то и другое – обман, все нормально. Он прикрывает ладонью лицо, прежде чем прошептать:
– Милая, я девушек не люблю, я их гублю.
Туристский комплекс «Сали», находящийся под бдительной охраной сенегальской армии, состоит из пятнадцати отелей; агентство остановило свой выбор на «Саване», где имеются спальни с кондиционерами, пара бассейнов с ночной подсветкой, теннисные корты, мини-гольф, торговый центр, казино и дискотека; все это на берегу Атлантического океана. Со времен хемингуэевских сафари Африка сильно изменилась. Теперь основная часть континента брошена западным миром на произвол судьбы, на вымирание (в 1998 г. СПИД унес два миллиона человек, главным образом из-за того, что фармацевтические лаборатории, выпускающие лекарства – например, американская фирма «Bristot-Myers-Squibb», – отказываются снижать цены на свою продукцию). Это идеальное местечко для мотивации кадров среднего звена: в здешних краях, истерзанных СПИДом и коррупцией, бессмысленными войнами и непрерывным геноцидом, мелкие служащие из капиталистических держав вновь обретают полное доверие к системе, которая их кормит. Они покупают негритянские маски из черного дерева и прочие местные сувениры, обсуждают (или думают, что обсуждают) с туземцами виды на будущее, шлют на родину открытки с солнечными пейзажами, чтобы их семьи, закоченевшие от парижской зимы, позавидовали их счастью. Рекламистам демонстрируют Африку как отрицательный пример жизненного устройства: пусть насмотрятся и поспешат вернуться домой, утешаясь мыслью, что другим людям живется еще хуже, чем им. И тогда конец года покажется вполне приемлемым: Африка служит противовесом и оправданием их собственному благополучию. Раз бедняки умирают, значит, богатые имеют право на жизнь.
