- Может и так, гражданин следователь, не упомню я. Одно только помню - как бегу по этой лесной дороге. И вижу - вон он, впереди катится... Почуял что-то, остановился. А меня ноги сами несут вперед. Да и куда на прямой-то дороге спрятаться - куртка у меня оранжевая, видная издалека. Постоял он и как покатится мне навстречу! Сплюснулся весь, а по бокам как будто два плавника острых на глазах вырастают. И давай крутиться - быстрее и быстрее. Только я приостановилась - а он, как мячик детский, прыгнул, прямо в лицо мне. Только Бог спас - я глаза закрыла и колуном прикрылась. Хрястнуло что-то, у меня в руках только топорище осталось. А он на дорогу упал, шипит тонко и крутится. Сама не знаю, откуда только храбрость взялась - кинулась на него и давай топорищем гвоздить! Бью и бью, пока не затих...
- Ну что ж... До выяснения всех обстоятельств дела Вы свободны. Погодите, сейчас пропуск выпишу.
- Спасибо, гражданин следователь. Всего доброго Вам.
Враги молча глядели друг на друга.
- Ну что? - первым сказал тот, что был выше почти на голову. С ног до головы закованный в черное железо, так что даже лица его не было видно, он сжимал в руке, закрытой шипастой перчаткой, широкий меч. Лезвие, вороненой стали, шириной в ладонь, тускло светилось в полутьме. - Не надумал сдаться?
- С чего бы это? - спокойным голосом отозвался второй. Светловолосый, одетый только в белую рубаху и холщовые штаны, он стоял, опираясь на изогнутый ствол горной сосны и вертел в руках сорванный где-то прутик.
- Послушай, - помолчав, снова заговорил его противник, - разве ты не понимаешь, что шансов у тебя нет? Я искал тебя так долго, что успел за это время стать великим воином.
- Да, я часто слышал о тебе, - кивнул второй, скользнув взглядом серых глаз по глухому забралу черного шлема. - Но для воина ты удивительно злопамятен. Скажи - зачем это все? Завоевав три империи, покорив целую кучу мелких царств, ты вдруг бросил все и отправился искать меня? Не понимаю.
Глухой смешок раздался из-под шлема.
- Не понимаешь? Не понимаешь... Да все, что у меня осталось - это ненависть к тебе! Ты отнял у меня остальное!
- Я? - удивился светловолосый, опустив прутик. - Ненависть - странное слово для того, кто не знает соперников ни в битве, ни в веселье. Я не мог отнять у тебя ни деньги, ни власть. Они мне не нужны.
- Деньги у меня есть и их много. Иначе я вряд ли нашел бы тебя - шпионам нужно платить. Власть моя тоже никуда не делась. Весь лес окружен моими войсками, которые только и ждут, чтобы по первому приказу прочесать его до последнего листика.
- Много чести для одного меня, - коротко рассмеялся сероглазый, почесывая прутиком босую ногу. – Ты не ответил. За что ненавидишь?
Воин в черной броне приподнял меч. Теперь острие клинка смотрело его врагу точно в лицо. Он сделал шаг вперед - скрежетнули пластины брони, земля вмялась под тяжелым сапогом.
- Ты... лишил меня уверенности в будущем. Слушай и молчи! - яростно выкрикнул он, хотя в лесу и без того царила полная тишина. - Ты ведь был таким же, как я! Вспомни хотя бы Долину Тысячи! Мы дрались там бок о бок, и ты прикрывал мне спину, и солнце не заходило целую вечность...
- Я помню, - кивнул головой второй.
- И у Арранто, когда варвары шли на нас силой, вдесятеро большей, ты стоял рядом и смеялся...
- Я помню, - кивнул второй.
- И когда их таран пробил ворота Цитадели Душ - ты был в первом ряду и бросил мне секиру вместо моей, у которой треснула рукоять...
- Я помню.
Тусклый отблеск лезвия упал на траву. Светловолосый проводил его странным взглядом.
- А потом - ты бросил все и ушел. Оставил меня тогда, когда слава уже была нашей, была вот где! - гигант поднял руку и пальцы в боевой перчатке с железным хрустом сомкнулись в кулак. - Ты оставил меня, когда Империя легла под ноги, словно уличная девка - приходи и бери! Ты предал... – шепотом закончил он.
- Разве плохо, когда вокруг много места?
- Хватит, - проскрежетал бронированный, - пришло тебе время умереть. Ты всегда ловко плел языком петли, еще и за это я тебя ненавижу. Кстати, знаешь, что сейчас мои солдаты жгут окрестные деревни и вяжут жителей?
Светловолосый вздрогнул и впервые за весь разговор отступил на шаг.
- Зачем? - крикнул он. - Что тебе крестьяне-то сделали?
- А... Я так и знал, что этого ты боишься больше меча... Да затем, что эти, так любимые тобой, землепашцы и рыбаки, прослышав, что я иду к лесу, попытались взбунтоваться. Они, понимаешь ли, не хотели, чтобы я причинил тебе вред!
