Она округляет глаза, блестящие бесстыдством. С неохотой она поднимается с кровати и падает на пол, словно кошка. Я встаю на колени позади нее. Раздвигаю щечки жопы. Пробегаюсь всей поверхностью языка по пизде и обхватываю ее как собаку. У нее вульгарный вкус — резина, сок пизды и затхлый-затхлый пот. Я в восторге от него. Когда похоть вскипает во мне, мне приходится сдерживать себя с трудом, чтобы не спрашивать ее о том парне с хвостом. Это его сперму я сейчас слизываю? Что ты делала? Он выеб тебя в жопу? Ты сосала ему хуй? Он лизал тебя так, как я сейчас? Картинки бегут в моем взбесившемся сознании. Как он вгонял хуй в ее узкую задницу и трахал ее жестко и исступленно. Ее пизда течет, изобличая лживость лица, на котором написана такая апатия. Спорим, ты любишь, чтоб тебя еба-ли? Спорим, ты по ночам лежишь в кровати и дрочишь на своих клиентов? Тебе нравится быть блядью, правда? Ты занимаешься этим не из-за денег. Ты занимаешься этим, потому что тебе это безумно нравится] Я чувствую, как в ногах поднимается напряжение, когда во мне рождается новое желание, жажда абсолютной порочности, унижаться и быть оплеванной. Я впихиваю язык глубоко, и на сей раз она оседает, словно под действием анестезии. Она падает на локти, и ее безвольная голова оказывается на полу, неторопливо ноги раздвигаются все шире и шире, так, что от ее клитора до пола остается не более пары дюймов. Грязные образы сменяют одна другую у меня в голове, наталкиваясь на мои скрытые, самые отвратительные фантазии. И она тоже кажется захваченной тем же самым порочным чувством желания, что ведет меня. Билли однажды рассказывал мне, что в правилах проституток отключаться, когда их ебут. Наслаждение — не прерогатива этой профессии. Если так и было вначале, то затем она принялась нарушать закон своей работы снова и снова — бесстыдными стонами, позволяя своей пизде хлюпать и заливать мне лицо, наслаждаясь еблей в той же степени, что и я. Я еще посасываю ее жопу и, когда чувствую, как она замирает в предвкушении оргазма, отодвигаюсь назад и ищу бутылку. Она бросает на меня взгляд, в котором соединились испуг и возбуждение. Я пристраиваюсь на коленях сзади нее и вожу кончиком бутылки вверх-вниз по ее щелке, направив несколько ее сантиметров ей в задницу.
— Не так, — шепчет она, выталкивая ее мышцами. — Так можно повредить.
Бутылка слишком широкая и не лезет ей в задницу, поэтому медленно, осторожно я ввожу ее ей в пизду. Она резко сглатывает.
— Мне перестать? — спрашиваю я, продвигая ее еще немного вглубь.
Она смотрит на меня с двусмысленным выражением. Я чуть вытаскиваю бутылку.
— Если тебе не нравится, я перестану. Ты скажи.
Я убираю руки, но бутылка остается на месте, значит ее пизда просто крепко ее держит.
— То есть мне перестать, я правильно поняла?
Радуга эмоций меняется на ее лице. Она качает головой с бессловесной энергией.
Я хватаю ее за волосы и рывком поворачиваю ей голову, заставляя ее смотреть на меня, пока я пропихиваю остатки бутылки. Я пялю ее быстро и грубо. Мышцы на ее спине выгибаются и опускаются, блестя от пота. Я ебу ее бутылкой все жестче, работая запястьем. Ее пизда жадно засасывает бутылку, задавая скорость и силу скачки. Я засовываю указательный палец свободной руки ей в задницу, она, кажется, расширяется и сжимается с каждым выпадом и поступательным движением бутылки, а я поражаюсь шелковистости кожи, разделяющей пизду и жопу. Я трахаю ее без изысков или сопереживания. Их больше нет во мне. Я лишь дергаю бутылкой туда-сюда насколько могу быстро. Ее стон переходит во вскрикивания, и все ее тело содрогается и передергивается, а потом она изгибается, падает на пол, и бутылка пулей вылетает из нее.
Она отодвигается в сторону и лежит, обессиленная, мерцающая потом. Я плавно пристраиваюсь возле нее, все чувства медленно возвращаются, и я пребываю в счастье от этого момента. Блядь и клиент слились воедино и близки друг другу, словно новобрачные.
Мы лежит рядом в тумане отходняка, тени обрисовывают, как вздымаются и опускаются наши грудные клетки. Мы вновь чужие, мы неловко молчим и возвращаемся обратно. Меня охватывает знакомый импульс пуститься в бегство. Я не желаю находиться в этой комнате, с этой женщиной. Я чувствую запах ее пизды у себя на губах, и меня подташнивает, я чувствую себя грязной и разрушенной. Мне следует одеться и уходить. Вот как я поступлю.
Через минуту.
Я ухожу.
