«Зачем она постоянно носит эту майку? Как ее ебать в ней?» — потихонечку про себя возмущалась я. — «Ноет о сексе, так оденься нормально, мне много не надо, только не ходи в этой половой тряпке. Сколько их у нее? Ведь одна! Но каждый день с завидным постоянством эта ебаная майка превращает мою жену в пугало. Стирает она, что ли, её на ночь, как трусы, и сушит на батарее?»
— Маша, когда ты выбросишь эту футболку? — осмелилась я в этот раз спросить свою супругу. — Тебе не стыдно в ней ходить?
— Никогда! — отрезал голос из вражьего стана: Не голос жены!
— Маш, но ведь:, - начала было я.
— Другой нет! — убедительно рявкнула моя спутница жизни и покосилась на меня недобрым глазом.
Я отодвинула тарелку, борщ я доела:, и опять уставилась на напряженную в нервах Машину спину. Мне стало грустно. Лицо жены, жопа тоже, а голос не той девочки, с которой я познакомился когда-то, тогда это был голос маленького ангела, и одевался дома этот ангел, не как уборщица из овощного магазина. «Ну, как же ее всё-таки ебать в таком виде? Блядь, никакая острота ощущений не притупляется с годами, сними ты с себя это говно, и я выебу тебя в любой момент. Так нет, ни хуя, еби меня такую. Что за дура!»
Это были ленивые мысли, вовсе не злые, думала об этом я каждый день, и привычная их ежедневная порция закончилась. Я допила чай, не помню, сколько штук безе влезло в меня в тот вечер после борща и тефтелей, и пошла к своей маленькой дочке.
* * *
Черные отглаженные брючины, черные ботинки на желтом линолеуме… В разных направлениях в черных костюмах мимо меня проходили мужчины, много мужчин, я видела только их ноги, точнее смотрела я только на них. Я опять сидела на кухне и растерянно озиралась: «Где Маша с Лизой? Куда они делись?»
В центре этой вокзальной толкотни, непонятно как уместившейся на двенадцати квадратных метра кухни, сидела наша кошка. Только успела я ее заметить, как из-под нее начала растекаться жидкая, поносная лужа, края ее медленно угрожающе ползли в разные стороны и уже почти касались ее задних лап. «Опять срёт не на месте. Откуда во всех столько говна? — справедливо возмутилась я. — Опять мыть ее придется». И чтобы наша полосатая киска не испачкалась, я схватила ее и переставила на другое место… и переставила еще… и еще, а она все гадила и гадила…
«Папа, я муравей, я по тебе ползу. Просыпайся», — я открыла глаза, по мне совсем не как муравей прыгала в смешной пижаме моя пятилетняя дочка. Я схватила её и затащила под её визги к себе под одеяло.
«Какой хороший сон!» — обрадовалась я. Вспоминать, к чему сниться говно, мне было не надо, что это значит, я хорошо знала, и такие сны всегда сбывались. Мои денежки! С хорошим настроением я вскочила с постели и начала с остервенением делать зарядку.
— Телефон! Мобильный твой звонит! — я взяла из Машиных рук трубку и, пытаясь отдышаться, села на край кровати.
— Боряныч, привет! Это Петя. Как дела? — я услышала знакомый бодрый голос одного нашего питерского клиента.
— Привет, Петь! Нормально… снимаем. Всё как обычно, — осторожно ответила я.
Звонка я этого ждала давно, за отснятый нами новогодний сюжет для наружной рекламы «Петра 1» уже месяц не отдавали деньги: Как у меня дела?…Ни хрена не интересовали его мои дела. Он хотел услышать, что работаю я с утра до вечера, он хотел услышать названия известных фирм — моих клиентов… Задушенный провинциальными комплексами, он подсознательно хотел еще раз убедиться, какой он классный и правильный функционер рекламного агентства, как он правильно нашел правильных фотографов, и хотел слышать подтверждения всех этих правильностей. Теперь все другие наши клиенты должны были ему это доказывать: «Петя, ты поступил правильно, мы тоже обратились к Борису Фомину и денег заплатили не меньше, чем ты…» Он хотел это слышать, я привычно озвучила — все шикарно, все ОК! И перечислила, немножко привирая, что мы снимали за последние две недели.
— Классно, классно! Дела идут: А мы хотим денежки отдать вам к Новому году за последние съёмки. Сколько мы там должны — четыре двести?
— Ну, вроде того:, - неуверенно согласилась я.
Я сама уже абсолютно не помнила точную сумму, но на четыре двести перед Новым годом я была очень согласна, и вереница возможных новых покупок и новогодних подарков праздничным вихрем пронеслась у меня в голове.