- Ты бы отпустил их. А то... - внезапно успокоившись, снова мягко сказал второй, начертив в воздухе прутиком прямую линию.
Резкий смех взорвал тишину леса.
- Ого! - громыхнул воин. - Хоть трусом ты не стал, и то хорошо! Ну что ж, мы с тобой тут болтаем, а скоро уже ночь, и я намерен вернуться в столицу еще до рассвета. Сотник!
За деревьями бесшумно возникла фигура, сверкнувшая кольчугой.
- Слушай приказ. Крестьян отпустить, черт с ними. Сейчас я убью этого... предателя. Приготовь гроб – я хочу привезти труп в столицу и выставить на площади.
Фигура так же безмолвно исчезла.
- Ну что? - так же, как и в начале разговора, спросил тот, что был закован в черные латы. - Не сдашься? Будешь тянуть до конца?
Его враг, пачкая рубаху смолой, оттолкнулся от соснового ствола и не спеша пошел навстречу.
- Идиот... - усмехнулся воин. - Ну, прощай!
Он вскинул меч и обрушил его вниз.
Светловолосый небрежно отмахнулся прутиком, все еще зажатым в пальцах - тяжелый черный клинок, встретив гибкое дерево, которое и ребенок смог бы переломить в пальцах, вырвался из руки и вонзился в сосну. Второй выпад был неуловим. Тонкий прут прошел сквозь щель забрала и остался торчать там, погрузившись почти наполовину. Еще секунду гигант стоял неподвижно. Потом тяжело рухнул, ударившись об землю всем телом.
Переступив босыми ногами через упавший в траву меч, светловолосый присел на корточки.
- Вечно ты все усложняешь, - безмятежно сказал он, глядя как темные капли сочатся сквозь забрало. – У воина, кроме ненависти, должно быть еще что-то. Не знаю... Может быть, чувство меры?
(пьеса)Кремль. Тронный зал. На троне никого нет. Потому что раннее утро. За окном безраздельно царит XVI век.
В зале толпятся бояре и тихо переговариваются. В щели потайных ходов дует.
Со скрипом открывается прекрасно знакомая всем секретная дверь. В зал входит Царь. Бояре ломают шапки. Вскоре весь зал усыпан поломанными шапками. Царь, брезгливо хрустя по шапкам, подходит к трону и садится.
ЦАРЬ: - Боярин Кузьма Нащокин!
Из толпы бояр выходит Кузьма Нащокин, поправляя на животе окладистую бороду. Царь пристально смотрит на него. Боярин бледнеет, начинает трястись всем телом, потом падает и умирает.
ЦАРЬ: - Хм... Боярин Афанасий Рылеев!
Из толпы выходит точь-в-точь такой же боярин, только чуть пониже ростом и с кривоватой бородой. Не дожидаясь, пока Царь посмотрит на него, Афанасий Рылеев бледнеет, падает и осторожно умирает. Царь начинает нервничать.
ЦАРЬ: - Боярин Василий...
Распихивая толпу, вперед пробираются сразу десять бояр. Постепенно становится понятно, что все они - Василии. Они падают и умирают. Царь заинтересованно возится на троне.
ЦАРЬ: - Может, Патриарха позвать?.. Эй, кто там! Патриарха Никона ко мне!
Входит рында с топориком. Смущенно кашляет и переминается с ноги на ногу.
РЫНДА: -Так что... Патриарх Никон велели передать, что они только что умерли.
ЦАРЬ: - Кто велел?
РЫНДА: - О-они... Оне... Никоны...
Рында падает, с грохотом роняя топор, и умирает. Бояре смутно клубятся в углах. Царь откашливается и встает с трона.
ЦАРЬ: - Бояре! Настоящим повелеваю...
Толпа бояр тихо оседает на пол. Все они безнадежно мертвы. С улицы сквозь решетчатое окно все громче слышен гул народа, отдельные выкрики: "Царь-батюшка, покажись!", "Челом бьем!". Доносятся крики и крепкая ругань - видимо, бьют какое-то чело. Некоторое время Царь ходит взад-вперед по залу, потом решительно открывает окно.
ЦАРЬ: - С чем пришли, детушки?
За окном слышен глухой перестук падающих тел и последние вздохи. Наступившая тишина решительно невыносима. Царь бесцельно тыкает пальцами в изразцы голландской печки. Подходит к большому зеркалу и долго смотрит на свое отражение. Потом внезапно падает и умирает, роняя скипетр, державу, шапку Мономаха и ключи от города. Через некоторое время бояре начинают шевелиться и нерешительно ползут ближе к царским регалиям.
Впрочем, некоторые мертвы взаправду.
Итак, вас пригласили на день рожденья.
Понятное дело - это катастрофа. Поскольку означает, что вас, несмотря на все усилия, все еще хотят видеть, ценят, желают с вами общаться и даже может быть (о ужас!) считают "душой компании". Не отчаивайтесь. Главное - повести себя правильно. Если выработать нужную тактику, то можно с большой уверенностью говорить, что после этого вас позовут только на слет ассенизаторов. Да и то лишь тогда, когда станет ясно, что осталось слишком много пригласительных билетов.