Я просыпаюсь. Где нахожусь, не знаю. Непостижимо темно. Громкая музыка просачивается через потолок, водоворот ударных и басов. Без голоса. Без мелодии. Лишь оголенный звук рвется вверх-вниз по гамме, отрицая всю тональную логику. В пизде у меня влажно и неуютно. Постепенно до меня начинает доходить, что она лежит рядом со мной. Сабрина.
Ночь вспышкой мелькает передо мной. Покахонтас. Лайам. Дедушка на автобусной остановке. Эта.
Она накинула на нас одеяло, которое пахнет кошками и мужскими телами. Она лежит на спине, отвернув от меня лицо, мягко всхлипывает, заблудившись в каком-то далеком сне.
Смятение и страх рассеиваются, похоть, пробуждаясь, наливается. Моя рука ползет по ее телу, обнаруживая его наготу. Я дотягиваюсь до пизды. Она течет. Я окунаю в нее палец, и мокрым его кончиком потираю ей клитор. Она чуть шевелится и издает слабый стон. Я массирую сильнее, и она инстинктивно раздвигает ноги. Это неправильно. Осторожно я запускаю внутрь два пальца. У нее густой и затхлый сок. Мои пальца замирают внутри, другой рукой я мастурбирую. Кончаю сильно и яростно, это вырывает ее из дремоты. Она сердито вздыхает и отворачивается, высвобождаясь от моих пальцев. Я тоже что-то бурчу и проваливаюсь в никуда на своей подушке.
Когда я очухиваюсь, уже утро — подлое и постепенное осознание, окопавшееся у меня в голове. Слепящие нити света бьют сквозь дыру в занавесках, отбрасывая меня обратно на покрывало. Вокруг воняет. Я воняю так, что пиздец. Снаружи город до сих пор продолжает мало-помалу дремать. На улицах нет ни движения, ни шума. Болит горло, и я чувствую враждебность по отношению к лежащему рядом. Телу. От его мускусного запашка мне резко делается дурно. Я откидываю покрывало и бросаю в ее сторону косой взгляд. Волосы у нее прилипли ко лбу, косметика смазалась на подушку. Она на десять лет старше, чем показалась мне вчера. Свет из-за занавесок обращает мое внимание на заживающий герпес на ее обкусанной нижней губе. Я отшатываюсь — какого хуя я страдала по этому вчера ночью? Я осторожно соскальзываю с кровати и пробираюсь в ванную. Вот что, должно быть, испытывают женатые мужчины, когда просыпаются после пьяного знакомства на одну ночь с какой-нибудь шлюшкой — эту гремучую смесь из ужаса, вины и отвращения. Мои джинсы от радиатора стали жесткими как картон. Набрасываю куртку, которую нахожу под ними, она вся выцвела, но зато теплая и сухая. В кроссовках хлюпает, а джемпер и джинсовка воняют мокрой псиной. Я жадно глотаю апельсиновый сок из растерзанной картонной упаковки, обливая себе подбородок. Замечаю пачку «Эл-энд-Би» среди кипы счетов в вазе для фруктов и беру ее себе.
На улице от света у меня начинает раскалываться мозг, отдаваясь в глазах. Сейчас время прекрасного ничто между рассветом и восходом, когда и вчера, и завтра наделены равной властью.
Вчерашний день — отстой.
Я выбросила недельные карманные деньги на опыт, оставивший мне чувство растраченности и нелюбимости. Я отшила Билли и выказала себя дурой. У меня два недописанных эссе, сдать которые нужно было два дня назад, и я не озаботилась позвонить папе, предупредить, что не ночую дома. Сую руку в карман, оказывается, у меня вполне хватает на такси, но вместо этого я решаю прогуляться пешком, чтобы вчерашний день полностью выветрился у меня из организма.
Принцесс-авеню в это время года ошеломляет. Листья начинают высыхать и опадать, а осенний воздух обостряет и очищает все вокруг. Изо рта у меня идет пар, и я вынуждена дуть на руки, чтобы они не ныли. Я бреду по усаженной травой разделительной полосе автострады, каковую вскоре усеют немолодые господа с Ямайки, погруженные в безмятежные размышления, и у всех у них будут поблескивающие глазки, а под седыми серебристыми бородами — благостные улыбки. Эта образ настраивает меня на волну ностальгии, и я неожиданно снова вспоминаю, что именно мне так дорого в Токстифе. Для него не существует закона. Какие бы проекты и нововведения ни навязывали Л8, его граждане не обратят на них внимания и продолжат заниматься своими делами. Они жесткие, эти люди, что живут здесь — это несомненно. Джеми, Билли, Син, Лайам — даже мистер и миссис Кили; все они несут в себе дух своего района, и все они принадлежат к числу самых лучших людей, кого я знаю. Даже у ебучего Сина харизмы больше, чем у десяти Джеко.
Я ловлю себя на том, что спрашиваю себя, чем была прошлая ночь для нее. Сабрина! Уж скорее Мэнди или Мишель. Мне жаль ее. Мне стыдно за ту часть себя, что поставила ногу ей на голову, пока она извивается, пытаясь вдохнуть воздуха. Редкая для меня слезинка капает из глаза и холодит мне щеку.