— К Лене Зеленовой заезжайте. Можете уже сегодня. И для «Русского стиля»… Мы с тобой говорили о съемке… очень предварительно… Я перезвоню тогда позже, поговорим, — закончил деловую часть Петя, и мы еще раз начали расшаркиваться по телефону, многократно поздравлять друг друга с наступающим и, наконец, попрощались.
Четыре двести — это первая кучка говна! Да-а, просто так снятся только эротические сны, сны про говно у меня всегда к деньгам. «Всё-таки Петька — хороший парень, несправедливо и по-сучьему я его описала», — тут же подумала я, положив трубку. И всё их питерское агентство «Бизнес Линк» было очень приятным, работу они организовывали супер, не спустя рукава, работали они с энтузиазмом и даже, я бы сказала, с радостным воодушевлением и к тому же очень дружно. Привычная для многих московских рекламных агентств снобистская атмосфера самолюбующихся бездарностей не наполняла их офис, обычные приятные люди были обычными приятными людьми. После работы с ними я полюбила Питер.
Пока я собиралась на работу, пока я доехала до нее, мой телефон звонил еще несколько раз. Что за чудо-сон!? Мне все пообещали вернуть деньги и заказали две съемки. Надо завести еще одну кошку, пусть гадят в моих снах вдвоем — денег будет больше.
* * *
Я притормозила перед поворотом на родную Зорге и без зимней резины, с повернутым направо рулем, покатила, как на лыжах, абсолютно прямо по жидкой снежной каше и ткнулась бампером в, слава Богу, засыпанный снегом бордюр.
С десяток машин тупо и возмущенно забибикали, мужик из облезлого «каблучка», чудом успевший проскочить у меня перед носом, не поленился остановиться, вылезти и что-то долго орать… Я ничего не соображала, ДТП — единственная паранойя в моей жизни. Вкус во рту изменился, руки дрожали… Чего все сигналят?… Идиоты! Радовались бы, что ни в кого не въехала. Странно, но, когда заскользили колеса, и машина понеслась прямо в этот сранный «Москвич», первым возник не страх и не мысли о травмах и об ущербе, первой появилась мысль: «Вот как хорошо! Врежусь сейчас прямо у работы, эвакуатор вызывать не надо, сэкономила 50 долларов». Снег, валивший всю эту ночь, и чуть не ставший причиной аварии, в то же время спас мою машину даже от царапины. Не такой уж он плохой и коварный — этот русский снежок!
Обозначенный с утра вещим сном про говняшки, подтвержденный «хорошими» деловыми звонками и ДТП без последствий, сегодня точно был особенный и счастливый день. Я бодро вошла в студию, стопроцентно уверовавшая в это.
Сейчас, сейчас, сейчас…
Быстрей, быстрей, быстрей…
Я раскрыла свой ежедневник — скорее надо всё записать, составить план на жизнь до Нового года, всё запланировать именно в этот день, всё, что собиралась сделать… Я долго листала его, пытаясь найти конец своих записей. Последняя красной ручкой была сделана в сентябре — «1 сентября — Начало учебного года». Я тупо уставилась на нее. С какой целью я ее сделала? В свои 34 года я шла в первый класс? Нет. Может быть, в десятый или в институт? Нет, я нигде давно не училась, моя дочка ходила в садик… Я посмотрела на почерк, почерк у меня неустойчивый и всегда разный, но узнаваемый — корявый и мой. Я не понимаю себя спустя пару месяцев, не понимаю саму себя! А как меня понимают другие люди?
Настроение было мобилизовано на активные действия — на войну, штурм и победу, копаться в себе не хотелось. «Начало учебного года» — ну, и наплевать, написала и написала… Представила себя юной школьницей в нарядном платьице и в белом фартучке… Что такого? Не все разве взрослые мужики представляют это? Не все? Тоже наплевать, буду одна такая… Я решительно открыла первую попавшуюся страницу ежедневника и записала: «План». Рука дернулась на следующую строчку и застыла… Я растерянно уставилась в потолок, с него свисал одинокий, электрический провод — не хватило ему при прошлогоднем ремонте сэкономленной красивой лампы:
«А какой у меня план?» — озадачено задумалась я. — «Работа?: Она идет своим чередом, пиши, не пиши — больше её не станет. Да, смешно было бы записать — „24 декабря снять рекламу для „Мальборо““. Это, как у Мюнгхаузена „после обеда подвиг“. Работа, работа… Как на нее повлиять — до сих пор для меня загадка…»
Я ещё долго так сидела в растерянности и неподвижности, медленно съезжая со стекленеющими глазами и затекающими членами вглубь плетёного кресла:.
И: наконец, рука моя ожила и уверенным бодрым движением смело сделала первую запись: «1. Сходить к сексопатологу». Сделала и тут же засомневалась, отбросив от себя дешёвую шариковую ручку, в правдоподобной возможности такого, казалось бы, несложного с виду мероприятия.
